Но пафост есть страдание человека, ведомого сильной страстью, а среди нас нет тех кто хохочет над страданием и презирает страсть.©
Название: О разном
Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Бета: —
Персонажи: Колонелло/Лал
Рейтинг: G-NC-17
Жанр: военно-полевой романс по возможности
Дисклеймер: Амановское оно всё, кроме русского языка
Примечание: будет апаться; вторая часть
О раздумьях
Отсюда.
505 с.В казарме было шумно.
Вчерашние офицеры, не скупясь в выражения, обсуждали свой новый статус. Конечно, соглашаясь на контракт и вступление в засекреченный спецкорпус морской пехоты все имели представление, на что идут. О чем они не подозревали, так это о том, что тренировать их будет...
— Баба! — сплюнул кто-то.
Колонелло не видел говорившего, но не уловить брезгливости в этом слове мог раз что глухой. Он ухмыльнулся, переворачиваясь на спину, и заложил руки за голову. Внизу, на нижнем ярусе кровати, новые товарищи со вкусом перемывали косточки капитану.
И, откровенно говоря, они были правы: капитан действительно была женщиной.
— И я, старый ветеран, побывавший не в одной горячей точке, буду подчиняться этой бабе? Да чтоб я сдох!
— Сдохнешь, — пообещали в ответ со смешком. — Слышал, как она это говорила? "Ничтожества без рода и племени, оставившие звания за пределами..."
— А по-моему, она очень даже ничего, — свешиваясь вниз, заметил Колонелло. — Горячая...
— Иди к черту! — огрызнулись в ответ.
— Эй, — Колонелло оглядел собрание с улыбкой. — Да ладно вам! Может быть, я мечтал об этой женщине всю жизнь! И вот - она!
— Не надейся, сопляк... Говорят, капитан - та ещё сука.
— Да ладно! — Колонелло опять улегся и прикрыл глаза. Кто-то стукнул снизу в матрац, и он недовольно заворочался. — Вообще, не важно. Даже если и так. Сука — тоже женщина. Просто не нашлось мужчины, который об этом знает.
— Полагаю, вы, рядовой, как раз знаете?
В наступившей тишине кто-то тихонько пробормотал: «Помяни черта...» и присвистнул.
Колонелло по инерции вскочил, спрыгнул на пол, выпрямляясь по стойке «смирно», и столкнулся нос к носу с самим объектом обсуждения. Капитан Лал Мирч проигнорировала и замечание, и свист, словно бы они относились не к ней; подошла ближе, ступая медленно и беззвучно, и с минуту разглядывала Колонелло, чуть прищурившись.
— Ну, — наконец произнесла она. — Что же вы молчите, рядовой? Я задала вопрос.
Колонелло посмотрел на неё сверху вниз — разница в росте давала о себе знать — и обезоруживающе улыбнулся:
— Думаю, что знаю, капитан!
— Думаете? — она пожала плечами и развернулась на пятках, закладывая руки за спину. — Советую подумать лучше.
— Я уже подумал, капитан!
— Вы мало подумали.
— Достаточно, капитан!
Кто-то мрачно хмыкнул: каждый из присутствующих понимал, к чему ведут подобные разговоры — самонадеянных наглецов в армии не любят. Их вообще не любят, а там, где есть неравенство — особенно.
— И что же вы надумали, рядовой? — стоя спиной к Колонелло, тихо поинтересовалась капитан.
— Я хочу сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться!
Она обернулась, глядя на него через плечо.
— И что это за предложение? — вкрадчиво произнесла она.
— Почему бы вам не перестать быть сукой и выйти за меня замуж? — улыбаясь, предложил Колонелло и поспешно добавил: — Но я не хочу вас торопить, так что тоже хорошо подумайте, капитан. Предложение всегда будет в силе.
— Я хорошо подумаю, рядовой, — пообещала она и быстро вышла из казармы, хлопнув дверью.
Все вздохнули с облегчением: теперь, когда в роте появился смертник-доброволец, можно было не беспокоиться. А Колонелло пожал плечами и, подтянувшись, запрыгнул обратно на койку, решив, что стоит хорошо выспаться, прежде чем он начнет помогать капитану думать.
О проницательности
Саммари: XXVI-18 Колонелло/Лал Мирч. Придумывать отмазки от тренировок. Н!
80 с.
«Если я скажу, что с дежурства или с задания – это будет заведомая неприкрытая ложь. А если скажу, что у меня чудовищная мигрень… выйдет как-то пошло, словно от секса откосить пытаюсь…»
– Капитан, так мы идем, кора?
– Нет! Мне надоело тратить время на слабака, который…
– Хорошо-хорошо, понял! Даже сильные женщины не в силах совладать с природой! ПМС – это так неприятно…
Лал, красная, как рак, с открытым ртом смотрела вслед Колонелло: её каждый раз вводила в ступор его наблюдательность, помноженная на прямолинейность и непосредственность.
О приказах и Шекспире
Саммари: XXVI-28 Лал Мирч/Колонелло.Утро после тренировки, встреча рассвета.
510 с.
Ночной тренировочный марш-бросок под её командованием удался на славу. То ли молодняк в этой группе попался крепче обычного, то ли ночной воздух бодрил и освежал, а несколько романтичная атмосфера толкала на подвиги, но прежде чем отдать команду разойтись и отправить отряд спать, Лал даже позволила себе скупую похвалу, сдержанную, брошенную как бы между прочим, но от того не менее ценную. Получив же команду к отбою, отряд бодрой рысью двинулся к казармам, а капитан, дождавшись, когда те скроются из вида, нашла место, где трава не была истоптана тяжелыми сапогами, и опустилась на неё. Сон, всю тренировку прятавшийся где-то неподалеку и норовивший закрыть тяжелеющие веки своим жертвам, польстившись на более крупную добычу, бежал с поля, над которым уже потихоньку начал загораться рассвет.
– Команда к отбою была для всех! – строго проговорила капитан, не поворачиваясь, да и что толку, когда заранее понятно, кто опять напрашивается на хорошую взбучку и выговор. Настырный ариец шершнем увивался за ней по всей базе с момента их первой встречи, игнорируя все служебные положения. Впрочем, в душе Лал нравилось, что подхалимства и заискивания за ним не водилось, а вот на внеочередные наряды он нарывался каждый раз с особым энтузиазмом.
– Колоннелло, – неожиданно для себя, Лал смягчилась и вздохнула. – И чего ты приключения всё ищешь?
Парень в ответ хмыкнул, разводя руками, и растянулся рядом, легкомысленно подперев подбородок.
– Красиво же, – он махнул в сторону горизонта, где по серебрящемуся небу шли желто-розовые, как расплавленное золото в турецких тиглях, трещины. – Нельзя в такое время спать. Да и компания очень даже располагает к бодрствованию.
– Ты мне тут ещё Шекспира почитай, – буркнула Лал, скосив взгляд в сторону.
– Чего? – переспросил Колоннелло.
– Не «чего», а Шекспира, неуч, – фыркнула она, поворачиваясь, и осеклась: когда он успел приподняться на локтях, Лал не заметила, и теперь буквально столкнулась с ним нос к носу, глядя в глаза.
– Капитан, я ведь тоже могу быть серьёзным, – словно снисходительно улыбнулся он и, потянувшись, коснулся губами её губ.
… Так бывает, когда во внеурочное время занимаешься чем-то посторонним, и тебя на этом почти ловят в самый неожиданный момент, но ты всё же успеваешь увернуться и скрыть следы своего маленького преступления. И где-то внутри бурлит смесь из жгучего стыда и ехидного триумфа. Идет выброс адреналина в кровь, начинают подрагивать кончики пальцев, ноги становятся какими-то тяжелыми и непослушными, и волна непреодолимого иррационального веселья, когда хочется смеяться в голос, долго и со вкусом…
– Ты!.. – выдохнула Лал, подскакивая и устремляя яростный взгляд, словно ни она сама только что сидела, не в силах сдвинуться с места. И действительно, откуда силы-то нашлись? Вот со словами было хуже, поэтому ощущала себя капитан рыбой, вытащенной из воды, способной только беззвучно открывать рот.
-Ну, так я пойду на кухню – отрабатывать наказание? – не менее резво отскочив на приличное расстояние и вытянувшись по стойке смирно, уточнил Колоннелло. – Или лучше сразу в карцер?
– Отбой! – выдавила Лал и, развернувшись на каблуках, зашагала прочь. Где-то под ребрами было тепло и щекотно, словно там обосновался пушистый солнечный зайчик.
«Ну, уж нет! – решила она. – За такое карцера будет маловато…»
О ставках
Саммари: 2с-80. Колонелло|Лал Мирч. "Выживу – женюсь!"
240 с.
Первый неожиданно сильный удар пришелся в челюсть. Колонелло успел отклониться, и второй прошел вскользь по скуле. Он подумал, что сможет контратаковать, но просчитался – не хватило то ли реакции, то ли ловкости, и удары посыпались один за другим – быстрые и точные, словно укусы пчел, по одному ничего не стоящие, но изматывающие и ядовитые. Он не успевал ни отвечать, ни закрываться – противник оказался быстрее и опытнее.
Где-то на галерке в толпе, окружившей дерущихся, зазвучали ехидные подначки. Кто-то начал принимать ставки.
Прислушиваясь, Колонелло пропустил ещё серию ударов, последний из которых заставил встать на колени.
Зрители загудели. Кто-то вслух посетовал, что сделал ставку не на того.
Помотав головой, Колонелло уперся рукой в тренировочный мат и приподнялся. Капитан стояла в пяти шагах с непроницаемым выражением лица – обманчиво спокойная и расслабленная: ровно вздымается под лёгкой майкой грудь, левая рука на бедре, правая расслаблена, и только подрагивающие пальцы выдают готовность к молниеносному удару, волосы липнут к шее, мокрые от пота...
– Выживу – женюсь! – весело сощурившись, пообещал Колонелло и вытер тыльной стороной ладони кровь из разбитой губы.
Тренировочная площадка задрожала от хохота.
Капитан несколько секунд смотрела Колонелло в глаза, а потом медленно подняла руку, привлекая к себе внимание.
– По пинте лучшего пива – каждому из присутствующих! – в ближайший увольнительный – за мой счет, – пообещала она в полной тишине. – Если выживет.
Уголки её губ дрогнули, как если бы капитан еле сдерживала улыбку, и Колонелло подумал, что лучше бы ему это не показалось.
O чем она не скажет
Предупреждение: найопка
910 c.
У него грубые ладони, и кожа на тыльной стороне обветренная, и ловкие длинные пальцы, привыкшие щелкать затворами и предохранителями, безукоризненно спускать курок и играючи отправлять метательные ножи точно в цель. Она знает эти руки, – да и как не знать, когда сама тренирует его каждый день, не давая спуску. И когда он, с затаенной нежностью, проводит по её талии, спускаясь вниз по внешней линии бёдер, ей начинает казаться, что она маленькая фарфоровая кукла, звонкая и очень хрупкая, и в висках бьется гулкая пустота. А собственная рука не поднимается, чтобы привычно и немного грубо оттолкнуть, бросив гневный предостерегающий взгляд, и громко прикрикнуть, чтобы не позволял себе лишнего.
Она отворачивается, чувствуя, как горят щеки, когда он легко касается губами ямочки между грудей и так же легко поднимается выше, оставляя невидимый след своей улыбки на бледной коже её ключиц, плеч и шеи, проводит языком по мочке уха и почти мимолетно прихватывает её зубами. Она прерывисто вздыхает, прикрыв глаза, и он, словно получив одобрение, целует её в уголок рта, мягко, но решительно проводит кончиками пальцев по щеке и подбородку, – ей приходится, подчинившись, повернуться к нему и заглянуть в глаза. Он беззвучно смеется, не отводя взгляда, дразнящее проводит языком по её губам, то ли приглашая, то ли провоцируя. И она срывается: требовательно и торопливо целует сама, обняв за шею и прижимаясь всем телом.
Он гладит её бёдра, долго целует шею, покусывая, опять спускается к ключицам и ещё ниже, обводя кончиком языка сосок, накрывает его губами, заставляя выгибаться и не позволяя хоть сколько-то выровнять сбивчивое дыхание. Она – кажется, по инерции, – гладит его плечи, проводит по позвоночнику и дрожащими пальцами зарывается в лен непослушных волос.
От его неторопливости можно сойти с ума, но она только кусает губы и смущенно прикрывает глаза, пока он рисует языком замысловатые узоры по животу и бедрам, бросая исподлобья игривые и немного насмешливые взгляды.
Наконец, словно устав играть в гляделки, он берет её, медленно и бережно. Она всхлипывает, зажимая рот рукой, и инстинктивно подается к нему. Он наклоняется, успокаивающе, но настойчиво отводит руку, и она обнимает его за шею. Мимолетное касание губ. Резкое движение заставляет сильнее прижиматься друг к другу…
И почти на пике удовольствия, лихорадочно комкая в пальцах простыни, она ладонью ощущает холод металлической «собачки» от спального мешка, а потом оргазм накрывает её, и…
…Лал резко открывает глаза.
На небе – сквозь кроны деревьев – виднеется россыпь ярких звёзд, и нет никакого намека на серебристую дымку рассвета. В свете дотлевающих углей костра можно рассмотреть беззаботно спящего Колонелло, но для этого нужно повернуть голову, чего делать категорически не хочется.
Она мысленно ругает себя, по-военному грубо и зло, потому что… Глупости всё это, такие глупости! Верно говорят, природу не обманешь. И всего-то надо – поступать как все: после задания в ближайшем городе найти шумный бар, напиться до зеленых чертей в глазах и снять себе уже кого-нибудь, не обремененного интеллектом, а то – проблему нашла! И вовсе она не влюблена в этого безответственного идиота, просто шутки подсознания; просто в последнее время слишком много времени приходится проводить вместе, и нет времени подумать ни о ком другом…
– Что случилось, эй? – от заспанного голоса Колонелло Лал вздрагивает.
– Ничего.
– Дыхание, – патетично замечает он, разлепляя один глаз.
– Что? – её опять начинает бить легкая дрожь, так что приходится украдкой сжать край спального мешка.
– У тебя дыхание сбилось, эй. Всё нормально?
Она отворачивается, чтобы скрыть замешательство: и ведь почувствовал, – даже сквозь сон… ай, молодец, Лал, вышколила – на свою голову.
– Нормально, – грубо бросает она. – Спи. А если уже выспался – пятьдесят кругов по лесу рысью, и чтоб я ни звука не слышала!
Пока Колонелло медлит с ответом (а он именно медлит – его так просто не заткнешь!), она думает о том, что не стоило в последнее время так сужать круг общения. Выбор, конечно, не велик, но… Нет, определенно, после этого задания стоит заставить себя немного расслабиться!
– Кошмары, эй? – наконец усмехается он.
– М… да! – она хватается за это предположение как за соломинку. Он ведь не отстанет, пока не добьется ответа, а правда… Правду Колонелло знать уж точно совсем не обязательно! – Спи уже! Пока можно… это приказ.
Лал демонстративно натягивает край спальника на нос и даже закрывает глаза, не смотря на то, что он этого не видит.
– А ну-ка подвиньтесь, капитан! – на землю за её спиной падает ещё один спальник. – Угли в костре, конечно, уже не те, но у меня нет желания угодить в них под утро задницей!
– Колонелло! Идиот, что ты… – она не успевает вовремя среагировать, и ученик, без лишнего стеснения, обняв за талию, привлекает её к себе.
– Капитан, неужели не знаете, эй? Когда маленьким девочкам сняться кошмары, их надо обнять, поцеловать и рассказать сказку. Обнять, я вас обниму. Целовать – уж извините! – не стану, иначе угли костра моей заднице раем покажутся, что я вас не знаю, что ли? А сказка… эх, плохой из меня рассказчик! – Колонелло сильнее прижимается к ней, уткнувшись носом в затылок, и сонным голосом продолжает. – Ну, тогда давайте вы будете представлять овечек – белых таких, пушистых и милых, на зеленом солнечном лугу! – а я вам их вслух посчитаю, идёт? Давайте: раз овечка, два овечка, – нет, вам надо представлять их ещё белее и пушистее, эй! – три овечка…
На счёт «четыре» Лал действительно засыпает и, к счастью для неё, уже без сновидений, а Колонелло оставшиеся три часа до утра не может сомкнуть глаз, вдыхая запах её волос… Впрочем, от хорошего нагоняя с утра его это никак не спасает.
О настроениях и капитуляции
Саммари: XXVI-36 Лал Мирч/Колонелло. "И все-таки ты идиот..."
575 c.
– …Таким образом, устав предусматривает возможность действовать по собственному усмотрению при возникновении внештатных ситуаций и допускает ряд мелких нарушений, например… – самым занудным голосом капитан читала какую-то очередную выдержку; естественно, по памяти. – Иначе говоря, всегда есть вероятность, что принимать решение придется самостоятельно и оперативно… Почему ты остановился? – она нахмурилась.
– Закончил, капитан!
– Врешь?
– Никак нет, кора! Двести отжиманий, как приказали…
– Ну, ладно, – махнула рукой Лал. – Но в следующий раз сама считать буду. На чем я остановилась?
– Вы собирались встать с моей спины, капитан. Нет, мне нравится, когда женщина сверху, но – в несколько… нештатной ситуации, кора!
– Отставить разговорчики! – скомандовала капитан, поднимаясь. Не реагировать на подначки Колоннелло она почти научилась – оставалось только избавится от этой досадной оговорки «почти».
Сам же он с беспечным видом уселся по-турецки на деревянный пол спортзала и, поморщившись, принялся разминать плечи. Глядя на него, Лал в который раз испытала прилив гордости – лучший из её учеников, хоть и обалдуй изрядный, далеко пойдет…
– Давай помогу, – наконец, сжалившись, предложила она. – Иди, сядь сюда, а я спину разомну.
Дважды просить не пришлось – стянув майку, он быстро перебрался к ней, повернулся спиной и, выставив одну ногу вперед и положив на неё голову, наигранно-испуганным голосом поинтересовался:
– А больно будет, кора?
– Будет, – пригрозила Лал. – Если дурака валять не перестанешь.
– Так точно, товарищ капитан! – отчеканил ученик и, опять изменив официальной форме, более мягко добавил: – Мне кажется, от прикосновения твоих пальцев любая боль уходит.
Лал всё-таки вздрогнула; в отличие от его шуток, к неожиданным переходам с «вы» на «ты» привыкнуть было совсем не просто. Кроме того, их с Колоннелло служебные отношения, выйдя из-под контроля, сами собой переросли некую грань, став личными. И если рационализм требовал радикального решения назревающих внутреннего и внешнего конфликтов долга и чувств, то некоторые физические и эмоциональные аспекты толкали к тому, чтобы легкомысленно пустить всё на самотек. И, надо отдать должное правде, как Лал не противилась, чувства брали верх.
Видимо, почувствовав её настроение и мысли по тому, как изменился характер прикосновений, Колоннелло обернулся к ней и, поймав руку, поцеловал кончики пальцев. Лал окончательно смешалась, потеряв бдительность – и тут же поняла свою ошибку, но секунды решали, и умелым движением её ученик – лучший! – аккуратно, но весьма умело и уверенно перебросил её через себя, так что капитан оказалась лежать на полу. Подняться не получилось – прижав руки над головой, а ноги сжав коленями, – как сама учила! – Колоннелло совершенно спокойно уселся сверху и победоносно улыбнулся.
– Какого ты?.. Скотина неблагодарная! Да я тебе в следующий раз все пятьсот отжиманий дам – и до казарм сам поползешь! – взвилась Лал, стараясь высвободиться. Впрочем, то ли Колоннелло действительно за время их совместных тренировок приноровился к её манере боя, то ли просто отбивалась она с меньшим рвением, которое стоило проявить, но через пару минут борьбы, щедро разбавленной нецензурными междометиями и довольными смешками, ситуация не изменилась.
– Перестань! – выдохнула, наконец, раскрасневшаяся и взъерошенная Лал, чувствуя, что ни угрозами, ни силой выторговать свободу не удастся. – А если кто-нибудь зайдет, что о нас подумают?
– Что теперь моя очередь быть сверху? – Колоннелло широко и заговорщически улыбался, склонившись над ней.
– И всё-таки ты идиот, – Лал отвела глаза; щёки и уши у неё горели.
– Влюбленный идиот, – наклоняясь ещё ниже, шепнул он. – Это немаловажно!
Прежде, чем обнять его за шею уже свободными руками, капитан успела подумать, что в последнее время стала слишком легко сдаваться…
О неумении пить и отсутствии альтернативы
Саммари: X-25. Колонелло | Лал Мирч. У Лал слабая переносимость алкоголя. "Если я воспользуюсь твоим состоянием, ты завтра оторвешь мне голову" – "А если нет, я сделаю это сейчас".
1670 с.
День Независимости проходил шумно и с размахом, как и положено, что уж говорить о его окончании?
Подвыпившие солдаты спешили на базу сразу после феерверка, как-то стыдливо, словно подростки, прятали глаза и старались не дышать на встречных офицеров. Большинству же офицеров было уже всё равно, и даже самые дотошные и въедливые командиры смотрели сквозь пальцы на нетрезвых бойцов, если, конечно, вообще были в состоянии что-то увидеть.
Колонелло прислушался к затихающим в казармах голосам, улыбнулся своим мыслям, и прогулочным шагом двинулся в "дежурку". Не сказать, что подобный расклад его устраивал, но своё наказание он получил, вероятно, даже за дело и был не слишком расстроен тем, что в праздничный день приходилось остаться на службе. Буйное и распутное веселье в честь национального праздника не прельщали его, зато прохлада апрельской благоухающей ночи приносила сейчас нотку лирической грусти, более свойственную влюбленному юноше, нежели военному из серьёзной организации. Колонелло вообще умел смотреть на жизнь легко, поэтому отсутствие возможности с чувством напиться и погулять в компании прекрасных дам воспринимал спокойно – Мадонна, сохрани и дай прожить ещё годок!
И когда он почти дошел до места окончания вечернего обхода, до него донеслись звуки нетвердых шагов и тихое пение. Прислушавшись, Колонелло не смог не улыбнуться: национальный гимн распевали почти шепотом три женских голоса. С учетом, что в части женщин было не так много, как порой хотелось, не составило большого труда их узнать, тем более, что сами обладательницы голосов, слегка пошатываясь, появились тут же, свернув навстречу из-за ближайшего поворота. Колонелло вытянулся, отдавая честь. От неожиданности ли, хорошего настроения или увиденного, но придать лицу серьёзное выражение он не успел – улыбка была хоть и лёгкая, но весьма заметная.
– Ой! – троица резко остановилась, слегка качнулась в едином порыве и примолкла.
– Во-ольно! – весело протянула старший лейтенант Грациани, опомнившись первой.
– И кто это у нас тут? – риторически поинтересовалось капитан Ди Стефано.
Обе хихикнули и хитро покосились на капитана Мирч: сплетни о её нелегких отношениях с нерадивым учеником курсировали по базе уже несколько месяцев.
– Проштрафившийся, – буркнула Лал и бросила на Колонелло уничижительный взгляд.
– Бедняжка! – пропела Грациани. – В такой-то день...
– Ой, – Ди Стефано тронула лейтенанта за локоть и многозначительно подмигнула. – Уже та-ак поздно... Что-то мы, девочки, загулялись! Подъём завтра по расписанию, служба, дела. Нам пора, Лал! Счастливо добраться до кровати! Спокойной ночи...
– Или не спокойной, – громким игривым шепотом добавила Грациани, увлекаемая подругой дальше по коридору. – Это даже лучше...
Колонелло, так и не разобравшийся, кому предназначалась последняя реплика подвыпившего лейтенанта, постарался сделать вид, что не расслышал.
И когда в пустом коридоре стихли их шаги, Лал подняла глаза, критически оглядела подчиненного и уже собралась было выдать очередную недовольную тираду – уж в этом он мог не сомневаться! – но ухватилась одной рукой за стену, а второй прикрыла рот.
– Капитан, эй, – удивленно проговорил Колонелло. – Да вы пьяны!
– Нет, – покачнувшись, возразила она, отнимая руку ото рта. – Ик!.. Тебе кажется... Ик!.. не твоё дело...
– Эй, так кажется или не моё дело?
Лал помотала головой, снова покачнулась и закрыла глаза.
– О, боже! – Колонелло развеселился. – Эй, капитан, сколько вы выпили?
– Не много... – почти жалобно пробормотала она, продолжая икать.
– Эй, тогда не делайте так больше, – он мягко приобнял её за плечи. – Пойдемте, в комнате дежурного есть диван и минералка.
– У меня в комнате тоже!
– Да, но в отличии от вашей, комната дежурного находится всего в нескольких шагах отсюда, – попытка сопротивления была подавлена на корню, и Лал нетвердой походкой пошла за ним.
Продолжая придерживать её за локоть, Колонелло открыл дверь, пропуская вперед.
– Щёлкните выключатель – справа от входа, – попросил он, вытаскивая ключ из замка.
– Нет, – Лал неожиданно вывернулась, лишь слегка покачнувшись, и прижала его к захлопнувшейся двери. – Так будет лучше.
– Эээй?.. – с нехорошим предчувствием переспросил Колонелло, чувствуя себя зажатым между дверью и гибким телом наставницы. – Лал... Ты чего?
Лал не ответила, уткувшись ему в шею, провела дрожащими руками вниз по груди и подняла голову.
– Кха... Капитан! – он растерялся. – Вам... э.. плохо?
– Дурак! – от неё пахло алкоголем. – Мне хорошо...Мне так хорошо, что я даже могу в этом признаться.
Руки опустились ещё ниже и легли на пряжку ремня, дыхание защекотало шею. Он нервно улыбнулся, положил руки ей на плечи и постарался как можно аккуратнее отстранится, но Лал жестко пресекла эту попытку и, потянувшись, коснулась губами уголка его губ.
На секунду он смешался от неожиданности.
– Лал?
– Что? Скажешь, ты меня не затем сюда привел? – она потянулась к мочке уха. – Хоть дуру из меня не делай...
– Вообще-то, капитан... – Колонелло из последних сил пытался взять себя в руки и не наделать глупостей. – Если вы включите свет, то поймете, что на столе действительно стоит бутылка минералки, а у меня и в мыслях не было...
Он осекся, задохнувшись, когда её рука легла на ширинку.
– Ты, сволочь, трижды не захотел принимать мой отказ, а теперь, когда довел меня, и я уже не могу просто так терпеть все твои выкрутасы, после всех сплетен и кривотолков, которые ходят по базе о наших отношениях, ты идёшь на попятный? Отступаешь, да?
– Я... Эй, нет! Лал, не дури! – он предпринял ещё одну попытку взять инициативу на себя, но оказалось, что находясь прижатым к стене, это сделать непросто. Тем более, что и шума поднимать он не хотел.
Капитан, не смотря на опьянение, быстро сориентировалась, перехватила его руки и прижала их всё к той же двери, потом потянулась и поцеловала его в губы.
Не сказать, чтобы это был их первый поцелуй: Колонелло уже несколько раз сам умудрялся заморочить её во время тренировок так, что на сопротивление у неё не хватало сил. Что уж говорить, но после каждой подобной выходки Лал ругалась на него как заправский сапожник, отменяла увольнительные, наказывала всеми возможными способами, которые ей были под силу, в первый раз даже без объяснения причины вышестоящему руководству на сутки отправила его в карцер – чтобы подумал. Он действительно подумал и решил, что за её тонкие дрожащие губы и потерянный взгляд мог бы отсидеть в карцере и неделю.
Сейчас вышло иначе: первый раз она сама проявляла инициативу – напористо и без оглядки целуя так, как до этого делал он сам. На её губах ещё оставался сладковато-жгучий вкус граппы. Колонелло чувствовал, что сдаётся и получает от происходящего удовольствие. Но такая победа отдавала горечью.
Из последних сил он всё-таки отстранился.
– Эй, Лал... ты ведь пьяна как солдат после дембеля, – он хрипло засмеялся, стараясь успокоится. – Если я воспользуюсь твоим состоянием, ты завтра оторвешь мне голову.
– А если ты этого не сделаешь, – так же хрипло и недовольно зашептала она, – я сделаю это прямо сейчас...
– Это нечестно, эй! У меня в любом случае нет выбора!
– Мне его ты тоже не оставил... – Лал снова потянулась за поцелуем.
– Вот как... – всё встало на свои места, и Колонелло, всё же сумев освободится из её хватки, привлек за талию к себе. – Я понял...
Пуговицы парадного кителя – видимо, офицеры отправились на праздник сразу после торжественного парада, – расстегивались легко. С блузой и юбкой тоже проблем не последовало. Под ними обнаружился комплект белого кружевного белья – в темноте он словно светился, подчеркивая небольшие груди и крепкие подтянутые бедра.
Диван в комнате был не широкий, но для них двоих сейчас много было и не нужно. Он не торопился, стараясь не обойти вниманием ни сантиметра так давно желанного тела. Лал послушно тянулась к нему, нервно вздыхая. Нежная кожа бёдет, плоский живот, вздымающаяся грудь. Колонелло провел по ключицам, спуская бретели бюстгалтера с плеч. Его ласки становились всё более аккуратными и успокаивающим. Наконец он медленно приподнялся, откинул несколько упавших на лоб прядей и погладил Лал по щеке подушечками пальцев.
Со злополучного дивана он почти сполз, нервно потер шею и улыбнулся.
– Спокойной ночи, Лал. Ты неисправима! – Колонелло вздохнул. – Но прогресс – на лицо: в следующий раз, возможно, ты даже сможешь сказать это всё на трезвую голову. А пока ответ не принимается... Подумай ещё.
Он провел рукой по глазам.
– А ведь мог бы и впрямь сорваться, эй! Тогда бы точно спать не дал: вот в каком виде ты бы завтра с утра на построении была?
Лал во сне тяжело вздохнула.
– Вот и я об этом! – он поднялся, сложил раскиданную одежду, достал из шкафа плед и прислушался: измотанная праздничным днём военная база спала мертвецким сном.
Колонелло опустился на диван рядом с Лал, и она тут же прижалась, уткнувшись в грудь.
– Ведёте себя как девчонка малолетняя, капитан... – с грустью вздохнул он, прижимая её к себе. – А ведь какая ночь, какая ночь! Хоть голышом по территории бегай – никто не увидит.
***
Проснулась она перед рассветом – от жестокого похмелья, – но долго не решалась открыть глаза. Предыдущий вечер остался в памяти туманным пятном, и крепкие мужские руки, которые её обнимали, могли одновременно принадлежать как совершенно любому мужчине, так и одну, вполне конкретному. Лал не могла решить, какой вариант хуже и что ей теперь делать. А открыв глаза и встретившись взглядом с учеником, поняла, что пропала.
– Голова болит? – чуть насмешливо поинтересовался он. – Или утро всё же доброе?
Она вздохнула и отвела глаза.
– Понятно, – Колонелло встал с дивана и потянулся. – Сейчас.
На столе стояла злополучная минералка. В ящиках стола нашлось обезболивающее.
Не смотря на смущение и злость на себя, стакан Лал приняла с благодарностью.
– До общего подъёма ещё полтора часа, – заметил Колонелло. – Будет лучше, если ты сейчас пойдешь к себе – лишней болтовни тебе бы не хотелось, как я понимаю. Проводить?
– М, нет, я сама...
– Уверена?
– Да.
– Хорошо.
– Колонелло...
– Эй?..
– Я... ты... то есть, мы?..
– Нет, – он улыбнулся. – Между нами ничего не произошло...
Лал с облегчением вздохнула.
– ...эй, но хочу заметить, что только благодаря моей высокой морали, из-за которой я не могу творить всякие непристойности с полусонной женщиной, – он сделал паузу, давая ей время осмыслить сказанное, и между прочим добавил: – Но белое кружевное бельё на тебе выглядит необычайно хорошо, эй!
– Идиот!
Колонелло засмеялся и поймал на лету брошенную в него подушку.
Об усталости и чужом имуществе
1380 с.
Он встречает её в аэропорту — в штатском.
Со стороны — обычная пара, каких двенадцать на дюжину: он служит, она приезжает иногда к нему в гости. Ничего примечательного — здесь за городом военная база. Или две. Или... черт их разберет, но точно что-то не чисто!
У неё усталый вид: тени под глазами, волосы растрепаны. Впрочем, спину держит ровно, в руках — чемодан. Одета просто, но джинсы весьма обнадеживающе сидят по фигуре, и упругая грудь под белой футболкой — такое не спрячешь. Кое-кто завистливо провожает их взглядом — обоих.
– Эй, – говорит он, закидывая её чемодан в багажник и садясь за руль. – Что за лицо, капитан?
– Устала, – просто признается она, щелкая ремнем и откидывая голову на спинку кресла. – Поехали.
Он улыбается и смотрит на неё, не спеша заводить мотор.
– Что? – она приподнимает бровь. – Что-то ты сегодня не многословен...
– Соскучился, Лал, – беззаботно пожимает плечами он.
– Ох, – говорит она и трет глаза. – Я не спала трое суток, и до этого – та ещё история. Я хочу в душ и умереть.
– Тяжело пришлось? – Колонелло всё таки заводит мотор и выводит машину с автостоянки.
– Американцы, англичане, русские... Простаки, лисы и лентяи. Я думала, они меня совсем с ума сведут.
Он хмыкает. Машина легко идет по ночной трассе.
– Словесные баталии – выше моих сил... Что-то запредельное. В следующий раз ни за что не соглашусь – пусть генерал сам туда едет... – она говорит всё медленнее и, наконец, замолкает, расслабленно устроившись в кресле и прикрыв глаза.
Он молча косится, продолжая улыбаться: такая непосредственная, энергичная и собранная всегда и такая открытая, беззащитная – сейчас. Грудь под хлопковой футболкой ровно вздымается и опадает, одна рука на подлокотнике – пальцы рефлекторно сжимают ручку, вторая – на коленях, голова склонена на бок – несколько прядей падают на глаза... Она слегка морщится, когда редкие встречные машины освещают лицо.
Армейский городок тих и безлюден – здесь привыкли рано ложиться и рано вставать.
Колонелло подъезжает к одному из домов и глушит мотор. Ключи отправляет в карман. Обходит машину и открывает дверь: Лал роняет ладонь, сонно хмуриться, обнимает себя за плечи – ночной воздух неожиданно зябок.
– Что?.. – тянет она.
– Приехали, – шепчет Колонелло, целует в висок и подхватывает её на руки.
– Я сама...
– Не стоит. Просто обними меня – нужно закрыть машину – казенная всё же... В гараже пришлось долго уговаривать ребят – сказал, по служебным обязанностям надо... в сущности, не соврал ведь?
– Да... – она послушно цепляется за шею, утыкаясь в ключицы. Голос звучит глухо. – Да... Ты болтун. Куда меня привез?
– К себе, – невинно усмехается Колонелло.
– Зачем?
– Эй, укутаю в одеяло и уложу спать, конечно.
– Я пристрелю тебя, дурак... – Лал вздыхает и крепче прижимается к нему, пока он поднимается на второй этаж, кое-как открывает квартиру и ногой прикрывает за собой дверь. – Завтра... обязательно пристрелю.
– Как пожелаешь, – безропотно и легко соглашается он. – Только не забудь, что ты больше не мой инструктор, эй?
– Помню...
Он бережно укладывает её на кровать, расшнуровывает ботинки, проводит ладонями по бедрам и талии, приподнимая футболку.
– Колонелло...
– М?
– Я тоже...
– Тссс! Я знаю.
– Дурак... Я устала... я сейчас... – Лал прикрывает глаза ладонью. – Сил нет. Ни на что.
– Знаю, – он касается губами её живота и расстегивает молнию на джинсах.
– Ну, посмотри на меня: жалкое зрелище. Даже оттолкнуть сил нет. И душ... мне нужен душ! А ты...
– Эй, не глупи. Когда сильная женщина показывает любимому мужчине слабость – это не жалко. Слышишь, эй? Это прекрасно. Прости, но я тебя никогда так не хотел, как сейчас.
– С ума сойти.
– Эй, вот именно!
– А обещал, что уложишь спать... – она устало улыбается.
– Если хочешь.
– Хочу. Я много чего хочу.
Джинсы падают на пол.
– Тогда просто расслабься – я сделаю всё сам.
– Предлагаешь капитуляцию?
– Конечно. Всегда.
– Я пристрелю тебя. Завтра.
– Хорошо. Только, эй, попробуй пока не заснуть...
Поцелуй выходит медленный и тягучий, так что сопротивляться уже невозможно, а последние остатки сил лучше приберечь на более приятные вещи. Колонелло бывает иногда очень убедителен.
У Лал кружиться голова – от тяжести во всем теле или от его прикосновений, а может, от всего сразу. Чувства, обостренные последние несколько дней, не справляются с обилием информации, сводя всё в одну точку – сначала его руки, потом – губы. Она беззвучно вздыхает – от усталости садиться голос, от какой-то непереносимой нежности и обстоятельности в горле встает ком. Глаза предательски слезятся. Она царапает его плечи и кусает губы. Он вжимает её в кровать, тихо поскрипывающую от каждого движения.
Они стонут друг другу в губы. Лал притягивает его к себе за шею, запускает пальцы в волосы; Колонелло придерживает её бедра.
Из-за опущенных штор в комнате совершенно темно, и если что-то видно, то только лихорадочный блеск в глазах. Чувство времени всё-таки отказывает.
Засыпает Лал почти мгновенно, стоит ей только положить голову ему на грудь.
Колонелло ещё долго перебирает её волосы и гладит по голове.
***
Утром он просыпается от тревожного чувства пустоты под боком, но терпкий запах кофе ставит всё на свои места.
И Колонелло крадется в маленькую кухню, чтобы застать там Лал, стоящую прислонившись к столу с газетой в одной руке и чашкой в другой. Она сосредоточенно читает и хмуриться. На ней его майка – лямка спадает с плеча, и с боку прекрасно видно бледную кожу груди. Мокрые волосы блестят от утреннего солнца, светящего в окно.
Она поднимает глаза и откладывает газету.
– Проснулся?
– Да. И это было совсем не то пробуждение, на которое я надеялся.
– Надо было тебя спихнуть с кровати и скомандовать подъём? – она опять в своём репертуаре.
– Эй! Куда делось то божественное создание, которое засыпало со мной и откуда здесь эта мегера? – Колонелло театрально оглядывается.
– Вот я тебе покажу мегеру, – предупреждает Лал.
Он смеется, проскальзывает к ней, встает вплотную и обнимает за талию. Она на секунду замирает, но тут же возвращает себе самообладание и демонстративно отводит глаза, прихлебывая кофе.
– Эй, а где причитающееся мне "Доброе утро"?
– Не заслужил,– отрезает она.
Он делает обиженную гримасу.
– Тогда, знаешь ли, нечего было брать мою майку...
– Тебе жалко?
– Нет. Мне обидно.
– С чего бы?
– Ну, выходит, она сейчас ближе к тебе, чем я.
– Ревнуешь? – не сдержавшись, она всё-таки улыбается.
– Немного. Но это поправимо.
– Не начинай, – неохотно Лал упирается свободной рукой ему в грудь. – Мне нужно к генералу – он ждет отчета о том, как прошли сборы. Перестань...
– Эй, не тебе ли знать, что наш маленький бравый генерал – редкостная сова среди жаворонков и раньше обеда ненавидит заниматься делами! – Колонелло наклоняется к ней, заставляя прогнуться в пояснице, чтобы отклониться.
– Это важно, я серьёзно, – она мягко пытается отстраниться. – Ты вообще когда-нибудь меня слушаешь?
– Иногда, – хитро улыбается он, немного подумав. – Например, когда стонешь моё имя перед тем, как кончить или когда во сне признаешься мне в любви...
– Колонелло! – она краснеет, опять хмуриться, чтобы скрыть смущение, и уже более настойчиво старается вывернуться из его объятий – его руки соскальзывают с талии на бедра. Он на секунду застывает, а потом с новой силой прижимает её к столу.
– Эй, Лал... – заглядывая в глаза, медленно произносит он. – Кроме моей майки на тебе ведь больше ничего нет?
– Ммм... – тянет она и прижимает к груди чашку с остатками кофе.
– Так, – Колонелло вздыхает и качает головой. – Капитан, вы просто не оставляете мне выбора... Лал, поставь чашку на стол!
– Что? – озадаченно переспрашивает она.
– Поставь на стол, эй! – он отбирает у неё кофе, пальцы путаются; Лал непонимающе и растерянно смотрит на его сосредоточенное лицо. – Прости, но я не испытываю ни малейшего желания, чтоб это оказалось на полу или у меня на спине.
– Что..? – снова начинает она, но запинается; Колонелло лихо закидывает её себе на плечо. – Стой! Подожди! Куда?! Это же мой чертов кофе! Верни меня на место!
– Я знаю кое-что, что по утрам бодрит гораздо лучше кофе! И никакого вреда здоровью – очень полезная штука! – говорит он, направляясь в спальню. – Эй, только попробуй воспротивится – это будет слишком ненатурально: стоя на моей кухне в одной моей майке, очень наивно думать, что сможешь убедительно доказать, что не хочешь меня...
О запахах
630 c.
Она знает, каким будет продолжение: ничего нового, как всегда.
Травить из себя его запах дорогими одеколонами тех, кого нужно защищать или горьким дымом кубинских сигар тех, кого нужно убивать. Это просто: снять пистолет с предохранителя и уложить на расстоянии вытянутой руки, а дальше... Дальше стонать и делать вид, что всё нравится. О, да! Ей всё нравится, но особенно – это тупое упоение, когда пуля входит в очередное тело – словно камень в воду, – лёгкой рябью оставляя последний след на коже жертвы. Для убийства нужно гораздо меньше, чем для любви: только металлический ствол, зажатый в руке, и взведенный курок. Ответственность всегда на ком-то другом, незнакомом.
Клиент испуганно жмется в углу комнаты, суетливо прикрываясь подушкой, испуганно переводит взгляд с трупа на женщину, которая десять минут назад, казалось бы, бессильно стонала под ним, а теперь устало приставляет пистолет к виску.
"Какая глупость, – думает она. – Это не хуже секса по любви – в конце концов, тот, у кого ствол, останется один, остальные – просто с дырками в голове. У меня – такая же..."
– Уберись ты! – шипит она устало и прижимает ещё тёплое дуло к пульсирующей жилке на виске. – Я так устала от тебя...
В номере пахнет порохом, не смотря на чертов одеколон и вонючие сигары.
Он тоже пахнет порохом, – пылью, солнцем, солью и йодом, неимоверной усталостью, злой решимостью, наивным стремлением, запекшейся кровью, потом, желанием и ещё кучей странных запахов, смесь которых умники называют феромонами, но – к черту! он пахнет похором, как и её пушка с перебитыми номерами, как спертый воздух гостиничного номера после плохого секса, как её руки, безэмоционально спускающие курок в очередной раз. Она сама – до кончиков пальцев, до растрепанной челки, до сбивающегося дыхания – полностью провоняла его обаянием и непосредственность.
Она травит из себя его запах опасными мужчинами и их продажными любовницами. Раз за разом. Просыпается в чужих постелях, наигранно стонет в чувственные губы, позволяет делать с собой всё, что им заблагорассудится. И мысленно иступленно повторяет: "Ты хотел, чтобы я жила дальше. Жила, как обычный человек. Видишь, живу! Нравится?"
Потом она снова спускает курок, и навязчивый запах пороха шибает в нос похлеще любого нашатыря.
У неё в голове – невидимая дыра, в которой копятся усталость и тупая обреченность.
Потом она напивается: алкоголь – одно из лучших обезболивающих, придуманных человечеством, амен! Иногда это даже помогает. И тогда главное – телефон. Ни в коем случае не набирать выученный наизусть номер, чтобы не слышать его голос и этого оптимистичного приветствия, чтобы не придавать себе излишней уверенности и не срываться снова на паршивое "Я больше не пахну тобой!".
Иногда она месяцами не вспоминает о нем. Не засыпает и не просыпается с его именем, пальцы перестают пахнуть порохом. Жесткая односпальная кровать дает призрачное чувство стабильности: голова ложится на мягкую и холодную подушку, одеяло слегка сползает с пяток, заставляя ежится во сне всего лишь от легкого озноба и ночного ветра. Утром она идет делать свою работу: прикрывать спину, страховать и обеспечивать пути отступления.
Но почему-то как только появляется легкий намек, она, не меняясь в лице, почти безразлично спрашивает: "А вы знаете..?". Иногда ей отвечают утвердительно, и тогда она радуется, иногда – отрицательно, и это вызывает легкую обиду. Иногда она забывается и спрашивает о нём у общих знакомых – это стыдно и невыносимо. И его запах снова начинает преследовать её везде – в учебном тире, в перестрелках, на заданиях... Но она сильная – справится.
И когда кажется, что преодолеть это глупое непонятное чувство – раз плюнуть, раздается телефонный звонок, и мальчишеский голос, с плохо скрываемой грустью произносит:
– Прости. Я пьян. Я устал. Я понял. Эй, Лал, слышишь? Я понял, Лал, ты пахнешь пылью, солнцем, солью и йодом, дурацким упрямством, уверенностью, силой и тотальным одиночеством, но – эй! к черту! – здесь воздух насквозь провонял всем этим, я привык. Но ты! Ты, Лал, пахнешь порохом... И мне от этого никуда не деться.
Об излишней роскоши и лёгкой ревности
Саммари: 2 тур. 83/105. Колонелло/Лал Мирч. А-
810 с.
Будь прокляты эти чёртовы коридоры, все в шелках и персидских коврах, с хрусталем светильников и медью ручек, красным деревом перил и коллекционными картинами! Нет, понятно, что главный особняк Вонголы далеко не весь сверкает дорогим убранством, и можно спуститься на пару этажей ниже – если, конечно, знаешь, как туда пройти, – и спокойно вздохнуть в нежилых помещениях, где строгие коридоры, удобные и не отвлекающие, не слепящие и куда более выдержанные... А эту роскошь он ненавидит всю сознательную жизнь. И в армию-то сбежал от вычурного пафоса и показного великолепия. А в итоге что? Ну, да, одно и то же. И почему так вышло?..
Cherchez la femme, как говорит Реборн. Киллеру-то можно, он своего не упустит. Колонелло сложнее, потому что в душе он – простой парень, ему многого не надо – потому и в Мафия-Ленде обосновался. Там зарылся, простите, как идиот в свои тропические джунгли – и играй в войнушку на здоровье, жди, когда господа в дорогих костюмах и при галстуках перестанут вести словесные баталии и перейдут к делу... то есть, не играй, конечно! Охрана – дело серьезное, и Колонелло с ним прекрасно справляется. В общем, и клиенты довольны, что он на глаза не появляется, и ему хорошо, привольно... Только вот такие поручения, как сейчас, бывший боец "COMSUMBIN" терпеть не может вдвойне: сидишь ты, скажем, спокойно, в своих кустах, дозор несешь, журнальчики про новые достижения военной техники почитываешь... а тут тебе – сезон дождей, говорят, посетителей нет, будь добр, не откажи в любезности... им откажешь, конечно, – мафия, между прочим! Бояться-то ему нечего, а всё же – приказали, да ещё и в таком добром тоне – надо ехать, исполнять. Ну, особняк Вонголы, к тому же, и – да-да, опять сherchez la femme, как Реборн говорит (вот только заткнуться никак не может!).
На очередном поворота он всё-таки с ней сталкивается. Судя по многозначительному тупичку за её спиной, она как раз возвращается с базы... С задания может быть даже. Шорты ещё короче, майка ещё больше порвана, а в глазах – ледники. Ага, и кто ж рассказал-то о визите? Если б не рассказали, лёд бы точно стаял, – ну, хоть на секундочку. Хотел удивить – не вышло, вместо этого чуть не получил хук с левой. Левая рука у Лал тяжелая, кому, как не Колонелло об этом знать. А правая, как назло, занята.
– Доброго вечера, учитель! – смеется он, уходя от удара.
– И тебе, – останавливаясь, хмуро соглашается Лал, и Колонелло начинает чувствовать нечто, сродни ревности: и чем же так заняты её мысли, что она даже оплеуху хорошую не может ему отвесить? – Что ты здесь делаешь?
– Я на задании, кора! – по старинке рапортует он.
– Я не спрашивала, что ты делаешь в особняке Вонголы. Что ты делаешь здесь? – она делает ударенье на последнем слове.
– Разведка донесла, что тут я могу кое-кого встретить... – покачавшись с пятки на носок, он засовывает руки в карманы. А чего юлить? Он действительно хотел её видеть.
Она прислоняется спиной к стене и скептически смотрит исподлобья.
– Колонелло, зачем? – только и спрашивает Лал.
– Я хотел... – он заговорщически оглядывается, нет ли кого рядом, а потом подходит ближе, и упершись рукой в стену, чуть выше её головы, наклоняется к самому уху. – Хотел сказать, что ужасно соскучился по вашим длинным ножкам, крутым бедрам, тонкой талии и груди, кора... знаете, учитель, я совсем забыл, какая у вас прекрасная грудь!
– Прекрати уже, – устало говорит она и отворачивается от него, как-то неохотно пытаясь оттолкнуть. Но дыхание приятно щекочет шею, и кажется, что всё у них по-старому, а она просто сегодня устала после задания и очень соскучилась, но хронически не способна выражать свои эмоции. И он всё понимает без слов, просто касается щекой её щеки и, не чувствуя сопротивления, ловит губами мочку уха; оставляя след поцелуев на шее, ощущает, как она успокаивается, становится менее напряженной. Колонелло кладет одну руку ей на талию, притягивая к себе, а второй приподнимает подбородок, заглядывая в глаза.
Лал позволяет целовать себя в губы и даже отвечает, но когда его действия становятся чуть более требовательны, сконфуженно отталкивает, проскальзывает под руку, как-то по кошачьи отскакивает сразу на несколько шагов – и непонятно: то ли чтобы он не успел достать, то ли чтобы соблазн вернуться самой не был так велик.
– Ну, не здесь же!
– Что "не здесь", кора? – игриво улыбается Колонелло.
– Ты никогда не меняешься! – гневно бросает она и делает ещё несколько шагов к отступлению, словно колеблется и проверяет, сможет ли уйти. – Я найду тебя сама. Позже. И уходи отсюда – за твоё пребывание здесь никого по голове не погладят. Узнаю, кто рассказал – точно у Савады увольнение для болтуна выбью.
– Слушаюсь! – Колонелло вытягивается по стойке "смирно!".
Лал закусывает губу, резко поворачивается и, чуть не бегом, уходит вперед по коридору, а он смотрит ей вслед. "Надо будет попросить её сменить гардероб, а то – того и гляди – и впрямь начну ревновать!" – думает он мечтательно.
О неумении пить снова
Саммари: AD!Колонелло/ AD!Лал. Пьяная и неловкая Лал решает порадовать Колонелло стриптизом...
Примечание: спасибо I-shka за помощь с переводом.
1570 с.
– Прожигатели жизни! – кричит Лал, оборачиваясь назад, и свистит, по-мальчишески засунув большой и указательный пальцы в рот.
Самые стойкие, готовые пить и веселиться до рассвета, отвечают ей вслед таким же свистом и улюлюканьем. Лал хмуриться и обещает вырвать кому-то длинный язык – у Колонелло плохо получается разобрать, кому, но на вскидку он может припомнить парочку самых бойких и шумных.
Лал идет зигзагами, и её настолько заносит, что можно поверить в стратегическое маневрирование и попытку уйти с линии огня. Заложив большие пальцы в петли на поясе длинных шорт, она больше похожа уличную на шпану с окраины, чем на тактика мощной преступной группировки. Её белая рубашка в темноте кажется чем-то потусторонним. Соленый ветер путается волоса.
То и дело загребая песок сандалиями, Лал чертыхается и ворчит; зябко поводит плечами от ночного бриза, и Колонелло собирается предложить ей свою куртку, но, вспоминая уже провалившиеся попытки, лишь широко зевает, прикрыв рот ладонью. Его, вынужденного нести службу в Мафия-Лэнде даже по праздникам, происходящее забавляет. Хотя мысль о том, с кем она пила – или правильнее было бы сказать, кто так её напоил, – ему не слишком нравится.
"Узнаю – прибью," – меланхолично думает он и снова зевает.
На противоположной стороне пляжа, куда они направляются, выстроены несколько домиков, предназначенных для проживания персонала на острове. Больше похожие на летние террасы, они почти не пользуются спросом – в них не предусмотрено кондиционеров, что в местном климате является значительным минусом. Но Колонелло это только на руку – и не только сегодня, как мысленно оговаривает он себя с легким смущением.
Лал спотыкается, успевает удержать равновесие и снова разражается нецензурной тирадой.
Колонелло слушает её с улыбкой, и когда поток слов иссякает, миролюбиво замечает:
– Кстати, ужасно ругаешься – как солдат после дембеля, вспомнивший командира роты.
– Ты! – Лал обличительно тычет в него пальцем и щуриться. Её качает.
– Что?
– Ты во всем виноват! – говорит она заплетающимся языком.
– Я тебя не поил, кстати, – смеется Колонелло.
Лал задумывается, трясет головой и снова теряет равновесие. Колонелло ловит ей под локоть, и она тут же яростно вырывает руку, отшатываясь.
– Ты всегда во всем виноват! – страстно выговаривает она. В темноте не видно, как горят у неё щёки, но даже так заметен предательский блеск в глазах от выпитого.
В чем виноват, Колонелло не понимает, но его это не слишком заботит, и он спокойно соглашается.
– Я тоже очень рад тебя видеть, кстати. Ты не слишком часто заезжаешь...
"Я бы сказал, усиленно избегаешь даже упоминаний Мафия-Лэнда," – добавляет он про себя.
– О... – говорит Лал и недовольно складывает руки на груди, скептически глядя исподлобья. В трезвом виде этот взгляд когда-то вызывал трепет у большинства новобранцев, но сейчас Колонелло только отворачивается, пряча улыбку.
Дальше идут молча, и только Лал что-то мурлыкает под нос. Слуха у неё нет, потому звучит ужасно.
– А что, романтики не будет? – издевательски спрашивает она. Колонелло заходит в домик и включает свет, отчего вокруг лампы на потолке тут же собираются ночные моли, влетающие в комнату сквозь распахнутое окно. – Где все эти... свечи? Ты меня не ждал?
– Ждал, – пожимает плечами Колонелло. – Но, кстати, свечей и романтики нет, так что, может просто сварить тебе крепкого кофе?
Сам бы он от кофе не отказался точно – слишком привык к распорядку, наверное, вот и клонит теперь в сон.
Лал с интересом осматривается, заложив руки за спину. Колонелло наблюдает за ней краем глаза: её всё ещё покачивает, но чуть меньше – как и предполагалось, прогулка по пляжу освежает, алкоголь понемногу выветривается.
– Ты правда здесь живешь? – спрашивает Лал.
– Что-то вроде того, – уклончиво отвечает он. – Но на севере острова есть отличный мыс, где я временами разбиваю лагерь.
– Понятно.
Она отворачивается, и Колонелло в очередной раз успевает подумать о том, что в голову совершенно ничего не приходит, хотя должна быть куча мыслей. Вместо этого неожиданно оказывается, что ему уже достаточно быть рядом с ней. Или недостаточно, но он отгоняет единственную предательски четкую мысль.
Лал подходит к распахнутому окну и высовывается, повиснув на подоконнике, потом разворачивается, резко шагает вперед и неловко натыкается на плетеное кресло. Колонелло посмеивается в кулак, присаживается напротив и внимательно смотрит, подперев рукой щёку.
– Что? – всё ещё держась за спинку кресла, Лал с подозрением оглядывается.
Колонелло пожимает плечами.
Она отворачивается к окну, из которого видна полоска пляжа. О чем-то задумывается, рассеянно поднимает руку и проводит по волосам.
– У тебя здесь вид отличный, да? – спрашивает Лал и добавляет: – На девочек...
– Я на них обычно не смотрю, кстати, – смеется Колонелло. – Нет времени.
– Правда? – скептично тянет она и облокачивается на плетеную спинку. Локти скользят по гладким прутьям, и Лал проваливается вперед. Резко выпрямившись, она делая вид, что ничего не произошло, и начинает поправлять без того растрепанные волосы.
Колонелло честно старается не смеяться – мало ли, чем чревато.
– Тогда, – тянет Лал, откидывая плечи назад, – как насчёт...
Она слегка медлит, но выдержав паузу, начинает напевать:
Колонелло вскидывает бровь в немом вопросе.
Лал проводит кончиками пальцев по шее и ключицам, расстегивает несколько пуговиц рубашки, делая шаг вперед, качает бедрами и тянет пряжку ремня.
Ужасно фальшивит. Неловко задевает коленом низкий журнальный столик на плетеных ножках.
Колонелло прикрывает рукой невольную улыбку.
Конец ремня цепляется за одну из петель – и Лал бросает его, возвращаясь к пуговицам. Пальцы её не слушаются, а пуговицы застревают, не желая расстегиваться, но она упорно не замечает неудач и снова возвращается к шортам.
Колонелло давится смешком.
Она гладит ладонями бедра, медленно расстегивает молнию и наклоняется, стягивая шорты, опасно качнувшись вперед.
Колонелло подается вперед с мыслью, что обязательно придется её ловить. Лал истолковывает это по-своему и торжествующе делает ещё один шаг к нему. Пытаясь быть соблазнительной, ей приходится двигаться слишком непривычно, так что она нелепо путается в шортах, и падает на Колонелло, отчего тот заливисто смеется.
Она обиженно пытается отстраниться, но Колонелло крепко прижимает её к себе, положив руки на бедра.
– Стой! – приказывает он серьёзно и оттягивает большими пальцами трусики. От неожиданности она слушается.
Колонелло удобнее усаживает её на коленях, но смотрит не в глаза, а чуть ниже; ведет ладонями по животу вверх, расстегивает рубашку до конца и приспускает с плеч. Не спеша собирает растрепанные волосы и отводит их за спину.
– Как там дальше, кстати? – спрашивает он. – Продолжишь?
Лал закрывает глаза, откидывает назад голову и дрожащим голосом шепчет:
Колонелло ведёт губами по шее, почти невесомо целует плечи. Сжимает пальцами твердые соски, проступающие сквозь тонкую ткань спортивного бюстгальтера. Лал поднимает голову и жалобно смотрит на него. В ответ на её взгляд он целует её в губы – немного жестко и глубоко, придерживая ладонью за шею, не даёт вздохнуть. Лал прижимается к нему и цепляется за плечи, потом тянется вниз, кладет руку на ширинку, гладит член сквозь ткань, оттягивает пояс.
Колонелло сам расстегивает ремень и приспускает штаны вместе с трусами, она быстро снимает с него футболку и бросает на пол.
Теперь Лал сама целует его. Быстро проводит языком по мочке уха и шее, сильно прикусывает кожу на ключицах, не оставляя сомнений, что назавтра там будут красоваться отметины цвета переспелой сливы. Её ладонь скользит по члену – то быстро и размашисто, то мучительно-медленно, то совсем останавливаясь, размазывая по головке вязкие капли.
Колонелло ласкает её сквозь трусики. Тонкая ткань под пальцами быстро намокает, и он сдвигает её, проводит двумя пальцами по клитору, толкается внутрь. Лал замирает на мгновение, но сдерживает судорожный вздох и не издает ни звука – пальцы двигаются легко, она начинает подаваться бедрами, стараясь поймать ритм.
– Ты мастурбировала последний раз совсем недавно? – шепчет Колонелло. – Представляла меня?
Лал, кажется, не слышит и утыкается ему в шею. Он одной рукой снимает с неё рубашку и бюстгальтер, сам чертыхается мысленно, когда застежка не поддается с первого раза. Держа за талию, заставляет её привстать, и Лал тихо всхлипывает, когда Колонелло вытаскивает из неё пальцы.
Наклонившись, он ловит губами сосок, тянет вниз трусики и поднимает взгляд, – она смотрит на него с лихорадочным блеском в глазах, затуманенных наконец-то искренним и неприкрытым желанием.
Это заставляет действовать быстрее и жестче, чем хотелось бы. Колонелло срывается и сажает её на себя сверху – сразу, одним толчком заставляя опуститься как можно глубже. Она кусает губы, отворачивается, скользит ладонями по его груди.
Колонелло качает бедрами, и Лал отвечает, двигаясь навстречу. Он придерживает её одной рукой, не давая сбиться с ритма, а другой сжимает твердые ягодицы и ласкает расслабленный анус. Лал насаживается молча, обнимает за его шею, склонив голову к плечу и иногда мимолетно касается губами.
Тяжелый запах пота и алкоголя смешиваются с едва уловимыми запахами сигаретного дыма и чужого одеколона, осевшими на её волосах и коже.
Кровь бьется в висках.
Пальцы легко входят в расслабленный анус, отчего Лал вскидывается, глухо и жалобно стонет и судорожно царапает плечи.
Колонелло трахает её с обоих сторон, продолжая сдерживать, но она то и дело срывается. Всхлипывает от каждого движения, и дрожит всем телом.
– Давай, – просит он хрипло. – Ещё немного...
Лал ловит ртом воздух, чуть заметно качает головой и прогибается в пояснице. Внутри неё становится узко и очень горячо, и Колонелло следом захлестывает удовольствие. Он едва успевает оттолкнуть её, пачкая спермой живот и дорожку волос в паху, и не сразу осознает, как сильно сжимает пальцы на талии.
Откидываясь на спинку кресла, Колонелло привлекает Лал к себе, благодарно целует сначала в губы, потом в шею, оставляя единственный след ближе к затылку. Лал неуверенно кладет ладонь ему на грудь, пытаясь снова оттолкнуть, но у неё не остается сил.
– Ничего, прикроешь волосами, – шепчет он ей на ухо и щекочет дыханием щёку, отчего она забавно ежится. – Теперь квиты.
Хочется отнести её в ванну и в то же время – сидеть так до самого рассвета, прижимая её к себе.
– Только не делай так больше, кстати, – добавляет Колонелло, подумав. – Чувствую себя последним ублюдком, трахая нетрезвых женщин.
– М... – Лал сонно трется носом о его плечо и удобнее подтягивает колени, сворачиваясь клубочком. – И много таких у тебя?
– Да уж есть одна, кстати, – смеется он.
Лал зевает.
Колонелло думает, что спать ему уже совсем не хочется, и становится безумно жаль так и не сваренного кофе.
Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Бета: —
Персонажи: Колонелло/Лал
Рейтинг: G-NC-17
Жанр: военно-полевой романс по возможности
Дисклеймер: Амановское оно всё, кроме русского языка
Примечание: будет апаться; вторая часть
А главная наша беда заключалась в том,
что мы не могли со спокойной совестью принять все то простое и хорошее,
что давала нам жизнь, и радоваться.
© Черные псы. Иэн Макьюэн
что мы не могли со спокойной совестью принять все то простое и хорошее,
что давала нам жизнь, и радоваться.
© Черные псы. Иэн Макьюэн
О раздумьях
Отсюда.
505 с.В казарме было шумно.
Вчерашние офицеры, не скупясь в выражения, обсуждали свой новый статус. Конечно, соглашаясь на контракт и вступление в засекреченный спецкорпус морской пехоты все имели представление, на что идут. О чем они не подозревали, так это о том, что тренировать их будет...
— Баба! — сплюнул кто-то.
Колонелло не видел говорившего, но не уловить брезгливости в этом слове мог раз что глухой. Он ухмыльнулся, переворачиваясь на спину, и заложил руки за голову. Внизу, на нижнем ярусе кровати, новые товарищи со вкусом перемывали косточки капитану.
И, откровенно говоря, они были правы: капитан действительно была женщиной.
— И я, старый ветеран, побывавший не в одной горячей точке, буду подчиняться этой бабе? Да чтоб я сдох!
— Сдохнешь, — пообещали в ответ со смешком. — Слышал, как она это говорила? "Ничтожества без рода и племени, оставившие звания за пределами..."
— А по-моему, она очень даже ничего, — свешиваясь вниз, заметил Колонелло. — Горячая...
— Иди к черту! — огрызнулись в ответ.
— Эй, — Колонелло оглядел собрание с улыбкой. — Да ладно вам! Может быть, я мечтал об этой женщине всю жизнь! И вот - она!
— Не надейся, сопляк... Говорят, капитан - та ещё сука.
— Да ладно! — Колонелло опять улегся и прикрыл глаза. Кто-то стукнул снизу в матрац, и он недовольно заворочался. — Вообще, не важно. Даже если и так. Сука — тоже женщина. Просто не нашлось мужчины, который об этом знает.
— Полагаю, вы, рядовой, как раз знаете?
В наступившей тишине кто-то тихонько пробормотал: «Помяни черта...» и присвистнул.
Колонелло по инерции вскочил, спрыгнул на пол, выпрямляясь по стойке «смирно», и столкнулся нос к носу с самим объектом обсуждения. Капитан Лал Мирч проигнорировала и замечание, и свист, словно бы они относились не к ней; подошла ближе, ступая медленно и беззвучно, и с минуту разглядывала Колонелло, чуть прищурившись.
— Ну, — наконец произнесла она. — Что же вы молчите, рядовой? Я задала вопрос.
Колонелло посмотрел на неё сверху вниз — разница в росте давала о себе знать — и обезоруживающе улыбнулся:
— Думаю, что знаю, капитан!
— Думаете? — она пожала плечами и развернулась на пятках, закладывая руки за спину. — Советую подумать лучше.
— Я уже подумал, капитан!
— Вы мало подумали.
— Достаточно, капитан!
Кто-то мрачно хмыкнул: каждый из присутствующих понимал, к чему ведут подобные разговоры — самонадеянных наглецов в армии не любят. Их вообще не любят, а там, где есть неравенство — особенно.
— И что же вы надумали, рядовой? — стоя спиной к Колонелло, тихо поинтересовалась капитан.
— Я хочу сделать вам предложение, от которого вы не сможете отказаться!
Она обернулась, глядя на него через плечо.
— И что это за предложение? — вкрадчиво произнесла она.
— Почему бы вам не перестать быть сукой и выйти за меня замуж? — улыбаясь, предложил Колонелло и поспешно добавил: — Но я не хочу вас торопить, так что тоже хорошо подумайте, капитан. Предложение всегда будет в силе.
— Я хорошо подумаю, рядовой, — пообещала она и быстро вышла из казармы, хлопнув дверью.
Все вздохнули с облегчением: теперь, когда в роте появился смертник-доброволец, можно было не беспокоиться. А Колонелло пожал плечами и, подтянувшись, запрыгнул обратно на койку, решив, что стоит хорошо выспаться, прежде чем он начнет помогать капитану думать.
О проницательности
Саммари: XXVI-18 Колонелло/Лал Мирч. Придумывать отмазки от тренировок. Н!
80 с.
«Если я скажу, что с дежурства или с задания – это будет заведомая неприкрытая ложь. А если скажу, что у меня чудовищная мигрень… выйдет как-то пошло, словно от секса откосить пытаюсь…»
– Капитан, так мы идем, кора?
– Нет! Мне надоело тратить время на слабака, который…
– Хорошо-хорошо, понял! Даже сильные женщины не в силах совладать с природой! ПМС – это так неприятно…
Лал, красная, как рак, с открытым ртом смотрела вслед Колонелло: её каждый раз вводила в ступор его наблюдательность, помноженная на прямолинейность и непосредственность.
О приказах и Шекспире
Саммари: XXVI-28 Лал Мирч/Колонелло.Утро после тренировки, встреча рассвета.
510 с.
Ночной тренировочный марш-бросок под её командованием удался на славу. То ли молодняк в этой группе попался крепче обычного, то ли ночной воздух бодрил и освежал, а несколько романтичная атмосфера толкала на подвиги, но прежде чем отдать команду разойтись и отправить отряд спать, Лал даже позволила себе скупую похвалу, сдержанную, брошенную как бы между прочим, но от того не менее ценную. Получив же команду к отбою, отряд бодрой рысью двинулся к казармам, а капитан, дождавшись, когда те скроются из вида, нашла место, где трава не была истоптана тяжелыми сапогами, и опустилась на неё. Сон, всю тренировку прятавшийся где-то неподалеку и норовивший закрыть тяжелеющие веки своим жертвам, польстившись на более крупную добычу, бежал с поля, над которым уже потихоньку начал загораться рассвет.
– Команда к отбою была для всех! – строго проговорила капитан, не поворачиваясь, да и что толку, когда заранее понятно, кто опять напрашивается на хорошую взбучку и выговор. Настырный ариец шершнем увивался за ней по всей базе с момента их первой встречи, игнорируя все служебные положения. Впрочем, в душе Лал нравилось, что подхалимства и заискивания за ним не водилось, а вот на внеочередные наряды он нарывался каждый раз с особым энтузиазмом.
– Колоннелло, – неожиданно для себя, Лал смягчилась и вздохнула. – И чего ты приключения всё ищешь?
Парень в ответ хмыкнул, разводя руками, и растянулся рядом, легкомысленно подперев подбородок.
– Красиво же, – он махнул в сторону горизонта, где по серебрящемуся небу шли желто-розовые, как расплавленное золото в турецких тиглях, трещины. – Нельзя в такое время спать. Да и компания очень даже располагает к бодрствованию.
– Ты мне тут ещё Шекспира почитай, – буркнула Лал, скосив взгляд в сторону.
– Чего? – переспросил Колоннелло.
– Не «чего», а Шекспира, неуч, – фыркнула она, поворачиваясь, и осеклась: когда он успел приподняться на локтях, Лал не заметила, и теперь буквально столкнулась с ним нос к носу, глядя в глаза.
– Капитан, я ведь тоже могу быть серьёзным, – словно снисходительно улыбнулся он и, потянувшись, коснулся губами её губ.
… Так бывает, когда во внеурочное время занимаешься чем-то посторонним, и тебя на этом почти ловят в самый неожиданный момент, но ты всё же успеваешь увернуться и скрыть следы своего маленького преступления. И где-то внутри бурлит смесь из жгучего стыда и ехидного триумфа. Идет выброс адреналина в кровь, начинают подрагивать кончики пальцев, ноги становятся какими-то тяжелыми и непослушными, и волна непреодолимого иррационального веселья, когда хочется смеяться в голос, долго и со вкусом…
– Ты!.. – выдохнула Лал, подскакивая и устремляя яростный взгляд, словно ни она сама только что сидела, не в силах сдвинуться с места. И действительно, откуда силы-то нашлись? Вот со словами было хуже, поэтому ощущала себя капитан рыбой, вытащенной из воды, способной только беззвучно открывать рот.
-Ну, так я пойду на кухню – отрабатывать наказание? – не менее резво отскочив на приличное расстояние и вытянувшись по стойке смирно, уточнил Колоннелло. – Или лучше сразу в карцер?
– Отбой! – выдавила Лал и, развернувшись на каблуках, зашагала прочь. Где-то под ребрами было тепло и щекотно, словно там обосновался пушистый солнечный зайчик.
«Ну, уж нет! – решила она. – За такое карцера будет маловато…»
О ставках
Саммари: 2с-80. Колонелло|Лал Мирч. "Выживу – женюсь!"
240 с.
Первый неожиданно сильный удар пришелся в челюсть. Колонелло успел отклониться, и второй прошел вскользь по скуле. Он подумал, что сможет контратаковать, но просчитался – не хватило то ли реакции, то ли ловкости, и удары посыпались один за другим – быстрые и точные, словно укусы пчел, по одному ничего не стоящие, но изматывающие и ядовитые. Он не успевал ни отвечать, ни закрываться – противник оказался быстрее и опытнее.
Где-то на галерке в толпе, окружившей дерущихся, зазвучали ехидные подначки. Кто-то начал принимать ставки.
Прислушиваясь, Колонелло пропустил ещё серию ударов, последний из которых заставил встать на колени.
Зрители загудели. Кто-то вслух посетовал, что сделал ставку не на того.
Помотав головой, Колонелло уперся рукой в тренировочный мат и приподнялся. Капитан стояла в пяти шагах с непроницаемым выражением лица – обманчиво спокойная и расслабленная: ровно вздымается под лёгкой майкой грудь, левая рука на бедре, правая расслаблена, и только подрагивающие пальцы выдают готовность к молниеносному удару, волосы липнут к шее, мокрые от пота...
– Выживу – женюсь! – весело сощурившись, пообещал Колонелло и вытер тыльной стороной ладони кровь из разбитой губы.
Тренировочная площадка задрожала от хохота.
Капитан несколько секунд смотрела Колонелло в глаза, а потом медленно подняла руку, привлекая к себе внимание.
– По пинте лучшего пива – каждому из присутствующих! – в ближайший увольнительный – за мой счет, – пообещала она в полной тишине. – Если выживет.
Уголки её губ дрогнули, как если бы капитан еле сдерживала улыбку, и Колонелло подумал, что лучше бы ему это не показалось.
O чем она не скажет
Предупреждение: найопка
910 c.
У него грубые ладони, и кожа на тыльной стороне обветренная, и ловкие длинные пальцы, привыкшие щелкать затворами и предохранителями, безукоризненно спускать курок и играючи отправлять метательные ножи точно в цель. Она знает эти руки, – да и как не знать, когда сама тренирует его каждый день, не давая спуску. И когда он, с затаенной нежностью, проводит по её талии, спускаясь вниз по внешней линии бёдер, ей начинает казаться, что она маленькая фарфоровая кукла, звонкая и очень хрупкая, и в висках бьется гулкая пустота. А собственная рука не поднимается, чтобы привычно и немного грубо оттолкнуть, бросив гневный предостерегающий взгляд, и громко прикрикнуть, чтобы не позволял себе лишнего.
Она отворачивается, чувствуя, как горят щеки, когда он легко касается губами ямочки между грудей и так же легко поднимается выше, оставляя невидимый след своей улыбки на бледной коже её ключиц, плеч и шеи, проводит языком по мочке уха и почти мимолетно прихватывает её зубами. Она прерывисто вздыхает, прикрыв глаза, и он, словно получив одобрение, целует её в уголок рта, мягко, но решительно проводит кончиками пальцев по щеке и подбородку, – ей приходится, подчинившись, повернуться к нему и заглянуть в глаза. Он беззвучно смеется, не отводя взгляда, дразнящее проводит языком по её губам, то ли приглашая, то ли провоцируя. И она срывается: требовательно и торопливо целует сама, обняв за шею и прижимаясь всем телом.
Он гладит её бёдра, долго целует шею, покусывая, опять спускается к ключицам и ещё ниже, обводя кончиком языка сосок, накрывает его губами, заставляя выгибаться и не позволяя хоть сколько-то выровнять сбивчивое дыхание. Она – кажется, по инерции, – гладит его плечи, проводит по позвоночнику и дрожащими пальцами зарывается в лен непослушных волос.
От его неторопливости можно сойти с ума, но она только кусает губы и смущенно прикрывает глаза, пока он рисует языком замысловатые узоры по животу и бедрам, бросая исподлобья игривые и немного насмешливые взгляды.
Наконец, словно устав играть в гляделки, он берет её, медленно и бережно. Она всхлипывает, зажимая рот рукой, и инстинктивно подается к нему. Он наклоняется, успокаивающе, но настойчиво отводит руку, и она обнимает его за шею. Мимолетное касание губ. Резкое движение заставляет сильнее прижиматься друг к другу…
И почти на пике удовольствия, лихорадочно комкая в пальцах простыни, она ладонью ощущает холод металлической «собачки» от спального мешка, а потом оргазм накрывает её, и…
…Лал резко открывает глаза.
На небе – сквозь кроны деревьев – виднеется россыпь ярких звёзд, и нет никакого намека на серебристую дымку рассвета. В свете дотлевающих углей костра можно рассмотреть беззаботно спящего Колонелло, но для этого нужно повернуть голову, чего делать категорически не хочется.
Она мысленно ругает себя, по-военному грубо и зло, потому что… Глупости всё это, такие глупости! Верно говорят, природу не обманешь. И всего-то надо – поступать как все: после задания в ближайшем городе найти шумный бар, напиться до зеленых чертей в глазах и снять себе уже кого-нибудь, не обремененного интеллектом, а то – проблему нашла! И вовсе она не влюблена в этого безответственного идиота, просто шутки подсознания; просто в последнее время слишком много времени приходится проводить вместе, и нет времени подумать ни о ком другом…
– Что случилось, эй? – от заспанного голоса Колонелло Лал вздрагивает.
– Ничего.
– Дыхание, – патетично замечает он, разлепляя один глаз.
– Что? – её опять начинает бить легкая дрожь, так что приходится украдкой сжать край спального мешка.
– У тебя дыхание сбилось, эй. Всё нормально?
Она отворачивается, чтобы скрыть замешательство: и ведь почувствовал, – даже сквозь сон… ай, молодец, Лал, вышколила – на свою голову.
– Нормально, – грубо бросает она. – Спи. А если уже выспался – пятьдесят кругов по лесу рысью, и чтоб я ни звука не слышала!
Пока Колонелло медлит с ответом (а он именно медлит – его так просто не заткнешь!), она думает о том, что не стоило в последнее время так сужать круг общения. Выбор, конечно, не велик, но… Нет, определенно, после этого задания стоит заставить себя немного расслабиться!
– Кошмары, эй? – наконец усмехается он.
– М… да! – она хватается за это предположение как за соломинку. Он ведь не отстанет, пока не добьется ответа, а правда… Правду Колонелло знать уж точно совсем не обязательно! – Спи уже! Пока можно… это приказ.
Лал демонстративно натягивает край спальника на нос и даже закрывает глаза, не смотря на то, что он этого не видит.
– А ну-ка подвиньтесь, капитан! – на землю за её спиной падает ещё один спальник. – Угли в костре, конечно, уже не те, но у меня нет желания угодить в них под утро задницей!
– Колонелло! Идиот, что ты… – она не успевает вовремя среагировать, и ученик, без лишнего стеснения, обняв за талию, привлекает её к себе.
– Капитан, неужели не знаете, эй? Когда маленьким девочкам сняться кошмары, их надо обнять, поцеловать и рассказать сказку. Обнять, я вас обниму. Целовать – уж извините! – не стану, иначе угли костра моей заднице раем покажутся, что я вас не знаю, что ли? А сказка… эх, плохой из меня рассказчик! – Колонелло сильнее прижимается к ней, уткнувшись носом в затылок, и сонным голосом продолжает. – Ну, тогда давайте вы будете представлять овечек – белых таких, пушистых и милых, на зеленом солнечном лугу! – а я вам их вслух посчитаю, идёт? Давайте: раз овечка, два овечка, – нет, вам надо представлять их ещё белее и пушистее, эй! – три овечка…
На счёт «четыре» Лал действительно засыпает и, к счастью для неё, уже без сновидений, а Колонелло оставшиеся три часа до утра не может сомкнуть глаз, вдыхая запах её волос… Впрочем, от хорошего нагоняя с утра его это никак не спасает.
О настроениях и капитуляции
Саммари: XXVI-36 Лал Мирч/Колонелло. "И все-таки ты идиот..."
575 c.
– …Таким образом, устав предусматривает возможность действовать по собственному усмотрению при возникновении внештатных ситуаций и допускает ряд мелких нарушений, например… – самым занудным голосом капитан читала какую-то очередную выдержку; естественно, по памяти. – Иначе говоря, всегда есть вероятность, что принимать решение придется самостоятельно и оперативно… Почему ты остановился? – она нахмурилась.
– Закончил, капитан!
– Врешь?
– Никак нет, кора! Двести отжиманий, как приказали…
– Ну, ладно, – махнула рукой Лал. – Но в следующий раз сама считать буду. На чем я остановилась?
– Вы собирались встать с моей спины, капитан. Нет, мне нравится, когда женщина сверху, но – в несколько… нештатной ситуации, кора!
– Отставить разговорчики! – скомандовала капитан, поднимаясь. Не реагировать на подначки Колоннелло она почти научилась – оставалось только избавится от этой досадной оговорки «почти».
Сам же он с беспечным видом уселся по-турецки на деревянный пол спортзала и, поморщившись, принялся разминать плечи. Глядя на него, Лал в который раз испытала прилив гордости – лучший из её учеников, хоть и обалдуй изрядный, далеко пойдет…
– Давай помогу, – наконец, сжалившись, предложила она. – Иди, сядь сюда, а я спину разомну.
Дважды просить не пришлось – стянув майку, он быстро перебрался к ней, повернулся спиной и, выставив одну ногу вперед и положив на неё голову, наигранно-испуганным голосом поинтересовался:
– А больно будет, кора?
– Будет, – пригрозила Лал. – Если дурака валять не перестанешь.
– Так точно, товарищ капитан! – отчеканил ученик и, опять изменив официальной форме, более мягко добавил: – Мне кажется, от прикосновения твоих пальцев любая боль уходит.
Лал всё-таки вздрогнула; в отличие от его шуток, к неожиданным переходам с «вы» на «ты» привыкнуть было совсем не просто. Кроме того, их с Колоннелло служебные отношения, выйдя из-под контроля, сами собой переросли некую грань, став личными. И если рационализм требовал радикального решения назревающих внутреннего и внешнего конфликтов долга и чувств, то некоторые физические и эмоциональные аспекты толкали к тому, чтобы легкомысленно пустить всё на самотек. И, надо отдать должное правде, как Лал не противилась, чувства брали верх.
Видимо, почувствовав её настроение и мысли по тому, как изменился характер прикосновений, Колоннелло обернулся к ней и, поймав руку, поцеловал кончики пальцев. Лал окончательно смешалась, потеряв бдительность – и тут же поняла свою ошибку, но секунды решали, и умелым движением её ученик – лучший! – аккуратно, но весьма умело и уверенно перебросил её через себя, так что капитан оказалась лежать на полу. Подняться не получилось – прижав руки над головой, а ноги сжав коленями, – как сама учила! – Колоннелло совершенно спокойно уселся сверху и победоносно улыбнулся.
– Какого ты?.. Скотина неблагодарная! Да я тебе в следующий раз все пятьсот отжиманий дам – и до казарм сам поползешь! – взвилась Лал, стараясь высвободиться. Впрочем, то ли Колоннелло действительно за время их совместных тренировок приноровился к её манере боя, то ли просто отбивалась она с меньшим рвением, которое стоило проявить, но через пару минут борьбы, щедро разбавленной нецензурными междометиями и довольными смешками, ситуация не изменилась.
– Перестань! – выдохнула, наконец, раскрасневшаяся и взъерошенная Лал, чувствуя, что ни угрозами, ни силой выторговать свободу не удастся. – А если кто-нибудь зайдет, что о нас подумают?
– Что теперь моя очередь быть сверху? – Колоннелло широко и заговорщически улыбался, склонившись над ней.
– И всё-таки ты идиот, – Лал отвела глаза; щёки и уши у неё горели.
– Влюбленный идиот, – наклоняясь ещё ниже, шепнул он. – Это немаловажно!
Прежде, чем обнять его за шею уже свободными руками, капитан успела подумать, что в последнее время стала слишком легко сдаваться…
О неумении пить и отсутствии альтернативы
Саммари: X-25. Колонелло | Лал Мирч. У Лал слабая переносимость алкоголя. "Если я воспользуюсь твоим состоянием, ты завтра оторвешь мне голову" – "А если нет, я сделаю это сейчас".
1670 с.
День Независимости проходил шумно и с размахом, как и положено, что уж говорить о его окончании?
Подвыпившие солдаты спешили на базу сразу после феерверка, как-то стыдливо, словно подростки, прятали глаза и старались не дышать на встречных офицеров. Большинству же офицеров было уже всё равно, и даже самые дотошные и въедливые командиры смотрели сквозь пальцы на нетрезвых бойцов, если, конечно, вообще были в состоянии что-то увидеть.
Колонелло прислушался к затихающим в казармах голосам, улыбнулся своим мыслям, и прогулочным шагом двинулся в "дежурку". Не сказать, что подобный расклад его устраивал, но своё наказание он получил, вероятно, даже за дело и был не слишком расстроен тем, что в праздничный день приходилось остаться на службе. Буйное и распутное веселье в честь национального праздника не прельщали его, зато прохлада апрельской благоухающей ночи приносила сейчас нотку лирической грусти, более свойственную влюбленному юноше, нежели военному из серьёзной организации. Колонелло вообще умел смотреть на жизнь легко, поэтому отсутствие возможности с чувством напиться и погулять в компании прекрасных дам воспринимал спокойно – Мадонна, сохрани и дай прожить ещё годок!
И когда он почти дошел до места окончания вечернего обхода, до него донеслись звуки нетвердых шагов и тихое пение. Прислушавшись, Колонелло не смог не улыбнуться: национальный гимн распевали почти шепотом три женских голоса. С учетом, что в части женщин было не так много, как порой хотелось, не составило большого труда их узнать, тем более, что сами обладательницы голосов, слегка пошатываясь, появились тут же, свернув навстречу из-за ближайшего поворота. Колонелло вытянулся, отдавая честь. От неожиданности ли, хорошего настроения или увиденного, но придать лицу серьёзное выражение он не успел – улыбка была хоть и лёгкая, но весьма заметная.
– Ой! – троица резко остановилась, слегка качнулась в едином порыве и примолкла.
– Во-ольно! – весело протянула старший лейтенант Грациани, опомнившись первой.
– И кто это у нас тут? – риторически поинтересовалось капитан Ди Стефано.
Обе хихикнули и хитро покосились на капитана Мирч: сплетни о её нелегких отношениях с нерадивым учеником курсировали по базе уже несколько месяцев.
– Проштрафившийся, – буркнула Лал и бросила на Колонелло уничижительный взгляд.
– Бедняжка! – пропела Грациани. – В такой-то день...
– Ой, – Ди Стефано тронула лейтенанта за локоть и многозначительно подмигнула. – Уже та-ак поздно... Что-то мы, девочки, загулялись! Подъём завтра по расписанию, служба, дела. Нам пора, Лал! Счастливо добраться до кровати! Спокойной ночи...
– Или не спокойной, – громким игривым шепотом добавила Грациани, увлекаемая подругой дальше по коридору. – Это даже лучше...
Колонелло, так и не разобравшийся, кому предназначалась последняя реплика подвыпившего лейтенанта, постарался сделать вид, что не расслышал.
И когда в пустом коридоре стихли их шаги, Лал подняла глаза, критически оглядела подчиненного и уже собралась было выдать очередную недовольную тираду – уж в этом он мог не сомневаться! – но ухватилась одной рукой за стену, а второй прикрыла рот.
– Капитан, эй, – удивленно проговорил Колонелло. – Да вы пьяны!
– Нет, – покачнувшись, возразила она, отнимая руку ото рта. – Ик!.. Тебе кажется... Ик!.. не твоё дело...
– Эй, так кажется или не моё дело?
Лал помотала головой, снова покачнулась и закрыла глаза.
– О, боже! – Колонелло развеселился. – Эй, капитан, сколько вы выпили?
– Не много... – почти жалобно пробормотала она, продолжая икать.
– Эй, тогда не делайте так больше, – он мягко приобнял её за плечи. – Пойдемте, в комнате дежурного есть диван и минералка.
– У меня в комнате тоже!
– Да, но в отличии от вашей, комната дежурного находится всего в нескольких шагах отсюда, – попытка сопротивления была подавлена на корню, и Лал нетвердой походкой пошла за ним.
Продолжая придерживать её за локоть, Колонелло открыл дверь, пропуская вперед.
– Щёлкните выключатель – справа от входа, – попросил он, вытаскивая ключ из замка.
– Нет, – Лал неожиданно вывернулась, лишь слегка покачнувшись, и прижала его к захлопнувшейся двери. – Так будет лучше.
– Эээй?.. – с нехорошим предчувствием переспросил Колонелло, чувствуя себя зажатым между дверью и гибким телом наставницы. – Лал... Ты чего?
Лал не ответила, уткувшись ему в шею, провела дрожащими руками вниз по груди и подняла голову.
– Кха... Капитан! – он растерялся. – Вам... э.. плохо?
– Дурак! – от неё пахло алкоголем. – Мне хорошо...Мне так хорошо, что я даже могу в этом признаться.
Руки опустились ещё ниже и легли на пряжку ремня, дыхание защекотало шею. Он нервно улыбнулся, положил руки ей на плечи и постарался как можно аккуратнее отстранится, но Лал жестко пресекла эту попытку и, потянувшись, коснулась губами уголка его губ.
На секунду он смешался от неожиданности.
– Лал?
– Что? Скажешь, ты меня не затем сюда привел? – она потянулась к мочке уха. – Хоть дуру из меня не делай...
– Вообще-то, капитан... – Колонелло из последних сил пытался взять себя в руки и не наделать глупостей. – Если вы включите свет, то поймете, что на столе действительно стоит бутылка минералки, а у меня и в мыслях не было...
Он осекся, задохнувшись, когда её рука легла на ширинку.
– Ты, сволочь, трижды не захотел принимать мой отказ, а теперь, когда довел меня, и я уже не могу просто так терпеть все твои выкрутасы, после всех сплетен и кривотолков, которые ходят по базе о наших отношениях, ты идёшь на попятный? Отступаешь, да?
– Я... Эй, нет! Лал, не дури! – он предпринял ещё одну попытку взять инициативу на себя, но оказалось, что находясь прижатым к стене, это сделать непросто. Тем более, что и шума поднимать он не хотел.
Капитан, не смотря на опьянение, быстро сориентировалась, перехватила его руки и прижала их всё к той же двери, потом потянулась и поцеловала его в губы.
Не сказать, чтобы это был их первый поцелуй: Колонелло уже несколько раз сам умудрялся заморочить её во время тренировок так, что на сопротивление у неё не хватало сил. Что уж говорить, но после каждой подобной выходки Лал ругалась на него как заправский сапожник, отменяла увольнительные, наказывала всеми возможными способами, которые ей были под силу, в первый раз даже без объяснения причины вышестоящему руководству на сутки отправила его в карцер – чтобы подумал. Он действительно подумал и решил, что за её тонкие дрожащие губы и потерянный взгляд мог бы отсидеть в карцере и неделю.
Сейчас вышло иначе: первый раз она сама проявляла инициативу – напористо и без оглядки целуя так, как до этого делал он сам. На её губах ещё оставался сладковато-жгучий вкус граппы. Колонелло чувствовал, что сдаётся и получает от происходящего удовольствие. Но такая победа отдавала горечью.
Из последних сил он всё-таки отстранился.
– Эй, Лал... ты ведь пьяна как солдат после дембеля, – он хрипло засмеялся, стараясь успокоится. – Если я воспользуюсь твоим состоянием, ты завтра оторвешь мне голову.
– А если ты этого не сделаешь, – так же хрипло и недовольно зашептала она, – я сделаю это прямо сейчас...
– Это нечестно, эй! У меня в любом случае нет выбора!
– Мне его ты тоже не оставил... – Лал снова потянулась за поцелуем.
– Вот как... – всё встало на свои места, и Колонелло, всё же сумев освободится из её хватки, привлек за талию к себе. – Я понял...
Пуговицы парадного кителя – видимо, офицеры отправились на праздник сразу после торжественного парада, – расстегивались легко. С блузой и юбкой тоже проблем не последовало. Под ними обнаружился комплект белого кружевного белья – в темноте он словно светился, подчеркивая небольшие груди и крепкие подтянутые бедра.
Диван в комнате был не широкий, но для них двоих сейчас много было и не нужно. Он не торопился, стараясь не обойти вниманием ни сантиметра так давно желанного тела. Лал послушно тянулась к нему, нервно вздыхая. Нежная кожа бёдет, плоский живот, вздымающаяся грудь. Колонелло провел по ключицам, спуская бретели бюстгалтера с плеч. Его ласки становились всё более аккуратными и успокаивающим. Наконец он медленно приподнялся, откинул несколько упавших на лоб прядей и погладил Лал по щеке подушечками пальцев.
Со злополучного дивана он почти сполз, нервно потер шею и улыбнулся.
– Спокойной ночи, Лал. Ты неисправима! – Колонелло вздохнул. – Но прогресс – на лицо: в следующий раз, возможно, ты даже сможешь сказать это всё на трезвую голову. А пока ответ не принимается... Подумай ещё.
Он провел рукой по глазам.
– А ведь мог бы и впрямь сорваться, эй! Тогда бы точно спать не дал: вот в каком виде ты бы завтра с утра на построении была?
Лал во сне тяжело вздохнула.
– Вот и я об этом! – он поднялся, сложил раскиданную одежду, достал из шкафа плед и прислушался: измотанная праздничным днём военная база спала мертвецким сном.
Колонелло опустился на диван рядом с Лал, и она тут же прижалась, уткнувшись в грудь.
– Ведёте себя как девчонка малолетняя, капитан... – с грустью вздохнул он, прижимая её к себе. – А ведь какая ночь, какая ночь! Хоть голышом по территории бегай – никто не увидит.
***
Проснулась она перед рассветом – от жестокого похмелья, – но долго не решалась открыть глаза. Предыдущий вечер остался в памяти туманным пятном, и крепкие мужские руки, которые её обнимали, могли одновременно принадлежать как совершенно любому мужчине, так и одну, вполне конкретному. Лал не могла решить, какой вариант хуже и что ей теперь делать. А открыв глаза и встретившись взглядом с учеником, поняла, что пропала.
– Голова болит? – чуть насмешливо поинтересовался он. – Или утро всё же доброе?
Она вздохнула и отвела глаза.
– Понятно, – Колонелло встал с дивана и потянулся. – Сейчас.
На столе стояла злополучная минералка. В ящиках стола нашлось обезболивающее.
Не смотря на смущение и злость на себя, стакан Лал приняла с благодарностью.
– До общего подъёма ещё полтора часа, – заметил Колонелло. – Будет лучше, если ты сейчас пойдешь к себе – лишней болтовни тебе бы не хотелось, как я понимаю. Проводить?
– М, нет, я сама...
– Уверена?
– Да.
– Хорошо.
– Колонелло...
– Эй?..
– Я... ты... то есть, мы?..
– Нет, – он улыбнулся. – Между нами ничего не произошло...
Лал с облегчением вздохнула.
– ...эй, но хочу заметить, что только благодаря моей высокой морали, из-за которой я не могу творить всякие непристойности с полусонной женщиной, – он сделал паузу, давая ей время осмыслить сказанное, и между прочим добавил: – Но белое кружевное бельё на тебе выглядит необычайно хорошо, эй!
– Идиот!
Колонелло засмеялся и поймал на лету брошенную в него подушку.
Об усталости и чужом имуществе
1380 с.
Он встречает её в аэропорту — в штатском.
Со стороны — обычная пара, каких двенадцать на дюжину: он служит, она приезжает иногда к нему в гости. Ничего примечательного — здесь за городом военная база. Или две. Или... черт их разберет, но точно что-то не чисто!
У неё усталый вид: тени под глазами, волосы растрепаны. Впрочем, спину держит ровно, в руках — чемодан. Одета просто, но джинсы весьма обнадеживающе сидят по фигуре, и упругая грудь под белой футболкой — такое не спрячешь. Кое-кто завистливо провожает их взглядом — обоих.
– Эй, – говорит он, закидывая её чемодан в багажник и садясь за руль. – Что за лицо, капитан?
– Устала, – просто признается она, щелкая ремнем и откидывая голову на спинку кресла. – Поехали.
Он улыбается и смотрит на неё, не спеша заводить мотор.
– Что? – она приподнимает бровь. – Что-то ты сегодня не многословен...
– Соскучился, Лал, – беззаботно пожимает плечами он.
– Ох, – говорит она и трет глаза. – Я не спала трое суток, и до этого – та ещё история. Я хочу в душ и умереть.
– Тяжело пришлось? – Колонелло всё таки заводит мотор и выводит машину с автостоянки.
– Американцы, англичане, русские... Простаки, лисы и лентяи. Я думала, они меня совсем с ума сведут.
Он хмыкает. Машина легко идет по ночной трассе.
– Словесные баталии – выше моих сил... Что-то запредельное. В следующий раз ни за что не соглашусь – пусть генерал сам туда едет... – она говорит всё медленнее и, наконец, замолкает, расслабленно устроившись в кресле и прикрыв глаза.
Он молча косится, продолжая улыбаться: такая непосредственная, энергичная и собранная всегда и такая открытая, беззащитная – сейчас. Грудь под хлопковой футболкой ровно вздымается и опадает, одна рука на подлокотнике – пальцы рефлекторно сжимают ручку, вторая – на коленях, голова склонена на бок – несколько прядей падают на глаза... Она слегка морщится, когда редкие встречные машины освещают лицо.
Армейский городок тих и безлюден – здесь привыкли рано ложиться и рано вставать.
Колонелло подъезжает к одному из домов и глушит мотор. Ключи отправляет в карман. Обходит машину и открывает дверь: Лал роняет ладонь, сонно хмуриться, обнимает себя за плечи – ночной воздух неожиданно зябок.
– Что?.. – тянет она.
– Приехали, – шепчет Колонелло, целует в висок и подхватывает её на руки.
– Я сама...
– Не стоит. Просто обними меня – нужно закрыть машину – казенная всё же... В гараже пришлось долго уговаривать ребят – сказал, по служебным обязанностям надо... в сущности, не соврал ведь?
– Да... – она послушно цепляется за шею, утыкаясь в ключицы. Голос звучит глухо. – Да... Ты болтун. Куда меня привез?
– К себе, – невинно усмехается Колонелло.
– Зачем?
– Эй, укутаю в одеяло и уложу спать, конечно.
– Я пристрелю тебя, дурак... – Лал вздыхает и крепче прижимается к нему, пока он поднимается на второй этаж, кое-как открывает квартиру и ногой прикрывает за собой дверь. – Завтра... обязательно пристрелю.
– Как пожелаешь, – безропотно и легко соглашается он. – Только не забудь, что ты больше не мой инструктор, эй?
– Помню...
Он бережно укладывает её на кровать, расшнуровывает ботинки, проводит ладонями по бедрам и талии, приподнимая футболку.
– Колонелло...
– М?
– Я тоже...
– Тссс! Я знаю.
– Дурак... Я устала... я сейчас... – Лал прикрывает глаза ладонью. – Сил нет. Ни на что.
– Знаю, – он касается губами её живота и расстегивает молнию на джинсах.
– Ну, посмотри на меня: жалкое зрелище. Даже оттолкнуть сил нет. И душ... мне нужен душ! А ты...
– Эй, не глупи. Когда сильная женщина показывает любимому мужчине слабость – это не жалко. Слышишь, эй? Это прекрасно. Прости, но я тебя никогда так не хотел, как сейчас.
– С ума сойти.
– Эй, вот именно!
– А обещал, что уложишь спать... – она устало улыбается.
– Если хочешь.
– Хочу. Я много чего хочу.
Джинсы падают на пол.
– Тогда просто расслабься – я сделаю всё сам.
– Предлагаешь капитуляцию?
– Конечно. Всегда.
– Я пристрелю тебя. Завтра.
– Хорошо. Только, эй, попробуй пока не заснуть...
Поцелуй выходит медленный и тягучий, так что сопротивляться уже невозможно, а последние остатки сил лучше приберечь на более приятные вещи. Колонелло бывает иногда очень убедителен.
У Лал кружиться голова – от тяжести во всем теле или от его прикосновений, а может, от всего сразу. Чувства, обостренные последние несколько дней, не справляются с обилием информации, сводя всё в одну точку – сначала его руки, потом – губы. Она беззвучно вздыхает – от усталости садиться голос, от какой-то непереносимой нежности и обстоятельности в горле встает ком. Глаза предательски слезятся. Она царапает его плечи и кусает губы. Он вжимает её в кровать, тихо поскрипывающую от каждого движения.
Они стонут друг другу в губы. Лал притягивает его к себе за шею, запускает пальцы в волосы; Колонелло придерживает её бедра.
Из-за опущенных штор в комнате совершенно темно, и если что-то видно, то только лихорадочный блеск в глазах. Чувство времени всё-таки отказывает.
Засыпает Лал почти мгновенно, стоит ей только положить голову ему на грудь.
Колонелло ещё долго перебирает её волосы и гладит по голове.
***
Утром он просыпается от тревожного чувства пустоты под боком, но терпкий запах кофе ставит всё на свои места.
И Колонелло крадется в маленькую кухню, чтобы застать там Лал, стоящую прислонившись к столу с газетой в одной руке и чашкой в другой. Она сосредоточенно читает и хмуриться. На ней его майка – лямка спадает с плеча, и с боку прекрасно видно бледную кожу груди. Мокрые волосы блестят от утреннего солнца, светящего в окно.
Она поднимает глаза и откладывает газету.
– Проснулся?
– Да. И это было совсем не то пробуждение, на которое я надеялся.
– Надо было тебя спихнуть с кровати и скомандовать подъём? – она опять в своём репертуаре.
– Эй! Куда делось то божественное создание, которое засыпало со мной и откуда здесь эта мегера? – Колонелло театрально оглядывается.
– Вот я тебе покажу мегеру, – предупреждает Лал.
Он смеется, проскальзывает к ней, встает вплотную и обнимает за талию. Она на секунду замирает, но тут же возвращает себе самообладание и демонстративно отводит глаза, прихлебывая кофе.
– Эй, а где причитающееся мне "Доброе утро"?
– Не заслужил,– отрезает она.
Он делает обиженную гримасу.
– Тогда, знаешь ли, нечего было брать мою майку...
– Тебе жалко?
– Нет. Мне обидно.
– С чего бы?
– Ну, выходит, она сейчас ближе к тебе, чем я.
– Ревнуешь? – не сдержавшись, она всё-таки улыбается.
– Немного. Но это поправимо.
– Не начинай, – неохотно Лал упирается свободной рукой ему в грудь. – Мне нужно к генералу – он ждет отчета о том, как прошли сборы. Перестань...
– Эй, не тебе ли знать, что наш маленький бравый генерал – редкостная сова среди жаворонков и раньше обеда ненавидит заниматься делами! – Колонелло наклоняется к ней, заставляя прогнуться в пояснице, чтобы отклониться.
– Это важно, я серьёзно, – она мягко пытается отстраниться. – Ты вообще когда-нибудь меня слушаешь?
– Иногда, – хитро улыбается он, немного подумав. – Например, когда стонешь моё имя перед тем, как кончить или когда во сне признаешься мне в любви...
– Колонелло! – она краснеет, опять хмуриться, чтобы скрыть смущение, и уже более настойчиво старается вывернуться из его объятий – его руки соскальзывают с талии на бедра. Он на секунду застывает, а потом с новой силой прижимает её к столу.
– Эй, Лал... – заглядывая в глаза, медленно произносит он. – Кроме моей майки на тебе ведь больше ничего нет?
– Ммм... – тянет она и прижимает к груди чашку с остатками кофе.
– Так, – Колонелло вздыхает и качает головой. – Капитан, вы просто не оставляете мне выбора... Лал, поставь чашку на стол!
– Что? – озадаченно переспрашивает она.
– Поставь на стол, эй! – он отбирает у неё кофе, пальцы путаются; Лал непонимающе и растерянно смотрит на его сосредоточенное лицо. – Прости, но я не испытываю ни малейшего желания, чтоб это оказалось на полу или у меня на спине.
– Что..? – снова начинает она, но запинается; Колонелло лихо закидывает её себе на плечо. – Стой! Подожди! Куда?! Это же мой чертов кофе! Верни меня на место!
– Я знаю кое-что, что по утрам бодрит гораздо лучше кофе! И никакого вреда здоровью – очень полезная штука! – говорит он, направляясь в спальню. – Эй, только попробуй воспротивится – это будет слишком ненатурально: стоя на моей кухне в одной моей майке, очень наивно думать, что сможешь убедительно доказать, что не хочешь меня...
О запахах
630 c.
Она знает, каким будет продолжение: ничего нового, как всегда.
Травить из себя его запах дорогими одеколонами тех, кого нужно защищать или горьким дымом кубинских сигар тех, кого нужно убивать. Это просто: снять пистолет с предохранителя и уложить на расстоянии вытянутой руки, а дальше... Дальше стонать и делать вид, что всё нравится. О, да! Ей всё нравится, но особенно – это тупое упоение, когда пуля входит в очередное тело – словно камень в воду, – лёгкой рябью оставляя последний след на коже жертвы. Для убийства нужно гораздо меньше, чем для любви: только металлический ствол, зажатый в руке, и взведенный курок. Ответственность всегда на ком-то другом, незнакомом.
Клиент испуганно жмется в углу комнаты, суетливо прикрываясь подушкой, испуганно переводит взгляд с трупа на женщину, которая десять минут назад, казалось бы, бессильно стонала под ним, а теперь устало приставляет пистолет к виску.
"Какая глупость, – думает она. – Это не хуже секса по любви – в конце концов, тот, у кого ствол, останется один, остальные – просто с дырками в голове. У меня – такая же..."
– Уберись ты! – шипит она устало и прижимает ещё тёплое дуло к пульсирующей жилке на виске. – Я так устала от тебя...
В номере пахнет порохом, не смотря на чертов одеколон и вонючие сигары.
Он тоже пахнет порохом, – пылью, солнцем, солью и йодом, неимоверной усталостью, злой решимостью, наивным стремлением, запекшейся кровью, потом, желанием и ещё кучей странных запахов, смесь которых умники называют феромонами, но – к черту! он пахнет похором, как и её пушка с перебитыми номерами, как спертый воздух гостиничного номера после плохого секса, как её руки, безэмоционально спускающие курок в очередной раз. Она сама – до кончиков пальцев, до растрепанной челки, до сбивающегося дыхания – полностью провоняла его обаянием и непосредственность.
Она травит из себя его запах опасными мужчинами и их продажными любовницами. Раз за разом. Просыпается в чужих постелях, наигранно стонет в чувственные губы, позволяет делать с собой всё, что им заблагорассудится. И мысленно иступленно повторяет: "Ты хотел, чтобы я жила дальше. Жила, как обычный человек. Видишь, живу! Нравится?"
Потом она снова спускает курок, и навязчивый запах пороха шибает в нос похлеще любого нашатыря.
У неё в голове – невидимая дыра, в которой копятся усталость и тупая обреченность.
Потом она напивается: алкоголь – одно из лучших обезболивающих, придуманных человечеством, амен! Иногда это даже помогает. И тогда главное – телефон. Ни в коем случае не набирать выученный наизусть номер, чтобы не слышать его голос и этого оптимистичного приветствия, чтобы не придавать себе излишней уверенности и не срываться снова на паршивое "Я больше не пахну тобой!".
Иногда она месяцами не вспоминает о нем. Не засыпает и не просыпается с его именем, пальцы перестают пахнуть порохом. Жесткая односпальная кровать дает призрачное чувство стабильности: голова ложится на мягкую и холодную подушку, одеяло слегка сползает с пяток, заставляя ежится во сне всего лишь от легкого озноба и ночного ветра. Утром она идет делать свою работу: прикрывать спину, страховать и обеспечивать пути отступления.
Но почему-то как только появляется легкий намек, она, не меняясь в лице, почти безразлично спрашивает: "А вы знаете..?". Иногда ей отвечают утвердительно, и тогда она радуется, иногда – отрицательно, и это вызывает легкую обиду. Иногда она забывается и спрашивает о нём у общих знакомых – это стыдно и невыносимо. И его запах снова начинает преследовать её везде – в учебном тире, в перестрелках, на заданиях... Но она сильная – справится.
И когда кажется, что преодолеть это глупое непонятное чувство – раз плюнуть, раздается телефонный звонок, и мальчишеский голос, с плохо скрываемой грустью произносит:
– Прости. Я пьян. Я устал. Я понял. Эй, Лал, слышишь? Я понял, Лал, ты пахнешь пылью, солнцем, солью и йодом, дурацким упрямством, уверенностью, силой и тотальным одиночеством, но – эй! к черту! – здесь воздух насквозь провонял всем этим, я привык. Но ты! Ты, Лал, пахнешь порохом... И мне от этого никуда не деться.
Об излишней роскоши и лёгкой ревности
Саммари: 2 тур. 83/105. Колонелло/Лал Мирч. А-
810 с.
Будь прокляты эти чёртовы коридоры, все в шелках и персидских коврах, с хрусталем светильников и медью ручек, красным деревом перил и коллекционными картинами! Нет, понятно, что главный особняк Вонголы далеко не весь сверкает дорогим убранством, и можно спуститься на пару этажей ниже – если, конечно, знаешь, как туда пройти, – и спокойно вздохнуть в нежилых помещениях, где строгие коридоры, удобные и не отвлекающие, не слепящие и куда более выдержанные... А эту роскошь он ненавидит всю сознательную жизнь. И в армию-то сбежал от вычурного пафоса и показного великолепия. А в итоге что? Ну, да, одно и то же. И почему так вышло?..
Cherchez la femme, как говорит Реборн. Киллеру-то можно, он своего не упустит. Колонелло сложнее, потому что в душе он – простой парень, ему многого не надо – потому и в Мафия-Ленде обосновался. Там зарылся, простите, как идиот в свои тропические джунгли – и играй в войнушку на здоровье, жди, когда господа в дорогих костюмах и при галстуках перестанут вести словесные баталии и перейдут к делу... то есть, не играй, конечно! Охрана – дело серьезное, и Колонелло с ним прекрасно справляется. В общем, и клиенты довольны, что он на глаза не появляется, и ему хорошо, привольно... Только вот такие поручения, как сейчас, бывший боец "COMSUMBIN" терпеть не может вдвойне: сидишь ты, скажем, спокойно, в своих кустах, дозор несешь, журнальчики про новые достижения военной техники почитываешь... а тут тебе – сезон дождей, говорят, посетителей нет, будь добр, не откажи в любезности... им откажешь, конечно, – мафия, между прочим! Бояться-то ему нечего, а всё же – приказали, да ещё и в таком добром тоне – надо ехать, исполнять. Ну, особняк Вонголы, к тому же, и – да-да, опять сherchez la femme, как Реборн говорит (вот только заткнуться никак не может!).
На очередном поворота он всё-таки с ней сталкивается. Судя по многозначительному тупичку за её спиной, она как раз возвращается с базы... С задания может быть даже. Шорты ещё короче, майка ещё больше порвана, а в глазах – ледники. Ага, и кто ж рассказал-то о визите? Если б не рассказали, лёд бы точно стаял, – ну, хоть на секундочку. Хотел удивить – не вышло, вместо этого чуть не получил хук с левой. Левая рука у Лал тяжелая, кому, как не Колонелло об этом знать. А правая, как назло, занята.
– Доброго вечера, учитель! – смеется он, уходя от удара.
– И тебе, – останавливаясь, хмуро соглашается Лал, и Колонелло начинает чувствовать нечто, сродни ревности: и чем же так заняты её мысли, что она даже оплеуху хорошую не может ему отвесить? – Что ты здесь делаешь?
– Я на задании, кора! – по старинке рапортует он.
– Я не спрашивала, что ты делаешь в особняке Вонголы. Что ты делаешь здесь? – она делает ударенье на последнем слове.
– Разведка донесла, что тут я могу кое-кого встретить... – покачавшись с пятки на носок, он засовывает руки в карманы. А чего юлить? Он действительно хотел её видеть.
Она прислоняется спиной к стене и скептически смотрит исподлобья.
– Колонелло, зачем? – только и спрашивает Лал.
– Я хотел... – он заговорщически оглядывается, нет ли кого рядом, а потом подходит ближе, и упершись рукой в стену, чуть выше её головы, наклоняется к самому уху. – Хотел сказать, что ужасно соскучился по вашим длинным ножкам, крутым бедрам, тонкой талии и груди, кора... знаете, учитель, я совсем забыл, какая у вас прекрасная грудь!
– Прекрати уже, – устало говорит она и отворачивается от него, как-то неохотно пытаясь оттолкнуть. Но дыхание приятно щекочет шею, и кажется, что всё у них по-старому, а она просто сегодня устала после задания и очень соскучилась, но хронически не способна выражать свои эмоции. И он всё понимает без слов, просто касается щекой её щеки и, не чувствуя сопротивления, ловит губами мочку уха; оставляя след поцелуев на шее, ощущает, как она успокаивается, становится менее напряженной. Колонелло кладет одну руку ей на талию, притягивая к себе, а второй приподнимает подбородок, заглядывая в глаза.
Лал позволяет целовать себя в губы и даже отвечает, но когда его действия становятся чуть более требовательны, сконфуженно отталкивает, проскальзывает под руку, как-то по кошачьи отскакивает сразу на несколько шагов – и непонятно: то ли чтобы он не успел достать, то ли чтобы соблазн вернуться самой не был так велик.
– Ну, не здесь же!
– Что "не здесь", кора? – игриво улыбается Колонелло.
– Ты никогда не меняешься! – гневно бросает она и делает ещё несколько шагов к отступлению, словно колеблется и проверяет, сможет ли уйти. – Я найду тебя сама. Позже. И уходи отсюда – за твоё пребывание здесь никого по голове не погладят. Узнаю, кто рассказал – точно у Савады увольнение для болтуна выбью.
– Слушаюсь! – Колонелло вытягивается по стойке "смирно!".
Лал закусывает губу, резко поворачивается и, чуть не бегом, уходит вперед по коридору, а он смотрит ей вслед. "Надо будет попросить её сменить гардероб, а то – того и гляди – и впрямь начну ревновать!" – думает он мечтательно.
О неумении пить снова
Саммари: AD!Колонелло/ AD!Лал. Пьяная и неловкая Лал решает порадовать Колонелло стриптизом...
Примечание: спасибо I-shka за помощь с переводом.
1570 с.
– Прожигатели жизни! – кричит Лал, оборачиваясь назад, и свистит, по-мальчишески засунув большой и указательный пальцы в рот.
Самые стойкие, готовые пить и веселиться до рассвета, отвечают ей вслед таким же свистом и улюлюканьем. Лал хмуриться и обещает вырвать кому-то длинный язык – у Колонелло плохо получается разобрать, кому, но на вскидку он может припомнить парочку самых бойких и шумных.
Лал идет зигзагами, и её настолько заносит, что можно поверить в стратегическое маневрирование и попытку уйти с линии огня. Заложив большие пальцы в петли на поясе длинных шорт, она больше похожа уличную на шпану с окраины, чем на тактика мощной преступной группировки. Её белая рубашка в темноте кажется чем-то потусторонним. Соленый ветер путается волоса.
То и дело загребая песок сандалиями, Лал чертыхается и ворчит; зябко поводит плечами от ночного бриза, и Колонелло собирается предложить ей свою куртку, но, вспоминая уже провалившиеся попытки, лишь широко зевает, прикрыв рот ладонью. Его, вынужденного нести службу в Мафия-Лэнде даже по праздникам, происходящее забавляет. Хотя мысль о том, с кем она пила – или правильнее было бы сказать, кто так её напоил, – ему не слишком нравится.
"Узнаю – прибью," – меланхолично думает он и снова зевает.
На противоположной стороне пляжа, куда они направляются, выстроены несколько домиков, предназначенных для проживания персонала на острове. Больше похожие на летние террасы, они почти не пользуются спросом – в них не предусмотрено кондиционеров, что в местном климате является значительным минусом. Но Колонелло это только на руку – и не только сегодня, как мысленно оговаривает он себя с легким смущением.
Лал спотыкается, успевает удержать равновесие и снова разражается нецензурной тирадой.
Колонелло слушает её с улыбкой, и когда поток слов иссякает, миролюбиво замечает:
– Кстати, ужасно ругаешься – как солдат после дембеля, вспомнивший командира роты.
– Ты! – Лал обличительно тычет в него пальцем и щуриться. Её качает.
– Что?
– Ты во всем виноват! – говорит она заплетающимся языком.
– Я тебя не поил, кстати, – смеется Колонелло.
Лал задумывается, трясет головой и снова теряет равновесие. Колонелло ловит ей под локоть, и она тут же яростно вырывает руку, отшатываясь.
– Ты всегда во всем виноват! – страстно выговаривает она. В темноте не видно, как горят у неё щёки, но даже так заметен предательский блеск в глазах от выпитого.
В чем виноват, Колонелло не понимает, но его это не слишком заботит, и он спокойно соглашается.
– Я тоже очень рад тебя видеть, кстати. Ты не слишком часто заезжаешь...
"Я бы сказал, усиленно избегаешь даже упоминаний Мафия-Лэнда," – добавляет он про себя.
– О... – говорит Лал и недовольно складывает руки на груди, скептически глядя исподлобья. В трезвом виде этот взгляд когда-то вызывал трепет у большинства новобранцев, но сейчас Колонелло только отворачивается, пряча улыбку.
Дальше идут молча, и только Лал что-то мурлыкает под нос. Слуха у неё нет, потому звучит ужасно.
– А что, романтики не будет? – издевательски спрашивает она. Колонелло заходит в домик и включает свет, отчего вокруг лампы на потолке тут же собираются ночные моли, влетающие в комнату сквозь распахнутое окно. – Где все эти... свечи? Ты меня не ждал?
– Ждал, – пожимает плечами Колонелло. – Но, кстати, свечей и романтики нет, так что, может просто сварить тебе крепкого кофе?
Сам бы он от кофе не отказался точно – слишком привык к распорядку, наверное, вот и клонит теперь в сон.
Лал с интересом осматривается, заложив руки за спину. Колонелло наблюдает за ней краем глаза: её всё ещё покачивает, но чуть меньше – как и предполагалось, прогулка по пляжу освежает, алкоголь понемногу выветривается.
– Ты правда здесь живешь? – спрашивает Лал.
– Что-то вроде того, – уклончиво отвечает он. – Но на севере острова есть отличный мыс, где я временами разбиваю лагерь.
– Понятно.
Она отворачивается, и Колонелло в очередной раз успевает подумать о том, что в голову совершенно ничего не приходит, хотя должна быть куча мыслей. Вместо этого неожиданно оказывается, что ему уже достаточно быть рядом с ней. Или недостаточно, но он отгоняет единственную предательски четкую мысль.
Лал подходит к распахнутому окну и высовывается, повиснув на подоконнике, потом разворачивается, резко шагает вперед и неловко натыкается на плетеное кресло. Колонелло посмеивается в кулак, присаживается напротив и внимательно смотрит, подперев рукой щёку.
– Что? – всё ещё держась за спинку кресла, Лал с подозрением оглядывается.
Колонелло пожимает плечами.
Она отворачивается к окну, из которого видна полоска пляжа. О чем-то задумывается, рассеянно поднимает руку и проводит по волосам.
– У тебя здесь вид отличный, да? – спрашивает Лал и добавляет: – На девочек...
– Я на них обычно не смотрю, кстати, – смеется Колонелло. – Нет времени.
– Правда? – скептично тянет она и облокачивается на плетеную спинку. Локти скользят по гладким прутьям, и Лал проваливается вперед. Резко выпрямившись, она делая вид, что ничего не произошло, и начинает поправлять без того растрепанные волосы.
Колонелло честно старается не смеяться – мало ли, чем чревато.
– Тогда, – тянет Лал, откидывая плечи назад, – как насчёт...
Она слегка медлит, но выдержав паузу, начинает напевать:
Причины, причины, по которым мы здесь,
Причины, которых мы боимся,
И наши чувства не исчезнут...
Причины, которых мы боимся,
И наши чувства не исчезнут...
Колонелло вскидывает бровь в немом вопросе.
Лал проводит кончиками пальцев по шее и ключицам, расстегивает несколько пуговиц рубашки, делая шаг вперед, качает бедрами и тянет пряжку ремня.
Ужасно фальшивит. Неловко задевает коленом низкий журнальный столик на плетеных ножках.
Колонелло прикрывает рукой невольную улыбку.
После того, как закончится игра в любовь,
И окажется, что все наши иллюзии были просто напоказ
И все причины начнут исчезать...
И окажется, что все наши иллюзии были просто напоказ
И все причины начнут исчезать...
Конец ремня цепляется за одну из петель – и Лал бросает его, возвращаясь к пуговицам. Пальцы её не слушаются, а пуговицы застревают, не желая расстегиваться, но она упорно не замечает неудач и снова возвращается к шортам.
Колонелло давится смешком.
После всех вопросов
И причин, по которым мы лжём –
После всего этого, любовь никогда не останется главной...
И причин, по которым мы лжём –
После всего этого, любовь никогда не останется главной...
Она гладит ладонями бедра, медленно расстегивает молнию и наклоняется, стягивая шорты, опасно качнувшись вперед.
Колонелло подается вперед с мыслью, что обязательно придется её ловить. Лал истолковывает это по-своему и торжествующе делает ещё один шаг к нему. Пытаясь быть соблазнительной, ей приходится двигаться слишком непривычно, так что она нелепо путается в шортах, и падает на Колонелло, отчего тот заливисто смеется.
Она обиженно пытается отстраниться, но Колонелло крепко прижимает её к себе, положив руки на бедра.
– Стой! – приказывает он серьёзно и оттягивает большими пальцами трусики. От неожиданности она слушается.
Колонелло удобнее усаживает её на коленях, но смотрит не в глаза, а чуть ниже; ведет ладонями по животу вверх, расстегивает рубашку до конца и приспускает с плеч. Не спеша собирает растрепанные волосы и отводит их за спину.
– Как там дальше, кстати? – спрашивает он. – Продолжишь?
Лал закрывает глаза, откидывает назад голову и дрожащим голосом шепчет:
И утром, когда я проснусь
И смогу здраво смотреть на всё это
Ни по какой из причин, наших причин... наших причин...
Я не потеряю своей гордости.*
И смогу здраво смотреть на всё это
Ни по какой из причин, наших причин... наших причин...
Я не потеряю своей гордости.*
Колонелло ведёт губами по шее, почти невесомо целует плечи. Сжимает пальцами твердые соски, проступающие сквозь тонкую ткань спортивного бюстгальтера. Лал поднимает голову и жалобно смотрит на него. В ответ на её взгляд он целует её в губы – немного жестко и глубоко, придерживая ладонью за шею, не даёт вздохнуть. Лал прижимается к нему и цепляется за плечи, потом тянется вниз, кладет руку на ширинку, гладит член сквозь ткань, оттягивает пояс.
Колонелло сам расстегивает ремень и приспускает штаны вместе с трусами, она быстро снимает с него футболку и бросает на пол.
Теперь Лал сама целует его. Быстро проводит языком по мочке уха и шее, сильно прикусывает кожу на ключицах, не оставляя сомнений, что назавтра там будут красоваться отметины цвета переспелой сливы. Её ладонь скользит по члену – то быстро и размашисто, то мучительно-медленно, то совсем останавливаясь, размазывая по головке вязкие капли.
Колонелло ласкает её сквозь трусики. Тонкая ткань под пальцами быстро намокает, и он сдвигает её, проводит двумя пальцами по клитору, толкается внутрь. Лал замирает на мгновение, но сдерживает судорожный вздох и не издает ни звука – пальцы двигаются легко, она начинает подаваться бедрами, стараясь поймать ритм.
– Ты мастурбировала последний раз совсем недавно? – шепчет Колонелло. – Представляла меня?
Лал, кажется, не слышит и утыкается ему в шею. Он одной рукой снимает с неё рубашку и бюстгальтер, сам чертыхается мысленно, когда застежка не поддается с первого раза. Держа за талию, заставляет её привстать, и Лал тихо всхлипывает, когда Колонелло вытаскивает из неё пальцы.
Наклонившись, он ловит губами сосок, тянет вниз трусики и поднимает взгляд, – она смотрит на него с лихорадочным блеском в глазах, затуманенных наконец-то искренним и неприкрытым желанием.
Это заставляет действовать быстрее и жестче, чем хотелось бы. Колонелло срывается и сажает её на себя сверху – сразу, одним толчком заставляя опуститься как можно глубже. Она кусает губы, отворачивается, скользит ладонями по его груди.
Колонелло качает бедрами, и Лал отвечает, двигаясь навстречу. Он придерживает её одной рукой, не давая сбиться с ритма, а другой сжимает твердые ягодицы и ласкает расслабленный анус. Лал насаживается молча, обнимает за его шею, склонив голову к плечу и иногда мимолетно касается губами.
Тяжелый запах пота и алкоголя смешиваются с едва уловимыми запахами сигаретного дыма и чужого одеколона, осевшими на её волосах и коже.
Кровь бьется в висках.
Пальцы легко входят в расслабленный анус, отчего Лал вскидывается, глухо и жалобно стонет и судорожно царапает плечи.
Колонелло трахает её с обоих сторон, продолжая сдерживать, но она то и дело срывается. Всхлипывает от каждого движения, и дрожит всем телом.
– Давай, – просит он хрипло. – Ещё немного...
Лал ловит ртом воздух, чуть заметно качает головой и прогибается в пояснице. Внутри неё становится узко и очень горячо, и Колонелло следом захлестывает удовольствие. Он едва успевает оттолкнуть её, пачкая спермой живот и дорожку волос в паху, и не сразу осознает, как сильно сжимает пальцы на талии.
Откидываясь на спинку кресла, Колонелло привлекает Лал к себе, благодарно целует сначала в губы, потом в шею, оставляя единственный след ближе к затылку. Лал неуверенно кладет ладонь ему на грудь, пытаясь снова оттолкнуть, но у неё не остается сил.
– Ничего, прикроешь волосами, – шепчет он ей на ухо и щекочет дыханием щёку, отчего она забавно ежится. – Теперь квиты.
Хочется отнести её в ванну и в то же время – сидеть так до самого рассвета, прижимая её к себе.
– Только не делай так больше, кстати, – добавляет Колонелло, подумав. – Чувствую себя последним ублюдком, трахая нетрезвых женщин.
– М... – Лал сонно трется носом о его плечо и удобнее подтягивает колени, сворачиваясь клубочком. – И много таких у тебя?
– Да уж есть одна, кстати, – смеется он.
Лал зевает.
Колонелло думает, что спать ему уже совсем не хочется, и становится безумно жаль так и не сваренного кофе.