[45-street]

Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Бета: —
Рейтинг: G
Жанр: romance
Дисклеймер: моя только шизофрения

Саммари: U-48. ♠ Мифология. Орфей|Эвредика. «Зачем ты обернулся тогда?...»

460 с.

Он пьет так, как люди не умеют пить. Случайные собутыльки говорят, что так мог пить, пожалуй, только Дионис. Он отмахивает, кривит губы в загнанной усмешке человека, увидевшего то, чего видеть не следовало. В его глаза – вечный туман, словно в комнате курильщика опиума, да он и сам – не лучше. В его комнатах – всегда бардак, гордо именуемый художественным беспорядком. Но кого это волнует? Ни одну из тех, кто проводит с ним бессонные ночи. На его кровати – смятая простынь и одинокая подушка. Случайно ли? Словно невысказанный намек, что её хозяин слишком привык спать один. Он сам – тень в суете дней и ночей, лиц, городов, стран, уютных старых баров... прожитых лет, а может быть – и веков.
Он путешествует налегке, выступая везде, где придется. Под его пальцами оживают струны – лютня ли, арфа ли, гитара – ему уже, в сущности, всё равно. Глядя не перед собой, а сквозь, невидящим взором, словно читая ноты и слова песен на всех языках с невидимых страниц, он касается сердец людей, чтобы расцвести у них на глазах, влюбить в себя и в окружающий мир, зачаровать, заставить слагать о себе легенду за легендой.
Но он жалок, потому что времена меняются, Олимп пал под натиском технологий, экономического кризиса и пиар-индустрий. Быть богом может каждый. Зевс, снилось ли тебе такое? А ты говоришь, титаны. Детский лепет на заре мироздания. Некому петь, некого любить, нет того, за кем пойти и за кого умирать. И он идет, вперед, не разбирая дороги, из города в город – поездами, автостопом, пешком, выбиваясь из сил.
В городах из бетона и лжи, но без имен, снимает комнату, а потом – девушку с хорошеньким лицом, каждый вечер – новую; словно отдавая свою дань нимфам, предпочитает шаловливых нимфеток. А потом под утро проваливается в зыбкое царство Гипноса. И всё бы хорошо, но, Боги!.. Уходи, Морфей, просит он, я не звал тебя. Ему никто уже не отвечает – у богов нет сил, потому что люди смогли научиться жить без них, а они без людей – нет.
Ему хотелось умереть, но он не смог, как не пытался – даже те легенды, что он написал, не убили его.
Ему хотелось жить – но и этого не получалось – он просто влачил жалкое существование.
Ему не хотелось существовать – и он заблудился в лабиринтах собственных рифм.
И каждый раз, когда ему казалось, что боль отпустила, и жизнь больше не держит, и пора бы уже уйти на покой, она приходила к нему во сне, сотканная из струн, которые он не смог порвать, из вина, которое не успел выпить, из сказаний, которые не успел написать. Она не укоряла, не плакала, а только грустно улыбалась.
И поутру, он всё равно вставал, оставлял всё, что имел и шел дальше, вперед с упрямо поднятой головой, не глядя назад, потому что в пустой голове отдавались эхом её последние слова – «И все же, зачем ты обернулся тогда?..»

Саммари: Е-18. ♠ Г. Олди "Черный баламут". Индра | Вишну. «Это я виноват». Второе.

260 с.

В Безначалье тихо и пусто. Спокойны воды древней Прародины. Что спит еще в этих глубинах; какая сила притаилась в бездонных вода? Ты помнишь, как пахали Океан, ты помнишь две собственных непонятных битвы: тогда тебе было невдомек, к каким последствиям они приведут. Ты ступаешь по воде – как это, право, пафосно. Но тебе положено, ты – Бог. Фыркаешь, зло и как-то непривычно, смаргиваешь попавшую в глаз пылинку. Удивляешься. Мало того, что раньше моргать не приходилось – ты и о существовании пыли совсем недавно узнал. На поле Куру.
И с тех же пор в груди непонятная тяжесть.
– Упендра… – над водой распустился свою купель розовой лотос.
Всё как всегда. Словно и не было ничего – ни бунтующей аватары, ни слез, ни отчаяния, ни обиды. На кого обиды-то? На тебя, Стосильный, на тебя… На тебя, Индра Стоглупый!
Разглядываешь смуглую кожу, мягкие складки желтого шелка, гирлянду цветов на груди, тонкие запястья под множеством браслетов, тяжелые прикрытые веки с пушистыми ресницами…
И кто-то чужой, кто поселился в твоей душе не так давно, протягивает руку и приподнимает Вишну за подбородок:
– Наступила Эра Мрака, Упендра, – говоришь ты, а чужак внутри тебя насторожено и хищно скалится: он не любит ни ждать, ни миндальничать. – Нет нужды больше в тапасе, духовные заслуги нынче не в чести.
Сильнее тянешь его за подбородок – к себе; Вишну не отрывает глаз, но из-под пышных ресниц скатываются две слезы:
– Это всё я, – шепчет братец, – всё я виноват…
– Нет. Не виноват. – «Подожди. Не торопись. Оставь его… Не время, Секач!» – Но уж точно, не ты один.
Отпускаешь, разворачиваешься, уходишь.
И только в груди выстукивает чужое сердце, не причитающееся богам: «Рано, еще рано! Сам придет. А у нас ещё вся Кала Юга впереди..!»