[Oui, mon colonel!]

Название: Если простуду лечить, то она проходит за семь дней, если нет - за неделю
Автор: Oui, mon colonel!
Бета-ридер: OkiKagu SM
Пейринг: Окита/Кагура
Размер: 3360 слов
Рейтинг: PG-13
Тема дня: драма/ангст
Подтема дня: «Участь хуже смерти»
Краткое содержание: см. название

Суббота. Лень

– Погода в Эдо замечательная, с чем вас и поздравляем! Весна – пора любви и цветения. Однако, смеем напомнить, что цветут в такое время не только сакуры, но и вирусные заболевания. Как стало известно из неофициальных источников, на город в самое ближайшее время грозит обрушиться новая…
Радио болтало без умоку. Сбивало с мысли. Кажется, немного раздражало.
Окита никак не мог сосредоточиться, протянуть руку и выключить надоедливый голос, врывающийся в сознание с бесцеремонностью воинствующих аманто.
День с самого начала шел наперекосяк. Не было сил, чтобы ненавидеть Хиджикату. Не было сил, чтобы издеваться над младшими офицерами. Не хотелось даже думать о поимке Кацуры.
– Капитан…
Отвечать было лень.
Окиту не отпускало необъяснимое чувство апатии. Время от времени, выныривая из тягучей дрёмы, он думал, что нужно смотреть по сторонам, нужно следить за спокойствием в городе, нужно делать свою работу хорошо... Но этих мыслей хватало ненадолго, и Окита снова погружался в чуткий сон.
Нужно, сонно размышлял он про себя. Что за слово такое – “нужно”? Кому нужно? Зачем нужно? Откуда оно вообще взялось? Суббота – выходной, так пусть будет выходным у всех. Шинсенгуми-мимуваригуми, террористы-мятежники, убийцы, воры, шушера всякая… Отдыхали бы лучше. Вон день какой! Тёплый, солнечный. А если ты вдруг решился на преступление, так сам же и виноват, что отдыхать не умеешь. Выходные придуманы для сна.
– Капитан... – машина притормозила на светофоре и рядовой с опаской обернулся назад. – Мне неловко это говорить, но, может быть, вы всё-таки…
Рядовой был новеньким. Непуганым. Другой бы на его месте промолчал. Может быть, даже порадовался: не смотря на оживленные улицы, вокруг было спокойно, никаких происшествий или непредвиденных обстоятельств, никаких убийств, хулиганств, изнасилований, и даже Принца Дурака накануне каким-то чудом выпроводили восвояси. Гуляли влюбленные, родители проводили свободное время с детьми. Торговцы объявили дни скидок, снизив наценки до смехотворных и, практически, грабительских, но чего в хороший день да для хороших людей не сделаешь?
– Капитан?..
Окита не любил, когда его отрывали от любимых занятий по пустякам, а сон был одним из них.
– Что тебе? – протянул он, поднимая спинку кресла, в котором так удобно устроился. Раздражение подозрительно запаздывало. Наверное, тоже ленилось.
– Ну, я подумал… – начал рядовой, смутившись.
– Думай тише, – порекомендовал Окита. – Мешаешь.
– Но капитан, не стоит ли нам быть настороже? Такой день идеален для террористов… Я хочу сказать.
– Ага, – Окита сдвинул с глаз ночную маску. Дурак, а не рядовой. Жизнь не видел, крови на клинках не нюхал. Не высыпается, небось, даже во сне преступников ловит. Ну и ладно. А Окита хоть и капитан, но учить жизни не нанимался. Пусть его... – Ты прав. Тогда нам лучше сесть где-нибудь в засаде. Есть одно отличное место.

Когда Окита оставил обескураженного рядового в машине, а сам поднялся по ступенькам и постучал в двери Йорозуи, Гинтоки смотрел телевизор. Ведущая рассказывала что-то про теплую погоду, фронт цветения и очередной штамм гриппа.
– Йо! – Окита качнулся с пятки на носок и бесцеремонно шагнул внутрь, отодвигая плечом удивленного Шинпачи.
В комнатах оказалось темно и прохладно. Если царство лени и существовало в каком-нибудь из лучших миров, то Йорозуя абсалютно точно являлось его основным филиалом и неприкосновенным посольством.
Окита прошел и без лишних предисловий улегся на диван. Имело смысл поздороваться или сказать что-то осмысленное, но последние силы он потратил на то, чтобы спихнуть спящую Кагуру. Кагура скатилась на пол, так и не проснувшись, хотя в полете успела задеть Окиту пяткой по голени. Он одобрительно приласкал её взглядом: на рефлексах знает, куда бить...
– Шинпачи, кто там? – не отрываясь от экрана, позвал Гинтоки. – Если это не доставка пиццы, пусть проваливают.
– Ты заказал пиццу? – проснулась Кагура и внимательно посмотрела на Окиту, прикидывая, не посягает ли он на причитающееся ей. Если диван не был для неё так уж близок, то отношений с едой она никогда не скрывала.
– Нет, – Гинтоки поучительно поднял палец вверх, хотя всё ещё смотрел на экран телевизора. – Но мы всегда можем отнять пиццу у посыльного и спрятаться.
– Гин-сан! Не говорите глупостей, – дернулся вошедший в комнату Шинпачи. – Окита-сан, что-то случилось?
– Да, но не переживайте, – не открывая глаз, хорошо поставленным голосом отрапортовал Окита и перевернулся на другой бок, делая сложные охранные пасы в сторону Кагуры. – Мы устраиваем засаду на Кацуру.
– А Йорозуя тут при чем?
– Диван есть, еда есть… Она общепризнанна лучшим местом для проведения мероприятия.
– Кем признана?
– Мной.
– Ясно, – рассеянно согласился Гинтоки.
Кагура с деловым видом поддакнула и подобралась ближе к Оките. Руки у неё явно чесались.
– Хорошо, когда тебя понимают, – буркнул Окита и добавил, подумав: – А ты, мелкая… Дашь себе по морде сама или подождешь, когда я проснусь?
– ...так что, будьте аккуратны и берегите себя! – сказали с экраны. – Желаем крепкого здоровья!

Воскресенье. Зависть

Проснулся он после полуночи от ощущения неправильности собственной жизни. До утра Окита мучался этим вопросом, а потом, невыспавшийся и злой, вышел к завтраку и столкнулся с Хиджикатой.
Хиджиката только что пришел с утренней тренировки, был зол и голоден. Чем именно завтракал замком, Окита не различил под толстым слоем майонеза. По покатому боку полной чаши вальяжно сползала жирная желтая капля.
Окита сглотнул. Ну конечно, майонез-то не абы какой. Хиджиката в этом профи. Все марки, все отличия. Кухня за ним только и бегает – всё ли устраивает. А иначе как же, любимый замком без майонеза никуда. Всё ему. И как столько влезает-то? Нет, чтоб поделится. Должность не отдает, зараза, хоть бы майонеза…
Стоп!
Окита помотал головой: какой ещё майонез? На это же смотреть – и то противно. А уж есть… Но ведь, с другой стороны, ему, Оките, столько табаско за казенный счет никто покупать не будет.
Да что там, не берегут капитана первого отряда в Шинсенгуми, всё ему, Хиджикате, достается! И любовь, и признание, и уважение… Оките только и достается, что страха и трепета, да и те – объедки со стола замкома.
Тоже кодекс что ли какой выдумать?
– Сеппуку, точно говорю, – заметили рядом. – Не выдержал осуждающего взгляда… Застыдился. Ушел.
– Земля ему пухом.
– Хиджиката обещал на похороны придти.
Ага, подумал Окита. К рядовым вот ходит. Святой человек. Великий. Ко мне бы не пришел, наверное.
Завтрак встал в горле комом.

– ...саке? конечно взял! Заплатил за него, между прочим…
Пьяная весна гуляла по улицам.
– ...мясо! Сочное, подрумяненное…
– ...или всё-таки возьми клубничное…
– ...эпидемия гриппа, возможно, нам и не грозит, но…
– ...я люблю вот эти чипсы! Они отлично идут с…
Вчера ещё голые, сегодня вишни стояли в цвету. Не до конца раскрывшиеся бутоны вспыхивали розовым в лучах заходящего. Пышной пеной накрыв парки, вишни раскинули ветви над головами праздно шатающихся людей, нелюдей, разнообразных гуманоидов и всех тех, кто был способен наслаждаться красотой воспрянувшей ото сна природы.
– ...давай, открой ротик и скажи…
– ...и вот она ему и говорит… ой, срочно салфетку!..
– ...нравится?
– ...вы прогнозируете хаос?
– ...я прогнозирую, что он сопьётся…
– …о, боги, за что караете?
– ...лекарство пока не разработано, неизвестен так же побочный эффект…
Сволочи, думал Окита. Гуляют. Веселятся. Жрут как не в себя. Пьют до беспамятства. Ни о чем не заботятся. У них сегодня выходной. Конечно, нет чтобы подумать про тех, кому приходится работать даже в такой день. Да что они вообще думают себе? Шинсенгуми, конечно, вынуждены охранять тупое быдло, потому что это их работа, но как, кажется, хорошо было бы расположиться на травке, обложиться закуской и напитками, смеяться над глупыми друзьями. А то никаких праздников в жизни. Руби, кромсай, взрывай… Скука, рутина.
– ...можно тебя поцеловать…
– ...ненавижу тебя!..
– ...что вы можете порекомендовать?..
Окита вздохнул, привалился спиной к машине и посмотрел на небо, переливающееся лилово-фиолетовым.
– ...иди и не греши...
Окита завидовал. Завидовал чёрной завистью. Зависть не давала даже спать – за день он ни разу не сомкнул глаз. Уже это начинало вызывать некоторые подозрения и сомнения в собственной адекватности. В конце концов, собственные чувства и поступки Окита всегда оценивал здраво, но сейчас чувствовал подлог. От зависти было муторно.
Краем глаза он заметил в толпе что-то знакомое – белое с голубым и вспышку ярко-красного и рефлекторно подтянулся.
– Хэй-хэй, – позвал Гинтоки, почесывая в затылке. – Значит, сегодня всё-таки на дежурстве?
– Деваться некуда, – пожал плечами Окита. – Вам, безработным, не понять.
Гинтоки скривился.
– Ты просто голодный, – Кагура облизывала мороженое. Сосредоточено, но несдержанно. – Хороший перекус и тумаки для закрепления результата могли бы помочь и исправить дурной характер. Сытые люди всегда улыбаются.
Окита несколько секунд наблюдал за ней, не найдя, что ответить. Мысли то и дело сворачивали к зависти. Оставалось лишь понять, к Кагуре или мороженому.

Понедельник. Обжорство

Майонез всё так же притягивал.
Нет, не совсем так, но и от него Окита бы не отказался – конечно, в умеренных дозах. Хотелось чего-нибудь эдакого. Чего конкретно, на ум не приходило. К счастью, дежурства в этот день за Окитой не числилось, поэтому он предавался благостной лени и размышлениям с перерывами на поход в кухню.
На вечер был запланировал просмотр дорамы.
Вооружившись всем, что дала на откуп кухня (никто никому не угрожал, но капитан первого отряда, спрашивающий “чего-нибудь пожевать” на протяжении всего дня, необъяснимо пугал поваров), Окита уселся перед телевизором. Хиджиката недовольно покосился, цыкнул с неодобрение:
– Это ещё что?
– Закуски, Хиджиката-сан, – благодушно отозвался Окита. – Хотите, поделюсь?
Хиджиката посмотрел на него, как на умалишенного и отодвинулся.
Перед дорамой был выпуск новостей – что-то про новый грипп. Окита не вслушивался – размышлял: выходит, права была мелкая, и сытым убивать Хиджикату почти не хотелось.

Вторник. Жадность

Боеприпасов для базуки было катастрофически мало.
Хотелось пойти и убить всех. Порубить на мелкие кусочки, продать на рынке – желательно, подороже – и купить всё недостающее снаряжение. Да и сокращение рядов Шинсенгуми вполне могло бы повлечь увеличение жалования. Окита не знал, зачем оно ему, но очень хотелось. Ещё хотелось новый арсенал, но упоминание о затратах доводило до бешенства.
Более того, встретив на дежурстве при входе в парк Кагуру, он заблаговременно обошел её стороной: сумасшедшая! форму порвет, городское имущество попортит, а кому за это платить?
Отсутствие желания платить победило рефлексы.
Только через несколько кварталов Окита остановился, упершись невидящим взглядом в стену: что-то было категорически не так.
Он поднял руку и пощупал лоб.
– Заболел что ли?..
Рядом толстый лавочник торговался с домохозяйкой – та никак не соглашалась на скидку, считая её непомерно высокой.

Среда. Гордыня

– ...как не знать? Знаю, – толстый лекарь с независимым видом снял очки в проволочной золотой оправе и сложил в аккуратненький футлярчик. – Конечно, знаю, что за болезнь…
Насмехается, думал Окита. Чертов старый боров. Думает, всё знает, всё видит. Думает, меня его мнение заботит. Если бы только не слёзная просьба Кондо, Окита бы к нему и на пушечный выстрел не подошел. Подумаешь, лёгкая температура.
Да он, капитан первого отряда Шинсенгуми Окита Сого, переживал такие серьёзные ранения, по сравнению с которыми температура – мелочь, пустяк. Но Кондо так просил, так искренне переживал, что Окита не мог отказать.
– У вас грипп, – лекарь убрал свои нехитрые инструменты в саквояж, щёлкнул застежкой, поправил воротник кимоно. Всё же он немного нервничал.
Глупости, думал Окита. Неужто это ничтожество думает, что я стану марать об него руки? Даже не смешно. Он, лучший мечник, не знающий усталости, будет пачкать меч об этого презренного? Какая чушь. Пусть проваливает. Пусть…
– Вы что-то ему пропишите? – спросил Кондо, выглядывая из-за сдвинутых сёдзи.
– Прописать? – лекарь пожевал губами. – Нет, ничего не пропишу… Изоляцию разве что – ему, а вам – выпуск новостей и терпения.
– А жаропонижающее?
– Температура удовлетворительная, – шаркающей походкой лекарь подошел к выходу, бросил взгляд через плечо на Окиту. – В таких случаях прописать можно только одно – добродетели. Но, к сожалению, в таблетках их пока не выпускают.
Окита с раздражением смотрел ему вслед. Сам не понимал до конца, почему так бесится. Навязчивая мысль, что его унижают, не отпускала – держала намертво.
Кондо просил отлежаться. Хорошо, что просил.
Иначе Окита бы и его слушать не стал.

Четверг. Гнев

С самого утра всё было не так.
Если всю предыдущую неделю он терпел и боролся с тупостью и недалекостью окружающих, то теперь, кажется, терпению пришел конец.
Кондо с самого утра смотрел с плохо скрываемой жалостью и сочувствием, но ничего не объяснял. Спрашивал, как давно Окита стал замечать за собой странности. Приходилось терпеть и отвечать сквозь зубы.
Офицер, принесший завтрак, шарахнулся от него, как от прокаженного.
– Ну не при смерти же я?! – угрожающе прошептал Окита и хватился оружия. Ни базуки, ни катаны под рукой не оказалось. Их словно след простыл.
Окита в бешенстве запустил в офицера подносом. Тот кое-как умудрился увернуться, зыркнул через плечо, пролепетал что-то неясное и сбежал.
В коридоре было пустынно и тихо. Словно все казармы вымерли. Только опьяненная весной муха где-то жужжала, как ненормальная.
К счастью, Кондо был у себя. Вместе с Хиджикатой они сидели с таким видом, словно им только что сообщили о надвигающемся Конце Света. Окита мог бы с легкостью им его организовать, но прежде чем он успел что-то сказать, Кондо поднял руку в предостерегающем жесте, застыл на секунду, задумавшись. Его брови сползлись к переносице.
– Тоши, – тихо попросил он. – Включи телевизор.
Хиджиката кивнул, не открывая глаз, щёлкнул пультом управления и снова замер, каменным изваянием.
Новости. По телевизору показывали чертовы новости. Окита ненавидел их. В них всегда врали – про погоду, про экономику, про политику…
– Что происходит, Кондо-сан? – протянул он.
– Слушай.
– ...таки образом, – сказала ведущая, глупо улыбаясь чему-то, – информация о том, что вирус не опасен для жизни, подтвердилась. Тем не менее, учитывая особенности, здравоохранение рекомендует быть внимательнее к близким. Грехи иногда принимают крайне затейливые формы и ведут к преступлениям. Считается, что семь грехов испытывают заболевшего на протяжении всей недели, а потом, если жертва им не потворствует, отступают. В настоящий момент выдвинуто предположение, что тот, кто оступится, будет вынужден жить под гнетом вируса всю жизнь. Правительство обещает, что все преступления последней недели будут подвергаться тщательному анализу, и виновным могут предоставить амнистию или послабление…
– ...ты же не поддался, Сого? – Кондо смотрел с затаенной надеждой. – Ты же ничего не позволил себе лишнего с тех пор, как…
Окита развернулся и вышел.
Не смотря на душивший его гнев, срываться на одного из самых дорогих людей ему не хотелось. Выход был один: запереться и ждать. Душить в себе порывы и поддаваться.
В крайнем случае, можно было представлять, что это изощренный метод пытки, которому его подвергают.

Пятница. Похоть

Раннее утро началось так, как оно должно начинаться у любого семнадцатилетнего парня: словно часовой на дежурстве, стоящий член уверенно приподнимал одеяло кокетливым бугорком, намекая, что давно не получал свою порцию тепла, ласки и всего того, что должен получать детородный орган в самом расцвете сил. Ничиго удивительно или запредельного в этом не было, так что с этой проблемой Окита справился ловко и привычно.
И всё же даже после необходимых действий в теле чувствовалось какое-то смутное томление.
Окита вышел на энгаву и глубоко вздохнул. Весенний воздух приятно холодил кожу, наполнял тело странной лёгкостью. Природа шептала, звала куда-то. В кустах громко и настойчиво два жирных кота делили кошку, облезлую и тощую как велосипед. Кошка грелась на солнце, косила в сторону кавалеров янтарным глазом – одним, второй – подбитый, вероятно, одним из предыдущих любовников, – заплыл и не открывался. В ветвях дерева щебетали какие-то птахи, ругаясь из-за несвитого гнезда: обычная ссора, когда мужчина уже требует крепеньких сыновей, а женщина желает быть уверенной в его финансовой стабильности.
– Ну и дура, – сказал Окита вслух.
Из-за стены доносились тихие шорохи, скрипы и вздохи – достаточно томные, чтобы Окита почувствовал лёгкое возбуждение. Оглядевшись, он припал ухом к стене и прислушился, быстро соображая, кому принадлежит комната – по всему выходило, что Хиджикате.
Представилось сенсационное: замком водит к себе шлюх под покровом ночи, нарушая собственный правила! или, того хуже, развращает ряды Шинсенгуми. Да не просто развращает, нет! Любит побыть снизу, выставляя крепкий зад и взглядом прося, чтобы взяли. И не одни, не два любовника… Интересно было бы поймать его на тепленьком и шантажировать, тогда, возможно, и ему перепадет.
Окита на цыпочках подкрался к сёдзи и в предвкушении едва заметно сдвинул одну створку – на самую малость. Внутри действительно был Хиджиката. Один, практически нагой, в полутьме комнаты его кожа влажно поблескивала от размеренных движений – то вверх, то вниз, то снова вверх, то опять вниз…
Окита задвинул сёдзи, и прокрался обратно. Протер глаза, выдохнул. Зад у Хиджикаты действительно был хороший. Крепкий такой, сочный… Можно было бы и воспользоваться. Наверное.
Окита помотал головой: придумается же такое! Естественно, что Хиджиката по утрам выполняет комплекс физических упражнений, потому что фанат дисциплины. А вот то, что про него Окита думает – это уже совсем неестественно. А ведь день только начинается…
Окита с тоской посмотрел на котов: им определенно было проще.

Весь день он терпел, но бой был неравен. Гормоны делали своё дело, обостряя болезнь. Оставалось прятать глаза под повязкой, отрабатывать удары и несколько раз уединиться в туалете. Ситуацию ухудшали неожиданные фантазии, в которых попеременно фигурировали Хиджиката, Кондо, весь первый отряд, проститутки Йошивары, сёгун, младшая сестра сёгуна, сумасшедшая из Мимаваригуми, снова Хиджиката – и далее по кругу.
Плюнув на всё, Окита решил прогуляться и развеяться.
Стараясь выкинуть из головы всё лишнее, он уже в сумерках прокрался из казарм и зашагал, куда глаза глядят.
Глаза глядели в район Кабуки, по пятницам до отказа набитый пьянствующими, играющими и предающимися другим порокам. Можно было бы снять проститутку или сразу несколько, но денег с собой он преднамеренно не взял. Бессмысленно прошатавшись несколько часов по улицам, непредумышленно он оказался перед покосившимся зданием Йорозуи.
Почему нет, подумал Окита. Можно зайти. Хуже не будет.
Да и какой соблазн в Йорозуе? Никакого.
Он поднялся по ступенькам и постучал. Ответа не последовало.
Он постучал увереннее. Внутри послышались тихие шорохи. Что-то крадучись приблизилось к дверям и остановилось в нерешительности.
Окита третий раз постучал. Наверное, было не слишком прилично объявляться в такое время на пороге. Наверное, у Йорозуи могли быть свои дела. Наверное…
Неожиданно пришло в голову: они ведь живут вдвоем: Гинтоки и Кагура. И сколько бы Гинтоки ни относился к Кагуре как к ребенку на людях, сколько бы они ни дрались по шуточным поводам, как бы невинно ни выглядели их одношения со стороны, кто знает, что скрывается за этим? И эта простая мысль была оттого ещё более отвратительна, что казалась Оките чем-то почти естественным.
Он сделал шаг назад, готовый уйти, но створки сёдзи медленно разъехались, открывая его взгляду тёмный коридор.
– Данна? – позвал Окита. Собственный голос показался ему неуверенным.
Он шагнул за порог и оглянулся. Сёдзи за ним тут же захлопнулись. В следующее мгновение кто-то навалился на него. Первый удар пришелся в скулу. За ним последовал ещё один – в живот. Даже в темноте характер удары выдавал противника с головой.
Окита ухмыльнулся. В голове сразу же стало пусто и легко. Он отлично знал, что делать с этим маленьким стихийным бедствием. Это был вопрос везения: кому сегодня улыбнется удача. Впрочем, любая их драка заканчивалась “ничьей”.
– Грязный ублюдок, – торжествующе захохотала Кагура, щёлкая зубами в опасной близости от уха. – Я проучу тебя! Больше никогда тебе не придет в голову нападать на беззащитных одиноких девушек!
– Беззащитной я бы тебя не назвал, – заметил Окита, отпинываясь и стараясь хорошенько её боднуть. – Ты похуже иного преступника будешь.
На секунду она остановилась он неожиданности, и он успел подмять её под себя, скрутить, прижимая к полу, и только яростно извиваться.
– Что ты тут забыл, придурок?
– Ничего, – признался Окита и неожиданно почувствовал – она замерла, напряглась под ним, словно готовая в любой момент снова набросится. – Поздороваться зашел.
– У тебя кровь, – Кагура не спрашивала, утверждала. Голос звучал глухо и странно, немного отстранено.
Окита почувствовал, что она права – разбитая губа кровоточила, оставляя на языке соленый привкус. Он отпустил её руки и сел.
– Не надо на людей кидаться.
– Не надо так поздно приходить… когда не надо, – Кагура сначала села, потом поднялась – в темноте её движение было едва заметно, но постепенно глаза привыкали. – Гин-сана нет дома. Он ушел. Тебе лучше проваливать…
– Я подожду, – Окита чувствовал сожаление. Даже не потому, что она просила его уйти, а потому что он сам её отпустил – такую теплую, яростную и понятную.
– Нет.
– Да.
– Ты не слышишь?
– Это ты не понимаешь.
– Ах… – она вздрогнула, когда он резко дернул её к себе.
– Ты правда не понимаешь, да?
– Это ты не понимаешь, – Кагура постаралась отбиться, но он неожиданно почувствовал слабину.
– Хочешь, попробуем понять вместе?
– Только не говори…
– Не говорю.
– Ну и мерзкий ты тип…
В её движениях чувствовалось всё меньше сопротивления и всё больше натиска.
С ней было хорошо.
– Знаешь, я тебе сделаю больно, – с удовлетворением пообещал Окита ей в шею. Под ладонью вздымалась маленькая крепкая грудь. – Ты уж попробуй потерпеть немного, ладно?

Суббота. Лень

Утро давно вступило в свои права, когда его разбудил грохот вышибаемой двери, и на пороге, помятые и опухшие появились Гинтоки и Хиджиката. Окита поднял голову, посмотрел на них, потом – на мирно посапывающую под боком Кагуру и снова откинулся на футоне.
– Я их убью, – пробормотала Кагура, натягивая на голову одеяло. – И тебя, кстати, тоже.
– Ага, – согласился Окита.
– Когда-нибудь.
– Ага.
– Потом.
– …
– В понедельник, например. У тебя в понедельник что?
– Обжорство.
– Вот и повод для гнева. Тогда не забудь, я обещала.
Окита закрыл глаза.
Где-то рядом стенал Гинтоки, то ли предвкушая кару от Умибозу, то ли жалуясь на похмелье.
Лениться вдвоем было хорошо и приятно.

Название: Что дороже уговора
Автор: Oui, mon colonel!
Бета-ридер: OkiKagu SM
Пейринг: Окита/Кагура, Гинпачи-сенсей
Размер: 3100 слов
Рейтинг: R
Тема дня: PWP/UST
Подтема дня: «Последний раз»
Краткое содержание: в классе 3-Z скоро экзамены, а у Кагуры очень плохо с японским

Окита искренне пытался казаться внимательным и заинтересованным, но получалось плохо. Сначала ему удавалось фокусировать взгляд на царапине на доске, но она была совсем неинтересная, а Гинпачи-сенсей продолжал свой прочувственный монолог, конца которому в ближайшем будущем не предвиделось. Монолог Оките казался нудным даже с тем условием, что полностью был посвящен ему и его недостойному поведению. Окита отчаянно скучал, мечтал закрыть глаза и провалиться в тёплую дрёму или хотя бы пойти домой. Но надежды его таяли с каждым произнесенным словом.
Виной всему было рыжее недоразумение, сидевшее рядом и так же отчаянно изображавшее внимание. Нужно отдать должное, с огромным успехом.
Началось с того, что они подрались на уроке. Окита себя виновным не считал: у него-то с самообладанием было всё отлично. Подумаешь, отпустил пару-тройку комментариев. Чего заводиться-то сразу? Так что она первая начала, Гинпачи-сенсей. Ну, двинул пару раз промеж глаз всех, до кого руки дотянулись в потасовке. Ну, длинные руки, хорошие рефлексы, высокая приспособляемость. Разве ж это плохо в нашем жестоком мире? Ну, не горячитесь, Гинпачи-сенсей, давайте все домой пойдем? Завтра будет новый день – там и разберемся.
– Вы слушаете меня? – прервался Гинпачи-сенсей, словно подслушав чужие мысли. – Это очень серьёзный вопрос.
– Сенсей, – Окита подпер рукой щёку, чтобы голова не падала. – Я всё понял. Может быть, оставите своё занудство для кого-нибудь другого?
Рыжее недоразумение даже не пошевелилось. Заснула, не иначе – вот и слюни пускать начала. А глаза открыты, потому что на очках нарисованы. Хитра, стерва малолетняя.
– Мне надоели ваши драки, Окита-кун. Они отвлекают остальных учеников, – Гинпачи почесал в затылке и вздохнул с искренним сожалением. – Наверное, мне придется вас наказать, Окита-кун.
– Давайте, я тогда дома посижу? – предложил Окита. – Буду думать о своем недостойном поведении.
“А также спать, играть в видеоигры, читать мангу и злорадствовать над неудачниками, сидящими в это время на уроках”, – подумал он, но вслух добавлять ничего не стал.
– Нет, – Гинпачи-сенсей постучал карандашом по столу и задумчиво покачал головой. – Мне с этого никакой пользы. Давай-ка…
Его взгляд рассеянно скользнул с Окиты на успевшее захрапеть рыжее недоразумение и обратно. Оките очень не понравился этот взгляд – уж больно осмысленным он был.
– Кагура-чан, – позвал Гинпачи-сенсей, вставая и подходя ближе. – Кагура-чан, у меня кое что для тебя есть…
– Есть! – вскакивая с места, завопила Кагура спросонья. – Конечно буду есть! Где еда?
– Не еда, – занудел Гинпачи-сенсей. – Я придумал вам двоим наказание. Ты!..
Он ткнул Кагуру в щёку и задумался. Потом продолжил:
– Если бы меньше слушала этого олуха, а больше – меня, то… – палец наставительно взметнулся к потолку, – то твой японский был бы много лучше. Но нет, пять баллов за тест – твой потолок!
– Четыре, – поправил его Окита. – Один балл пришлось накинуть, чтобы не выглядело так, словно вы её проклинаете.
– А ты! – возвысил голос Гинпачи-сенсей. – Ты умный парень – слишком умный, надо заметить! – но вечно цепляешься к этой дурёхе.
– Вы уж если оскорбляете людей, то хоть делайте это украдкой, а не прямо друг перед другом, – заметил Окита.
– Короче, я придумал, как избавиться от вас обоих, – Гинпачи-сенсей, видимо, подошел к кульминации речи, и теперь выглядел заправским злодеем из какого-нибудь третьесортного боевика. – Если через месяц Кагура-чан не сдаст экзамен по японскому языку, вы оба останетесь на второй год. Понял, Окита-кун?
– Если бы вы сказали “Сого”, то я бы подумал, что в вас вселился Хиджиката-сан, – Окита поморщился. – Сенсей, я не думаю, что эта обезьяна обучаема. Вы ставите невыполнимые задачи.
– Кого это ты назвал обезьяной, мелкий уродец? – Кагура угрожающе преподнялась.
– О, проснулась, – хмыкнул Окита. – Время кормежки что ли?
– Проваливайте оба! – махнул Гинпачи-сенсей. – Возлагаю на тебя надежду и благословвляю, Окита-кун. Теперь твою будущее в твоих руках. Будь хорошей девочкой, Кагура-чан. Теперь ты в надежных руках.
С этими словами он развернулся, сгреб со стола классный журнал и быстренько ретировался.
Окита был недоволен.
Не то, чтобы всё было плохо, нет. Всё было отвратительно!
– Нужно тебя убить, – заключил Окита, кладя голову на стол и закрывая глаза. – А труп я спрячу в шкафу у Хиджикаты. Это решит все проблемы.
– И почему мне так нравится этот деловой подход? – не без одобрения фыркнула Кагура.
– Как же тебя убить? – вслух размышлял Окита. – Всегда хотел попробовать разные виды пыток… Для некоторых, пожалуй, будет затруднительно найти оборудование, но ведь что-то ещё можно придумать.
Кагура поднялась, закинула на плечо сумку и ухмыльнулась:
– Не воображай особо. Ты ничего не сможешь мне сделать. Я смогу вытерпеть всё, что ты только себе напридумываешь. Никому не сломить меня…
– Знаешь, ты ведешь себя слишком самонадеянно для такой малявки.
Кагура вскинулась, заскрипев зубами.
– Хочешь опять драться?
– Вот ещё, – Окита пожал плечами. – Ты и так уже, посчитай, осталась на второй год.
– Вместе с тобой! – напомнила Кагура. Она убрала очки, зевнула и оскалилась:
– Теперь это дело чести – остаться на второй год ради тебя!
– У меня есть идея получше, – Окита тоже поднялся. – Я не буду с тобой заниматься японским или что-то ещё, чего придумал сенсей. Я не буду тебе помогать вообще. Но я буду давать тебе списать на тестах. В обмен на… Скажем так, на одну пытку. Ничего серьёзного для тебя, если ты говоришь, что тебя не сломить, правда?
Он подошел к ней вплотную и тонко улыбнулся.
– По рукам?
– Я расскажу брату, – пообещала Кагура с мстительным удовлетворением. – И он сделает из тебя отбивную.
– Как только мы с тобой закончим, – согласился Окита. Ему нравилось ломать игрушки.

Слово Окита честно сдержал на ближайшем же промежуточном тесте через неделю. Понятное дело, все правильные ответы давать он Кагуре не собирался – это вызвало бы лишнее подозрение у Гинпачи-сенсея, – но проследил, чтобы выглядело так, словно их совместные занятия приносят свои плоды.
– Задержись в классе после того, как все уйдут, – велел он с усмешкой перед тем, как задремать. – Отдашь долг.
Когда он проснулся, было уже поздно. Столы и стулья отбрасывали длинные тени, а в приоткрытые окна лился желто-оранжевый свет, казавшийся густым и тягучим, как яичный желток.
Как ни странно, Кагура была рядом – спала за соседней партой, глупо пуская слюни.
– Вот ведь, – вслух подумал Окита. – И что же мне с тобой такого сделать?
Он приподнялся, обошел парту и наклонился к Кагуре. Спать на закате было плохой идеей – все мысли улетучились, оставив вместо себя тупую ноющую боль и тяжесть. Голова раскалывалась.
А главное, было страшно обидно, что пропадает такая замечательная возможность. Было ужасно жаль, что он не обдумал своих действий заранее. Окита знал, что можно было бы позволить себе чуть больше. В бахвальстве Кагуры крылась немалая толика правды – терпеть боль она умела. Можно было бы сделать что-то действительно интересное…
– Это моя порция, глупый старший брат… – пробубнила во сне Кагура и вздрогнула, резко просыпаясь.
То ли с братом у неё были отношения не лучше, либо это был хитрый финт, но взметнувшийся кулак едва не расквасил Оките нос – тот едва успел увернуться.
– А, ты не сдохла ещё… – Окита тяжело вздохнул и посмотрел на неё сверху вниз. – А воняешь, как разлагающийся труп. Готова к экзекуции?
– Готова… – Кагура потерла глаза. – А отвечать можно?
– Нет.
– Обмен репликами?
– Нет.
– Режим диалога?
– Ты спрашиваешь про одно и то же, мелкая, – Окита невесело улыбнулся. – Страшно?
– Размечтался!
Нужно было что-то делать, а в голову всё так же ничего не шло. Окита сделал вид, что примеривается, обходя вокруг.
– Не забудь, ты должна терпеть, – напомнил он лениво. – Один звук, одна жалоба, одно неверное движение, – и я иду признаваться учителю, что давал тебе списывать.
– Поняла я, – Кагура нахохлилась. – За дуру не держи. Маньяк недоделанный…
После сна выбившиеся из прически пряди волос смешно торчали во все. Растянутый свитер съехал на одно плечо.
“Жаль, что договорились по одной пытке на одну контрольную”, – с тоской размышлял Окита. Всё же нужно было приготовиться заранее. А то столько всего, что не выбрать.
Ну вот, хотя бы удушение! Всегда мечтал попробовать, да как-то всё не складывалось. С другой стороны, у них договор особый. Куда интереснее её раскрутить на что-то такое, что точно не выдержит.
К Гинпачи-сенсею Окита не собирался, но сама мысль, о том, чтобы переиграть, будоражила.
И всё же – только один шанс! Как неосмотрительно с его стороны.
– Эй? – стоя за спиной, позвал Окита.
– Чего?
Он успел!
Она ещё не успела договорить, оборачиваясь, а он успел наклониться к самому лицу, замереть на долю секунды и – укусить за нижнюю губу.
Реакция была потрясающая: сначала Кагура дернулась было назад, распахнув глаза, и без того огромные, словно две пиалы для саке, а потом окаменела и зажмурилась – смекнула, что любое её движение будет истолковано как попытка сопротивления.
Он успел, но не смог добиться своего. На языке явственно проступал солоноватый привкус. Окита по инерции облизнулся, не спеша отстраниться. Наверное, всё ещё ждал реакции.
– Всё? – спросила Кагура. Голос казался слабым, словно ей не хватило дыхания.
– На сегодня… – согласился Окита. – Пожалуй.
Она развернулась и быстро вышла из кабинета.
Окита ещё успел заметил лёгкий румянец у неё на щеках.
“Проняло”, – злорадно отметил он.
На следующий день на вопрос сенсея про губу Кагура ответила, что оступилась и разбила её об лестницу. Сенсей сделал вид, что поверил и даже не смотрел в сторону Окиты. Видимо, сносно написанный тест обеспечивал приличное алиби.

До следующего раза пришлось ждать целых две недели. Это был предэкзаменационный тест, очень важный, по уверениям Гинпачи-сенсея. Окита уже было решил, что Кагура отказалась от их соглашения, так как две недели старалась не пересекаться с ним нигде, но когда он ближе к концу урока протянул черновик с ответами, безропотно взяла. Он с удовольствием наблюдал краем глаза, как она пишет, высунув язык.
Теперь у него был план.
Конечно, Кагура могла терпеть любую боль – Окита не раз проверял это на практике. Конечно, она брыкалась в отместку и орала как ненормальная, но больше для привлечения внимания. Все дикари издают боевой клич – вот это был как раз её случай. Но беда заключалась в том, что раньше Окита и не ждал, что она будет молчать. Теперь же он понял – Кагура решила во что бы то ни стало следовать поставленным условиям, значит, будет терпеть до последнего. Беда заключалась в том, чтобы его такой ход дел не устраивал совершенно. Оките хотелось видеть её слабость.
Она ждала его в классе, хмуро пялясь в окно.
Такой настрой заранее внушил ему уверенность, что сделанные после прошлого раза выводы оказались верны.
– Ждёшь?
Она бросила на него уничтожающий взгляд исподлобья, но промолчала.
– А я кое-что придумал для тебя, – с удовольствием продолжал он. – Думаю, тебе понравится.
– Придурок…
Неспешно подойдя, он уселся за парту позади неё.
Кагура напряглась. Её плечи чуть заметно дрогнули. Сегодня свитера на ней не было – слишком жарко в классе.
– Знаешь, я тут подумал, а может быть, ты мазохистка? – предположил Окита, наклонившись. – Нормальный человек бы на мои условия не согласился.
– Лысый сказал, что я не могу остаться на второй год, – пробубнила она. – Давай уже, бей… Или что там ещё.
Но Окита хотел потянуть время. Мучить её ожиданием было так же весело. В конце концов, что такое счастье, как не ожидание? Предвкушение желанного? Вот она, тут, сидит перед ним и ждет. Полностью в его власти… Заставь бояться неизбежности. Протяни руку. Прикоснись.
Нет, ещё немного… Ещё немного, и не придется ничего делать – она уже готова вскочить, разразиться проклятьями, накинуться с кулаками. Хорошая жертва в ожидании неотвратимости.
– Знаешь, выставлять напоказ свои слабости – это так… Банально, – Окита поднял руку, и Кагура, заметив это движение, вздрогнула. Предсказуемо и приятно. – Может, ты сама чего-то хочешь? Только скажи.
– Хочу сплясать на твоей могиле.
– Ага.
Считанные сантиметры между занесенной рукой и её плечом. Ещё немного – пусть ждет, что же он собирается с ней сделать. Истинное удовольствие.
– А… это вы? – в класс просунулась кудрявая голова Гинпачи-сенсея – очки съехали на переносицу, сигарета привычно дымиться. – А ну, пошли вон отсюда! Нечего тут шляться.
Словно ожидая этого, Кагура вскочила, словно ошпаренная, походя оттолкнула руку Окиты и вихрем вылетела из класса.
– Жаль, – едва слышно, вздохнул Окита.
– Что вы тут делали? – с подозрением прищурился Гинпачи-сенсей. – Ох, не нравится мне это. Прекращайте!
– Гинпачи-сенсей, – Окита поднялся и неспешно подошел к двери. – Мы просто занимались. Вы же хотели, чтобы эта дуреха сдала японский?
– Хотел, – неуверенно согласился тот.
– Так должны же мы хоть где-то с ней заниматься, – Окита сделался мил и приятен. – Вы понимаете, верно?
– Понимаю, – протянул Гинпачи-сенсей. – Смотрите мне: ещё одна драка – и никакой экзамен не спасет.
– Конечно, Гинпачи-сенсей, – пообещал Окита. – Конечно.

Оставшуюся до экзаменов неделю она избегала его. Демонстративно смотрела в глаза, но делала всё, чтобы не остаться наедине. Наблюдать за ней было смешно. Окита даже стал меньше спать на уроках, ловя на себе её взгляды украдкой, потом не удержался, подкинул короткую записку: “за тобой должок”. Эффект оказался ожидаемый и удовлетворил его полностью.
Изводить кого-либо никогда раньше не было так весело. Он даже забыл на время о желании убить Хиджикату.
Лишь одно обстоятельство омрачило его настроение в день тестов – поднявшаяся так некстати температура. Злорадствовать не получалось. Ожидание того момента, когда в конце дня она всё-таки останется с ним, поблекло и смазалось. Тест он писал из последних сил и, передавая черновик с ответами, не смотрел особо по сторонам. Кагура, тем не менее, от него не отказалась, что обнадеживало.
После урока заметивший неладное Гинпачи-сенсей всё-таки отправил Окиту в медкабинет. Окита пытался отказаться, подозревая, что Кагура обязательно воспользуется этим, чтобы сбежать, но его рвение остаться уверило всех, что он слишком тяжело болен. Пришлось тащиться, куда послали. Там он завалился на кровать и, хотя был уверен, что не сомкнет глаз, провалился в полусон-полубред.
Ему чудилось, что его качает по волнам в маленькой лодочке на самом солнцепеке, и нигде не скрыться от палящего зноя. Окита ворочался, стараясь засунуть голову хоть куда-нибудь, но не находил, куда. А потом неожиданно откуда-то появилась рыба и шмякнулась ему на лоб. Рыба была неправильная – хоть и холодная, но совсем не мокрая. Ещё она почему-то не двигалась – опустилась и осталась там лежать.
Окита поднял руку и схватил рыбу, которая только тогда и забилась. Он приложил её к обожженной щеке и рыба затихла.
– Отпусти, извращенец, – потребовала рыба знакомым голосом.
– Тебя прокляли или это твоя настоящая форма? – спросил её Окита.
– Дурак…
Он открыл глаза.
В кабинете было сумрачно и душно. У койки на стуле сидела Кагура, немного встревоженная и нахохлившаяся.
– Дурак, – повторила она. – Домой пора. Могу проводить.
– Домой… – Окита закрыл глаза. – И вправду чокнутая мазохистка, да?
Кагура не ответила – сидела рядом и молчала, опустив голову. Кажется, кусала губы, или Оките просто так казалось.
– Ты делаешь вид, что не понимаешь? – Окита с силой дернул её за руку, которую она так и не отвела, к себе. Кагура от неожиданности поддалась, упала сверху, но тут же уперлась свободной рукой в заскрипевшие пружины. – Мелкая, да ты та ещё идиотка.
Не сказать, чтобы это было весело. Просто Окита чувствовал, что другого случая не представится. Если он и мог заставить её испугаться, то только сейчас, когда она не была готова к этому.
– Помнишь, что ты мне должна? Уже вдвойне.
– Помню, – Кагура дернулась. – Температура же…
– Лучшее средство от всех болезней – чужие страдания, – шепнул Окита, переворачиваясь, подминая её под себя и стягивая с неё блузу. – Не обессудь, ты сама пришла, хотя знала…
– Ты… Дурак… Больной ублюдок…
Наверное, она сопротивлялась, но не сильно – он понял это уже гораздо позже. Тогда казалось, что они ведут борьбу на равных.
– Я рад, что ты всё понимаешь и так ответственна. А теперь – молчи и терпи. Впрочем, можешь стонать – в таком случае это будет уместно. Только не переусердствуй.
– Не надо.
Она была маленькая и гибкая. Её светлая кожа казалась чуть прохладной, и к ней было приятно прижиматься всем телом. Жар понемногу отступал.
– Мы пойдем к Гинпачи-сенсею?..
– Пожалуйста, не надо… Не!..
Он раздвинул коленями бёдра, одной рукой удержал ее руки, второй неловко стаскивал одежду. Она жмурилась, но не плакала. Сжимала зубы.
– Если это первый раз, то будет немного больно. Но в этом суть – ты сможешь потерпеть?
Окита не ждал ответа. Говорил что-то, что казалось достаточно отвратительным – первое, что приходило в голову.
– Мы же сдали японский? Значит, это последний раз, когда я могу воспользоваться нашим договором… Ничего страшного, если возьму чуть больше.
Маленькие груди с острыми сосками в розоватом ореоле, рыжие волоски тонкой дорожки в паху. Кагура ещё старалась сжать колени – совсем немного, закрываясь инстинктивно. Если бы хотела – могла бы ударить, да так, чтобы дух вышибло. Не ударила.
– Не надо.
Окита наклонился, провел языком по шее – от ключицы до уха, прикусил – так, чтобы след остался. И ещё один – на плече. Пальцы обозначили путь от груди до промежности, сжались, надавили.
Кагура дернулась.
Прекратить больше не просила. Обмякла.
В голове было туманно, пусто и тяжело. Во всем теле было тяжело и очень жарко. Даже Кагура перестала казаться оазисом прохлады.
Окита поднял её бедра, вынуждая сжать коленями бока, отпустил руки. Она осталась лежать перед ним, закрыв ладонью лицо, едва заметно вздрагивая. Нет, не плакала – он был уверен.
В глазах плыло. Наверное, от возбуждения. Скорее всего – от жара.
Ну и ладно.
Он взял её несколькими короткими толчками. Опыт был – совсем небольшой, но пару раз ему удавалось сорвать куш. Ничего особенно тогда он не почувствовал. То же самое, что и с рукой, только с девушкой. Так банально.
Кагура не проронила ни звука. Он наклонился к ней, с удовольствием уткнувшись в худое плечо, тяжело выдохнул и почувствовал – она сопротивляется. Не внешне, внутренне. Её тело не приемлет того, что с ним делают.
И это неожиданно оказалось приятно. Осознание сопротивления захватило Окиту. Если бы он не запретил ей сопротивляться, возможно, было бы ещё интереснее.
В следующий раз… В следующий раз он позволит ей делать всё, что угодно: кусаться, драться, пинаться и вырываться до последнего. Обязательно, в следующий раз так и будет.
Надолго его не хватило.
Кагура не двигалась, пока он лежал на ней, мокрый от пота, и восстанавливал дыхание. Удовольствие судорогой сжимало горло. Голова кружилась, падала, тело отказывалось слушаться.
Кагура спихнула его с себя, сползла с кровати на пол, отыскала вещи. Пока одевалась, ни разу не обернулась. Окита смотрел, не хотел отпускать. Просто не хотел – животный, не поддающийся логике порыв: вернуть обратно.
На границе сознания маячило: что-то происходит не так. Дело – дрянь.
Он провалился в сон до того, как она ушла.

Разбудил его Гинпачи-сенсей.
В голове немного прояснилось. Окита тер глаза, пытаясь осознать, когда закончился сон про рыбу и начался про Кагуру.
– Пойдем, – позвал Гинпачи-сенсей. – Отвезу тебя домой. Кагура-чан сказала, ты совсем плох.
Не оборачиваясь, он почесал в затылке.
– Вообще-то, она выразила надежду, что ты скоро сдохнешь, но как-то без энтузиазма.
Окита помотал головой.
– Она заходила?
– Да, – Гинпачи-сенсей кивнул. – Думаю, хотела выразить благодарность.
Окита не ответил, медленно соображая, что сон сном вовсе и не был.
– Кстати, знаешь, – Гинпачи-сенсей остановился. – Сначала я думал, что ты просто даёшь ей списывать, Окита-кун. Я нашел твой черновик у неё под партой. Но когда принялся проверять работы… – он с сожалением покачал головой. – Наверное, всё дело в твоем дурном самочувствии. Если бы у Кагуры-чан ошибки были те же, я бы без сомнений отправил на пересдачу обоих. Но она, в отличии от тебя, на всё ответила верно.
Окита по инерции кивал и соглашался. Смысл слов доходил до него с опозданием.
– ...Так что я просто исправил у тебя несколько ошибок, – продолжал Гинпачи-сенсей, ничего не замечая. – Ты хорошо поработал, Окита-кун. Может быть, в следующем году подтянешь ей математику?
Окита остановился, как вкопанный.
– Нет.
Вот оно.
– М? – Гинпачи-сенсей удивленно оглянулся. – Не будь таким категоричным.
– Нет, – севшим голосом повторил Окита. – Я же сам сказал, что сегодняшний экзамен – последний раз.
– Эх… – Гинпачи-сенсей прошел к выходу. – До чего принципиальная молодежь нынче пошла.

@темы: gintama