[45-street]

Secret Santa-2011/2012 для  Шапка-Ушанка по заявке:

...

а) Авторский фик, перевод или фанарт
б) Хочу только 2786 (Цуна/Хару). Можно и TYL! версии.
в) Рейтинг – G, максимум PG-13, жанры – все что пожелает, и посчитает нужным автор, кроме флаффа или розовых соплей. На Новый год хочу новогоднюю атмосферу (но это как пожелает автор). Еще можно упоминание Хаято и Такеши (люблю четверку Цуна, Гокудера, Ямамото и Хару, только как друзей)
г) Не хочу видеть НЦу, яой, побочные пейринги (особенно слеш), не хочется, чтобы Цуна сначало любил Кеко, потом посмотрел на Хару, или решил, что если не Кеко, то Хару т.п. Также не хочу видеть Кеко и Хром, даже слабым упоминанием.

Название: Пустые хлопоты
Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Бета: Egoista
Персонажи: ~4-5YL Тсуна/Хару, Ямамото, Гокудера
Рейтинг: PG
Жанр: romance
Предупреждения: автор очень старался от этого уйти, но, боюсь, вышел всё равно бессюжетный флафф.

2900 с.

Гокудера вытряхнул из пачки сигарету, засунул в рот, но закуривать не стал.
– У тебя отравление свежим воздухом случится, – со смехом предрек Ямамото, ткнув друга под ребра.
Гокудера начал какую-то заковыристую фразу на итальянском, но заметил пристальный взгляд Тсуны и осекся, недобро зыркнув.
– Ты... придурок! Сколько лет прошло, а шутки такие же глупые, как...
– Гокудера ужасно скучал по Ямамото, – прервал очередной словесный поток Тсуна.
– Да просто места себе не находил, – проворчал Гокудера, поправляя шарф. – Ну что, идём?
Хару восторженно смотрела на низкие приземистые домики с оштукатуренными стенами и облицованными темным деревом окнами, на черепичные крыши и на пушистый снег вокруг. Солнечные зайчики играли яркими бликами по белым сугробам, слепили глаза. Морозный воздух звенел перетянутыми струнами. С неба медленно падали крупные редкие снежинки, ложились на плечи и волосы, оседали влагой на лице.
– Красиво здесь, – восхитилась она. – Словно пряничные домики в сахарной глазури.
Гокудера криво усмехнулся.
– У Хару нет слов!
– Тогда молчи, женщина. Тебе полезно.
– А ты как был грубияном, так им и остался, – надулась Хару и угрожающе сжала правую руку. В руке были лыжные палки.
Они приехали поздним вечером накануне. Альпы встретили их снегопадом. Хару очень переживала, но Гокудера спокойно объяснил, что в этом нет ничего страшного – обычное дело в горах. Циклон идет мимо, сказал он.
При встрече Гокудера казался по-настоящему взрослым и спокойным, – не то, что сейчас. Хару даже подумала, что последний год в Италии благотворно сказался на его характере. В любом случае, с самого утра на его характере сказывался Ямамото, так что за время, что они провели подбирая в гостиничном прокате лыжи, Гокудера из уравновешенного и рассудительного молодого человека превратился в того громогласного хама, каким и был раньше.
Только тогда Хару перестала робеть.
Жизнь менялась, люди – нет, поняла она.
А началось всё месяц назад, когда между парами в университете её поймал Ямамото. Они уже второй год учились вместе – после школы оба решили заняться спортом, так что Хару вернулась к лёгкой атлетике, а Ямамото всё-так же оставался верен бейсболу. Они часто пересекались, иногда вместе сидели в кафетерии. Многие однокурсники считали их парочкой влюбленных. Хару смеялась, недоумевая, как можно такое вообразить.
Они хорошо ладили – им было о чем поговорить и о ком вспомнить.
В отличии от них, Тсуна сразу после окончания старшей школы уехал в Италию – его отец настоял на обучении в Европе. Вместе с ним уехал и Гокудера, считавший, что должен следовать за своим боссом, как собака, на шаг позади и по левую руку. Вероятно, он собирался доблестно закрывать Тсуну собственным телом от любых нападок – в том числе и от нападок язвительных европейских профессоров, как со смехом полагал Ямамото.
Тсуна писал редко, зато присылал настоящие письма, написанные от руки, с длинными описаниями, шутками и сетованиями. Письма приходили Ямамото, но тот неизменно звал Хару, и они долго со вкусом вчитывались, обсуждали, смеялись и писали в ответ.
Время от времени Гокудера присылал фотографии на e-mail, оставляя маленькие сопроводительные комментарии. Зачастую выглядело смешно и нелепо, но в этом был весь Гокудера, так не любивший проявлений чувств. Иногда, когда задерживались письма, он писал гневные сообщения, в которых между строк сквозило неподдельное беспокойство.
Они почти не созванивались – сказывались различие во временных поясах и общая занятость.
Летом Хару очень ждала возвращения Тсуны в Японию, но что-то не заладилось. Сначала у него были какие-то дела в университете, потом – ещё что-то, о чем знал, но молчал Ямамото. Хару не спрашивала – только через день бегала в храм.
В тот день, когда Ямамото догнал её и с таинственным видом сунул в руки письмо, она сначала удивилась. А потом кинула взгляд на дорогую желтоватую бумагу, на размашистый кривоватый почерк, и ей стало неожиданно спокойно и радостно.
Они вместе сбежали с какой-то особо скучной лекции, которую читали в огромном лектории для всего потока, и засели в университетской столовой. Письмо было нехарактерно коротким, но его содержание заставило обоих глупо улыбаться и ожидать предстоящих Новогодних праздников.
Тсуна звал их к себе в заснеженную Европу – кататься на лыжах и пить обжигающе горячий грог у подножья Альп. Все расходы он брал на себя. От них требовалась самая малость – согласие.
Следующий месяц Ямамото и Хару провели в томительном ожидании, которое скрашивало сессионные переживания.
А потом были самолет, долгий перелет и двое незнакомцев, встречающих в аэропорту.
Хару чувствовала себя неловко с этими новыми Тсуной и Гокудерой. Она корила себя за глупые мысли и неуверенность, но не могла ничего с собой поделать. Невероятно спокойный мягкий взгляд и непривычный акцент Тсуны смущали её и заставляли опускать глаза весь вечер. Засыпала она с беспокойным чувством, будто всё не так, а утром...
Первым, что Хару увидела утром, был Гокудера, из которого потоком лилась певучая итальянская речь. Ямамото, которому она предназначалась, смеялся и разводил руками. У Тсуны, стоявшего рядом с ними, вид был сконфуженный, а щёки горели; он то и дело просил выбирать выражения.
Когда поток брани иссяк, Гокудера спохватился и с прискорбным видом клятвенно заверил, что больше не позволит себе такого.
На заданный украдкой вопрос Хару, из-за чего шум, Ямамото пожал плечами.
– Как всегда, – сказал он и засмеялся. – Это же Гокудера.
Теперь они бодрым шагом направлялись к фуникулеру.
У Гокудеры был свой борд. Ямамото, решивший не отставать, подобрал доску в прокате. Тсуна, чуть запинаясь, признался, что никогда не стоял на лыжах, потому на доске не устоит подавно. Гокудера принялся было убеждать, что в этом нет ничего сложного, но Хару взяла инициативу на себя, и они час провозились, выбирая лыжи.
– На самый верх? – предложил Гокудера, когда они садились в кабину фуникулера. – Спустимся к вечеру. В случае чего, на нижних уровнях есть несколько маленьких кофеен – сможем передохнуть.
– Ой, – Хару испуганно перевела взгляд на Ямамото.
– Я не против! – азартно согласился тот, разглядывая открывающийся вид и не замечая нацеленного просящего взгляда. – Не захочешь – а научишься. Экстремально!
– Ну... – протянул Тсуна. – Вы можете и наверх, а я бы лучше... То есть, езжайте, конечно, только...
Он совсем смутился.
Гокудера поерзал.
– Хорошо. Начнем сегодня с первого яруса, – неохотно согласился он, и добавил: – Здесь их три – успеется.
– Нет-нет! Гокудера! Ты не должен ограничивать себя из-за... – Тсуна встрепенулся.
– Десятый!
– Нет, правда! Езжайте наверх вдвоем, а мы с Хару начнем с малого!
– Десятый, разве можно?..
– Гокудера, – Тсуна неожиданно улыбнулся. – Я серьёзно.
– Хару согласна с Тсуной-сан!
Кабинка медленно заскользила мимо небольшой площадки.
Тсуна кивнул своим мыслям и обернулся к Хару
– Наша остановка. А вы, ребята, поднимайтесь выше. Только не подеритесь!
Он немного неуклюже перехватил лыжи и распахнул дверцу, оборачиваясь к Хару:
– Помочь?
– Я сама! – от неожиданности Хару резко вскочила.
Тсуна выпрыгнул на ходу, и она последовала за ним.
– Десятый! – Гокудера ринулся было к двери, но Ямамото опередил, захлопнув её прямо перед самым его носом. Кабинка плавно начала подниматься выше, миновав площадку.
Тсуна с минуту провожал друзей взглядом, наблюдая, как Гокудера что-то втолковывает Ямамото и воинственно потрясает кулаками.
– Тсуна-сан? – неуверенно позвала Хару.
Он обернулся к ней с улыбкой.
– Знаешь, он ведь правда по Ямамото скучает, хоть и никогда не признается. Это что-то сродни боксерской груши для Рёхея – выплеснуть эмоции и забыть. А Ямамото – один из немногих, кто никогда не обижается. Я в последнее время переживаю – Гокудера много на себя взвалил...
– Они точно не подерутся? – с опаской спросила Хару, глядя вслед слегка раскачивающейся кабине.
Тсуна пожал плечами и нервно рассмеялся.
– Может, и не подерутся. Хотя я не уверен.
Они спустились к лыжной трассе.
Людей здесь хватало. Альпийские горнолыжные курорты в такое время года популярны, а на рождественских каникулах сюда приезжают целыми семьями. Тсуна нервно оглядывался на маленьких детей, снующих вокруг.
– Мне кажется, они ездят лучше меня, – пожаловался он.
– Тогда... Тогда нам надо постараться! – входя в раж, воскликнула Хару и удобнее перехватила лыжные палки.
Тсуна вздохнул.
– А может, ну его? – неуверенно спросил он.
– Нет! Мы не можем отступить, Тсуна-сан! Хару сделает это!
На самом деле, она робела. Мысленно одергивала себя, старалась не показывать вида, храбрилась. Наверное, последние полтора года давали о себе знать, и она просто отвыкла от его общества.
Тсуна обреченно выдохнул, нахмурился, слегка согнул ноги в коленях, сжал палки. Потом покачал головой и выпрямился.
– Ужас какой-то, – признался он.
– Давай, Хару попробует первая? – предложила Хару. Она набрала в легкие воздуха и размашисто оттолкнулась.
Укатанный снег в начале спуска оказался более скользким, чем выглядел. Лыжи пошли легко и быстро. Слишком быстро, так что Хару не рассчитав, проехала вперед метров сто и с визгом повалилась на бок, не удержав равновесия. Оказалось не столько больно, сколько обидно.
Пока она силилась подняться, Тсуна обеспокоенно доковылял до неё и протянул руку.
– Как ты? Давай помогу подняться.
– Нет, – она отрицательно покачала головой и засмеялась. – Иначе оба на снегу окажемся.
Кое-как поднявшись, Хару отряхнулась.
– Может, правда, не надо? – засомневался Тсуна, глядя на неё.
– Надо! Хару упорная! Хару научится кататься на горных лыжах! – заявила она. – И ещё Тсуну-сан научит!
А потом чуть не добавила, что должна же от неё быть хоть какая-то польза, но вовремя сдержалась.
– Давай вместе? – предложила она.
Отметив про себя, как держатся объезжающие их люди, Хару снова ухватила палки, согнула ноги в коленях и обернулась.
– Вместе, да, – протянул Тсуна.
– На счет три? ...Три!
Было весело. Немного больно, немного обидно, но всё же здорово.
Спускались очень медленно, то и дело падая, отфыркиваясь и раскрасневшись. Тсуна быстро приноровился и падал реже, а вот у Хару ничего не выходило. Но не в её привычках было отчаиваться – вся раскрасневшаяся и со снежными комьями на шерстяном шарфу, она упорно вставала и ехала дальше. Тсуна старался держаться вровень.
– Ты спешишь! – кричал он.
– Мне надо обогнать Тсуну-сан, – отвечала она и отталкивалась сильнее, но, не справляясь со скоростью, уезжала вбок. Попытки выровняться и ехать вперед неизменно заканчивались падением.
Когда нижняя площадка фуникулера и домики, расставленные аккуратными рядами, оказались совсем близко, на горы уже наползали сумерки. Сугробы сверкали драгоценными камнями, словно подсвеченные изнутри.
– Поздно мы... – Тсуна провел рукой по лбу.
– Ага... – Хару тяжело дышала. Несмотря на хорошую физическую подготовку, лыжи ей не давались. А казалось раньше – чего сложного?
Варежки были мокрыми, кончики пальцев замерзли. Она сняла их и подула на руки.
– Замерзла? – заволновался Тсуна.
– Неа, – Хару покачала головой. – Нормально. Неудобно в них.
– Нам нужно успеть спуститься до темноты, поэтому поторопиться... – начал Тсуна и прикусил язык, но было поздно.
Хару, окрыленная предложением, сорвалась с места.
Как они умудрились спокойно доехать оставшиеся несколько километров трассы, для обоих осталось загадкой. Только в самом конце какой-то лихач подрезал Тсуну, и Хару было разразилась гневными выкриками, но быстро потеряла запал.
До гостиничного домика, в котором они остановились, добрели молча. Сил на разговоры уже не хватало.
Тело ныло, словно после утомительной тренировки, и Хару думала, что утром будут болеть и ноги, и руки, и поясница.
– И всё же, хорошо, – выдохнула она, когда они, мокрые и порядком озябшие, ввалились в дом.
– Ага, – согласился Тсуна, переводя дыхание и громыхая лыжами.
– Интересно, как там ребята? – протянула Хару.
Оба тревожно глянули в окно. Там опять пошел снег.
– Ну, не маленькие уже, – Тсуна неуверенно пожал плечами. – Да и Гокудера не новичок. Думаю, скоро вернутся. А мы пойдем пока ужинать!
– Без них? – удивилась Хару.
– Ммм... – он постоял, раздумывая. – Мы просто не будем торопиться. Если не успеют – сами виноваты.
– Да! – она хихикнула. – А Хару тогда сходит в душ пока.
– Тсуна тоже... – рассеяно согласился Тсуна и тут же совсем испуганно прикрыл рот ладонью. – То есть, я хотел сказать... Ну, в душ.
Хару почувствовала, как к замерзшим щекам приливает кровь.
– Я поняла, – тихо проговорила она.
Стоя под горячими струями воды, Хару гнала от себя досужие мысли.
Вспомнилось, как они познакомились. Всё с самого начала. Как восхищалась она Тсуной – робким и неловким временами, но таким надежным и заботливым, таким внимательным. Тогда она бездумно решила, что всегда будет рядом. Никому не отдаст и не отпустит. Никогда.
Совершенно не заметив, как прошло время, из обычных школьных друзей, верящих в идеалы, они выросли в самостоятельных личностей. Со своими заботами и проблемами.
Конечно, Хару помнила и об этой "игре в мафию". Теперь она слишком четко осознавала, как много стоит за каждым словом, за каждым взглядом, за каждым жестом. Как аккуратно и незаметно стараются действовать Тсуна и Гокудера. Как остро смотрит Ямамото.
Она никогда об этом не задумывалась серьёзно. Но, наверное, теперь пришло время.
И теперь ей тем более хотелось быть рядом с Тсуной. Поддерживать и любить. По-настоящему. Без детских игр.
Словно кто-то сказал ей: "Повзрослей!"
И Хару согласилась – да, она повзрослеет.
Тсуна ждал её в гостиной, едва заметно нервно постукивая пальцами по подлокотнику. Смотрел в окно.
– Извини, что так долго.
Он вздрогнул, обернулся. Хару заметила проскользнувшее тревожное выражение его глаз, но оно быстро пропало. Тсуна улыбнулся.
– Тебе идет.
– Спасибо, – Хару нервно оправила короткое вязанное платье. Девочки из группы, с которыми она ходила за покупками перед отъездом, убеждали, что это то, что нужно.
– Пойдем? Здесь рядом есть кафе, которое мне очень рекомендовали.
– Да, Хару очень проголодалась!
Шли не спеша, любуясь открывающимся видом на курортный городок. На улицах повсеместно суетились туристы, отовсюду звучала иностранная речь. Подмигивали красными огоньками нарядные ёлки, призывно светились витрины сувенирных магазинов и всевозможных кофеен и ресторанов. Бегали дети, охали их родители. Отовсюду звучала музыка и смех. Где-то звенели колокольчики.
Последний день декабря уже добирал последние крохи людского внимания. Новый год готовился вступить в свои права, потеснив изжившего себя претендента. Новорожденный ждал самую малость – боя полуночных курантов. Везде, в каждом доме и на каждой улице.
Рождество, вспомнила Хару, семейный праздник для европейцев, в то время как Новый Год – просто прихоть, традиция собираться с друзьями большой компанией, не спать до утра и радоваться тому, что живы. Оставлять все горечи позади и ждать только хорошего.
Руки замерзли, и она убрала их в карманы. Тсуна был рассеян.
Они шли рядом, почти касаясь друг друга плечами.
В кофейне, куда зашли поужинать, было тепло и вкусно пахло булочками с корицей.
Тсуна то и дело бросал взгляд на входную дверь. Было заметно, что кусок не лезет ему в горло.
Наконец Хару не выдержала.
– Тсуна-сан, с ними всё хорошо. Просто задерживаются. Вот увидишь.
– Прости, – он улыбнулся. – Слишком много думаю – о разном. Привычка.
Хару нахмурилась.
Заметив это, Тсуна неожиданно протянул руку и неуверенно коснулся кончиков её пальцев, мягко сжал.
– Спасибо. Я совсем забыл, что значит отдых.
Хару остолбенела, только слегка сжала пальцы на бумажной салфетке в другой руке.
– Пойдем прогуляемся? – предложил он. – Правда, скоро полночь, но здесь слишком шумно.
– А... Ладно, – Хару моргнула, расправляя плечи – по спине побежали мурашки.
На улице снова похолодала, а гуляющих стало значительно меньше. Теперь им почти никто не встречался.
Шум и смех приглушенно звучали из каждого дома. Часы на ратуше уже давно отбили одиннадцать, и теперь минутная стрелка спешила догнать часовую, почти устремленную в небо.
Хару куталась в шарф. Тсуна оглядывался.
Разговор не клеился, поэтому они молча дошли до окраины городка и, сами не замечая того, побрели в сторону фуникулера. Там было пусто и тихо. Только в сторожке горел свет и звучала тихая музыка. Серебрился снег, разгоняя ночную темень.
– Не замерзла? – Тсуна обернулся на Хару.
– М, не слишком, – соврала она и спрятала руки в карманах.
– Не такими я планировал зимние каникулы, – пробормотал Тсуна, зябко поводя плечами. – Как всегда, неудачник.
– Нет! – Хару яростно замотала головой. – Тсуна-сан не неудачник.
– Если бы я им не был, мне бы не пришлось переживать каждую минуту за друзей, – он ещё раз оглянулся. – Даже нормально Новый год не могу отпраздновать. Всё не так.
Хару почувствовала, как из груди рвется крик – желание успокоить, сказать, что он не прав. Что его переживания и забота – только подтверждение того, насколько он внимателен к друзьям, что это лучшее, что он может им дать, и никто не сыграл в их жизни такую важную роль, как он. Что...
Вместо этого Хару сделала шаг к нему и обняла, уткнувшись в плечо и пряча лицо.
Ну почему, почему он всегда такой? Почему никогда не думает о себе?
Тсуна медленно поднял руки и обнял её в ответ.
Было глупо, но неожиданно приятно вот так стоять на морозе и обниматься.
– Спасибо. Ты... – Тсуна хотел что-то сказать, но запнулся.
– Десятый! – знакомый крик разорвал тишину.
Хару поморщилась: вот так всегда, переживаешь за них, ждешь, а они... появляются как снег на голову.
Гокудера бежал со стороны города, взлохмаченный и суетливый, оскальзывался на узкой дорожке, – с пальто нараспашку и шарфом, болтающимся на шее тряпкой. Ямамото широким шагом следовал немного позади, засунув руки в карманы джинсов и широко улыбаясь. Когда они оказались рядом, Гокудера уперся ладонями в колени и тяжело задышал, словно бежал десятикилометровый кросс.
– Где вы были? – одновременно выдохнули Гокудера и Хару.
– Искали вас, – так же одновременно засмеялись Тсуна и Ямамото.
– Что это у тебя? – встревоженно спросил Тсуна, глядя на Ямамото.
Тот сконфуженно почесал синяк на скуле.
– А... У меня было свидание с елью, – признался он.
– Десятый! – хрипло возмутился Гокудера. – Мы обыскались: в доме были только лыжи, а когда дошли до того кафе, нам сказали, вы уже ушли...
Тсуна покачал головой. Несмотря на то, что при первом же окрике Хару отстранилась, он всё ещё обнимал её за талию.
Ямамото заговорщически подмигнул.
Все четверо вздрогнули, когда куранты на башенке над городом ударили в первый раз.
– Ой, – Ямамото полез в карман, извлекая бутылку. – Я подумал, это нам пригодится!
– Но у нас нет бокалов! – засмеялся Тсуна.
– Аккуратней, придурок! – возмутился Гокудера, отшатнувшись от вылетевшей из рук Ямамото пробки и пенных брызг. – Ты её нагрел и растряс, идиот!
Они стояли на улице, пили маленькими глотками, передавая шампанское по кругу, и глупо хихикали.
– С Новым годом! – отсалютовал Ямамото.
– С Новым годом! – согласилась Хару.
Гокудера сунул ей свои перчатки, что-то проворчав.
А потом что-то взорвалось, затрещало, и небо озарилось сполохами разноцветных искр.
– А у нас на летних фестивалях лучше, – заметил Ямамото. Гокудера толкнул его в бок.
– В следующий раз поедем на Северный полюс – там Северное сияние, – прищурился Тсуна. – Я слышал, красивее любых салютов.
Гокудера поперхнулся, делая очередной глоток, и Ямамото хлопнул его по спине, так что тот закашлялся ещё сильнее.
– За Десятым – хоть бы и в ад, – просипел он.
– Да уж, вы где угодно потеряетесь, – грея руки, согласилась Хару.
Гокудера попробовал что-то ответить, но Ямамото, сунув в руки Тсуне пустую бутылку, одним ловким движением посадил его в сугроб. Головой вниз.
Хару порадовалась, что не настолько хорошо знает итальянский.
Они ещё долго носились вокруг, поднимая снежную пыль.
– Как думаешь, это правда была ель? – спросил Тсуна у Хару.
– Думаю, да, – рассмеялась она.
– Как дети...
– Как раньше.
Ямамото упал, и Гокудера накинулся на него, закидывая снежками.
– Есть хочу, – протянул Тсуна, а потом взял Хару за руку. – Пойдем, они нас догонят.
Хару смущенно опустила голову, пряча улыбку.
– Говорят, как Новый Год встретишь, так его и проведешь, – прошептала она.
– Тогда не завидую этим двоим, – беззаботно покачал головой Тсуна. – Я бы не смог весь год в снегу просидеть.