Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Бета: —
Рейтинг: PG-13
Жанр: romance
Дисклеймер: моя только шизофрения

Персонажи: Исида/Заэль
Саммари: Т11-99 Заэль/Исида. АУ. Случайная встреча в круглосуточном супермаркете. «Ты совсем не изменился.» NH!
Предупреждение: АУ

460 с.

Семнадцатилетний мальчишка мнется перед полками с фруктами. В левой руке – пустая корзина для покупок, правой рукой он постоянно поправляет очки, которые и так на месте. Нервничает? Вряд ли. Быстрее, просто думает о своем, и ни фрукты, ни цены на них его не заботят. В магазине негромко играет радио, несколькими коротким сигналами отмечая начало третьего.
Мальчишка немного манерно поворачивается на каблуках и неспешной походкой двигается между рядами продуктов, нигде особо не задерживаясь. Словно гуляет. Хотя, кого нормальные родители отпустят гулять по супермаркету в такое время? То-то и оно, что нормальные...
Неожиданно парень резко тормозит перед хозяйственными товарами и задумчиво смотрит в одну точку, потом чудовищно медленно поднимает руку, пальцы несмело подрагивают, словно он готов вот-вот одернуть себя и, стремительно развернувшись, уйти в другую сторону вдоль рядов. Ночные продавцы уже привыкли к этому чудаку, который так любит погулять тут по ночам – главное, не ворует, а остальное – уже не так важно.
Рука, всё ещё подрагивая, приближается к упаковке и касается ламинированного картона, который почему-то неприятно холодит пальцы.
– Не этот, – раздается голос из-за спины. – Тебе нужен на два тона светлее, тот, что на две полки выше... Подвинься, я достану.
Мужчина тянется вперед и достает означенный оттенок.
– К... квинси? – голос у Заэля от удивления звучит глухо и чуть выше, чем раньше, в не жизни.
– Конечно. Не помнишь, что у меня есть имя? – мужчина до боли знакомым жестом поправляет очки. К слову, они более, чем на месте.
– Ты... – к Заэлю возвращается чувство самообладание, и в голосе появляются привычные нотки насмешки и превосходства. – Ты совсем не изменился.
Понятно, что он лжет: широкие плечи, крупные ладони с длинными пальцами то ли пианиста, то ли хирурга, спокойный взгляд , седые волосы, – только очки всё те же... или совсем другие, но – семнадцать лет прошло – кто ж теперь вспомнит?
– Ты тоже. Не изменился. – Урую стоит чуть сбоку за спиной и внимательно смотрит. – Совсем.
Заэль ухмыляется: теперь понятно, для чего ему нужны были эти дурацкие ночные бдения в этом дурацком магазине, и зачем он притворялся паинькой, когда хотелось разнести всё ко всем чертям, и почему так не сиделось дома...
"И ведь не худший вариант", – хмыкает он про себя, и всё встает на свои места.
– Не изменился, верно. И всё же – не совсем, – кивает он на краску в руках Исиды Урую, последнего квинси. – Поможешь?
– Сегодня? – спрашивает тот.
– Да.
– Прямо сейчас?
– Естественно
– Где ты...
– У тебя, конечно.
– Хорошо, здесь недалеко.
***
Когда Заэль наконец выходит из ванны, с его волос на грудь и спину падают крупные капли и медленно сползают на пол, оставляя на теле неприметные дорожки.
– Ты мог бы использовать полотенце? – Урую пытается выглядеть сердитым, но, расслабленно лёжа на подушке, у него получается не слишком убедительно.
– Зачем мне полотенце, когда есть ты?
– Ты и правда не изменился! – возмущенно бросает квинси.
– Ты тоже краснеешь так же, как раньше, – хихикает Заэль, ныряя под одеяло.

---

Пейринг: Ишида/Йошино
Предупреждение: филлеры.

320 с.

«Мальчик, не расстраивайся…это не то чувство…»
Щенок. Глупый, маленький щенок. Он вырастет – ты уверенна, судьба любит таких – бьет, мучает, но любит. Только вот, ты этого не увидишь.
Пятнадцатилетний юнец – такой пылкий, такой трепетный, а твоя душа слишком стара для него и, что греха таить, мертва. А он так хотел спасти, защитить!
«…глупый…это не любовь…»
…помнишь?...
Когда ты в первый раз вырвала эту добычу из цепких колец-объятий?
Его хорошо приложили, и ты тогда еще подумала, перевязывая кровоточащие раны, что большинство бы уже давно были в глубокой коме после такого, а он просто был в обмороке…и очки – даже странно, что они не разбились…
Тогда, когда он очнулся, он был удивлен и напуган, а ты, повинуясь какому-то совершенно не свойственному тебе хулиганскому порыву, позволила себе сорвать легкий лепесток-поцелуй с тонких губ.
Пятнадцать лет. Тебе никогда не было пятнадцати, а если и было, то это было слишком давно – это уже паутина воспоминаний… быль – не быль, кто разберется? Эй, ты же совсем не понимала, что такое первый, еще несмелый поцелуй, зачем ты это сделала?!
«…это – не любовь!..»
Помнишь…
Полупустая комната, окно, площадь перед часами…
Ты уже тогда все решила…
Но он был так страстен, хотя и так неопытен… тебя никогда ведь так не согревали!
Дрожь рук, жар губ… Зачем ты позволила ему подойти так близко? Зачем ты позволила ему заглянуть в глаза и увидеть там боль и страх… Почему ты не отстранилась от его объятий и позволила его губам коснуться твоих, почему не остановила, когда было еще не поздно?! Ты не осознавала до конца всю его порывистость, всю силу его желания… Он желал тебя со всем пылом юности, которую ты потеряла в чулане воспоминаний, он желал всю тебя – твое тело и твою душу… Твою искусственную, никому не нужную душу, у которой не было перспективы для продолжения существования, потому что жизнью это нельзя было бы назвать…
Сбившиеся бинты – как сбивающееся на стон дыхание…
*
Сдержать данное себе обещание – как сдерживала рвущиеся из груди слова… ради него!
«…любовь?..»
Живи, мальчик…

@темы: bleach, digest

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Бета: —
Персонажи: Гин, Кира, Матсумото (Гин/Кира и Гин/Матсумото)
Рейтинг: PG-13
Жанр: angst, romance
Дисклеймер: да заберите всё, кроме моего бреда
Предупреждение: возможен ООС, АУ, игра реальностями
Примечание: из ненаписанного

1500 с.

Тупичок.
Бар – маленький и абсолютно пустой.
Необитаем, если не считать бармена и девицы странного вида и откровенно-европейского происхождения, сидящей за когда-то белым, а теперь грязно-бежевым роялем и пьющей прямо из горлышка дешевый виски.
Усевшись на краешек стула, закустил нижнюю губу. Открывал пачку, доставал сигарету, закурил. Кивнул собственным мыслям: то, что надо – крепкий табак, чуть терпкий, с легким, слабоощутимым послевкусием.
-Так-та-а-ак…Вот это да-а-а! – от тихого, насмешливого, чуть с ленцой голоса мурашки разбегаются по всему телу, руки начинают дрожать, отчего сигарета падает в заботливо подставленную барменом пепельницу. В висках стучит только одно: этого просто не может быть, потому что не может быть никогда; не должно…
– Вам – как обычно …? – наклонив голову интересуется бармен.
Из транса выводит щелчок: бармен делает какой-то жест девушке за роялем. Она кивает, начинает играть, неспешно перебирая черные и белые полосы, петь: голос у нее оказывается красивый, низкий, с хрипотцой.
…Кира взял себя в руки, достал новую сигарету, как бы невзначай пододвинул пачку бывшему тайчо. Тот с беспечным видом закурил, пуская тонкие колечки, глядя на которые вспомнился почему-то шикай Мацумото – стоило бы припомнит этот шикай Гину, но...
Захотелось над ним рассмеяться – как раньше: тихо и мелодично. Ичимару Гин не так страшен, как о нем говорят: он любит хорошую шутку – даже если она звучит в его адрес, только вот кроме Киры да Рангику никто не шутит над ним… или с ним. Жаль.
Пили одновременно – не говоря ни слова, не чокаясь – как за упокой. Чей только? Как будто забыли.
Кира не выдержал первый. Встал, нашел в складках одежды пару бумажек, кинул бармену – этого должно было хватить, чтобы расплатиться с лихвой.
– И не попрощаешься с любимым тайчо-то? – как всегда насмешливый интерес. Гин в своем репертуаре. Захотелось развернуться и ударить. Нет, не мечем и даже не кидо, а просто – кулаком, со всей силы – по лицу. Чтоб перестал улыбаться.
Не ударил – сдержался. Даже не сказал ничего. Просто встал и так остался стоять спиной к нему, ждал продолжения.
Гин хмыкнул – да, выучил его повадки фукутайчо…Хороший мальчик.
– Если еще раз позову – зайдешь с тайчо выпить, а, Изу-ру? – усмешка.
– Нет, вы больше не тайчо, Ичимару-сан…
– Ошибаешься, Изуру, – как Шинсо в шикае, – ошибаешься. Тебя от присяги мне еще никто не освобождал. Как, впрочем, и меня – Готею…
– Вы сами нарушили ее… – немного нервно, но – только не повернуться, не смотреть на него. А то...
А то – что?
– Ну-у-у, это другой вопрос, фукутайчо. Придешь?
– Я не дезертир…
– Дурак ты! – срывается. Не хотел – а сорвалось. – Я же тебя не в Хуэко Мундо зову, а выпить.
Плечи дрожат, по спине бегут мурашки от взгляда из-под прикрытых век – хоть тысячу раз отрекись, а все равно – тайчо. И бешеная мысль: «Только не оборачивайся: он удав, а ты – кролик, он охотник, ты – добыча. Так было всегда. Не оборачивайся, Кира, не смотри…»
– Лучше бы вы Рангику пригласили – ей очень плохо, а я все равно пить не умею…

***
… Хмель легко берет верх над разумом после ночного дежурства, заполняя привычную пустоту в душе. Отказать Рангику не представлялось возможным и желанным. Как, впрочем, и напиваться до чертиков, скачущих пред глазами…
При детальном рассмотрении, чертиками оказались Ренджи и Хисаги – тоже пьяные вдрызг. Кажется, они не поделили Мацумото – или только бутылку саке, которую она прижимала к своей необъятной груди.
– Последняя??? – Ренджи размахивал руками, изображая ветряную мельницу – получалось плохо хотя бы потому, что ветряные мельницы не бывают пьяны. – Ты, наверно, шутишь, Рангику?
– Это утверждение не поддается логическому объяснению… – веско протянул Шухей заплетающимся языком, разглядывая бутыль – или то, к чему она была прижата? – с явным недоверием. – У тебя так не бывает! В закромах Родины запас неистощим всегда!
Мацумото поморщилась.
– А вот… Хицугая нашел тайник, когда искал очередную, никому не нужную кроме него, докладную. Так что это – все, что осталось! – рыжая скорчила недовольную рожу Хисаги и показала язык Ренджи, который даже дар речи потерял от такой несправедливости.
– Ну, Тоширо! Ну, удружил… поганец! – последнее слово Абарай почти выплюнул, воровато оглянувшись: нет ли помянутого поблизости.
– Наливай! – привычно-командным голосом велел Шухей.
– Ага, мечтай! А похмеляться я чем буду, по-твоему?
Хисаги продолжал сверлить емкость взглядом, надеясь, наверно, что из просверленной дыры польется саке; Ренджи только и смог, что зарычать от обиды.
Кира прикрыл глаза, удобно откинувшись на спинку дивана. Голова слегка кружилась. Факт, что саке закончилось, принес только спокойствие – не придется с утра вспоминать, как же он добрался до казарм вообще и собственной комнаты – в частности. Поэтому, два голоса, одновременно воскликнувших «Кьераку-тайчо!», его несколько смутили. Он даже приоткрыл один глаз – тот, что был скрыт за челкой.
Оба лейтенанта стояли с довольными лицами, глядя друг на друга.
– Пошли, Нанао против четверых не выстоит! – захохотал Ренджи.
– Изуру! На выход! – скомандовал Хисаги. – Нас ждет продолжение!
Глаз противно дернулся. «Нервы надо бы поберечь» – с тоской подумал Кира. Надо было срочно что-то придумать себе в оправдание.
– Он останется со мной! – легкая ручка с длинными коготками легла на грудь, но в голос прозвучала сталь.
«Час от часу не легче!» – решил Кира, не открывая глаз. Чтобы узнать последующую реакцию сослуживцев, не надо было ее видеть. Просто иногда – очень редко – Рангику позволяла себе оставит кого-то вот так, легко, и тогда… Что было в это самое «тогда» обсуждать было не принято.
– Ну, ладно… – хмыкнул Ренджи, подмигнув – этого Кира тоже не видел, просто хорошо знал манеры руконгайского раздолбая, которому он когда-то предложил дружбу. – Молчим и уходим.
Скрипнула дверь, закрываясь.
– Пока-пока! – Изуру не смог не вздрогнуть и не прощупать близлежащее пространство на предмет чужой – ой, ли? – реацу: слишком правдоподобно прозвучала усмешка.
Диван, скрипнув, распрямился, когда Мацумото встала. Кире очень захотелось заснуть – и пусть со спящим делает все, что угодно. Если сможет. Но Рангику только отошла к столу, стоящему у окна – скрипнул, выдвигаясь, ящик, далее последовал звук перебираемых вещей – и ящик вернулся на место.
Мацумото что-то положила на стол, разлила саке по двум пиалам, зашелестела какая-то обертка. «Что-то не то…» – успел подумать Кира.
– Ты куришь? А, не отвечай, знаю – куришь… Вот, угостись. – Удивленно открыв глаза, Кира глянул в сторону бравого лейтенанта. – Ну, так и будешь на меня смотреть? Бери, говорю…
Изуру, не глядя, потянулся к предложенной пачке.
– Рангику-сан… – слова удивления застряли где-то в районе легких вместе с табачным дымом.
– А, ты надеялся, что я опять приставать начну? – рыжая удивленно взглянула на него и прикурила. Озадаченно глянула на струйку дыма, поднимающуюся к потолку: – Вот же, дрянь… Подсела!
Кира предпочел сконфуженно промолчать.
– Ты его видел. – Это был не вопрос, но уверенное утверждение. – Как он?
Отвечать совсем не хотелось, но, раз уж она как-то сама узнала…
Кира провел рукой по глазам: веки казались тяжелыми, уголки глаз горели, словно свежие раны, щедро присыпанные солью, к тому же, на правом веке удобно обосновался чувствительный нервный тик, которого со стороны – к счастью! – увидеть было нельзя.
– А как он может быть? Улыбается… лисий выкормыш! – о последней реплике он пожалел тут же, как только произнес. Нет, Мацумото, конечно, не обиделась, а наоборот – искренне и от души рассмеялась. Нет, просто подобные проявления эмоций он предпочитал не демонстрировать на людях – проще было пройтись по задворкам Руконгая, позволить себе нарваться на драку с местными бандитами. Или пойти на тренировку отряда и, полностью скрыв внешние эмоции, позволить себе погонять пару-тройку старших офицеров: спокойно, сдержано, с расстановкой, не высвобождая шикая, загоняя себя и подчиненных до полного изнеможения. Но даже это он позволял себе крайне редко. А тут – как срыв: «Не иначе, слишком сильное влияние Ренджи и Хисаги – вот уже и выражаюсь как уличный беспризорник!»
– Прости…
Рангику нахмурилась:
– Ну и что это опять было? Сколько можно извиняться? – с напускным безразличием зевнула она.
– Прости, наверно нужно было сказать сразу. И в рапорте написать. А я… Опять смалодушничал – подумал, а кому с этого холодно-жарко будет?
– Глупости! – Бросила Рангику. – Написал бы в отчете – тебе бы и досталось: не задержал, вовремя не сообщил… Они бы с тебя тогда уж точно не слезли! Спросили бы по полной – и за все. А ты же просто выпил с ним…
– А откуда ты?.. – голова обижалась, не хотела работать, но вопрос стоял ребром – у него могут начаться неприятности, если кто-то еще знает…
– Вот, полюбуйся. Ну, как? – с жадностью вглядываясь в летящую вязь знакомого подчерка, Кира взял протянутый лист. Бегло пробежал взглядом, моргнул. Перечитал. Поднял глаза.
– Ну, что? Надо или нет? – Мацумото держала небольшой аккуратный лист рисовой бумаги. – Только честно отвечай – и выключи голову, наконец! – надо?
Ответ родился сам: не в словах, но в чистейшем порыве.
Одним шагом преодолев расстояния между ними, Кира наклонился и тронул губами щеку Рангику, поймал руку с зажатым в ней листом – легко, словно адскую бабочку – и тоже поцеловал. Пальцы разжались сами, выпуская добычу.
– Зачем?...
– Никогда не могла ему отказать, – пожала плечами лейтенант. – Иди уже, бывших тайчо не бывает – приказ есть приказ… только много не пей… Вообще – не пей! Хватит тебе на сегодня…

---

830 с.

...Вот и остается только смотреть в окно, как тень, на миг замешкавшись и сжимая допуск на грунт в левой руке, срывается в шинпо. А что остается?
Вы похожи. Оба – игрушки, оба – старые, оба – брошенные. Только с этой марионеткой кукольник не успел наиграться, не успел получить все, что ему причитается. Хорошо это или плохо.
Жаль только. Игрушек.
Нет, кукловод знает толк в качестве своих любимцев: не сломает, не выбросит за ненадобностью, но изо дня в день будет изводить в попытках раскрыть что-то, что прячется в них.
Когда-то подобрав, отряхнул, подлатал кое-где, навел лоска на фарфор лиц, отстирал грязные пятна с одежды и, каждого в свое время, поставил на парадную полку, чтобы из-под прикрытых век любоваться на то, как его игрушки становятся серьезными актерами в пьесе, которую написал кто-то посторонний.
Радуйся, мастер скрытой игры: твои усилия не прошли даром. Куклы выучили свои роли и свои места, теперь они не боятся света софитов, бьющих в глаза, когда их выносят на сцену, не боятся и зала, заполненного скучающими зеваками. А знаешь, почему? Ты, скрытый за ширмой тумана; ты, дергающий за ниточки?..
Знаешь. Потому что куклы верят. Верят, во что бы то ни стало, что они для тебя еще что-то значат, что ты не просто так подобрал их. Да ты и сам в это веришь. Даже не веришь, а знаешь.
Хорошо приученная марионетка идет в пляс уже от легчайшего прикосновения к ваге. И тебе это нравится. А марионетки, зачастую, и хотят, а не могут противиться твоим движениям.
Вот и сейчас: маленький грустный Пьеро не смог отказаться выполнить твою волю.
Так же, как и Мальвина не смогла сегодня утром, спросонья обнаружив у себя рядом с подушкой записку и бутылку темно-зеленого стекла без этикетки с залитым сургучом горлышком.
И где взял-то такую редкость, которую сам считал отравой?
Кукловод любит сладкие настойки и ликеры, достаточно крепкие, чтобы почувствовать легкое приятное головокружение, а она предпочитает другой хмель: острый, с яркими нотами горькой полыни, которая приходит с послевкусием и остается на языке… Но дело не в предпочтениях.
Знаешь ли ты, что даже у кукловода есть нити, за которые кто-то дергает? Пожалуй, да. Тебе ли не знать. Ты сам выбрал того, кто держит твою вагу… Но это не существенно уже, правда?
Кампай, санбантай-тайчо! И будьте всегда уверены в том, что делаете.

***
Мир рухнул в бездну и канул без следа, оставив только ощущение собственного «я» и дрожь, бегущую по неощутимому телу. Разум бился в агонии невообразимого хаоса и ужаса от происходящего – и разум получал удовольствие, ни с чем несравнимое, темное, почти порочное. Удовольствие накрывало с головой.
Так, наверное, чувствует себя марионетка, долго пролежавшая в нафталине и извлеченная на свет рукой кукловода. И этот кукловод вспоминает забытое ощущение: деревянная вага в чувствительных пальцах, грустный взгляд фарфоровых глаз, устремленный на забывчивого хозяина, помятый шелк дорогих одежд, остро и неприятно пахнущих лежалой памятью.
Только вот нить, за которую дергают – одна. Только одна, она словно выпачкана в крови или сливовом соке. Но кукловода этого не смущает: умелый мастер и одной нитью проведет куклу по сцене, заставив зал рукоплескать маленькому Пьеро, с усталостью глядящему на зрителей.
Но на зрителей смотреть не хочется, зрители пришли на обычный спектакль…
Хочется взглянуть на кукловода: где же ты, где? Неимоверным усилием воли поднять голову и смотреть, как алая лента-змея тянется вверх и… уходит в пустоту. Теряется в черной бесконечности.
Поднять голову стоило: стоило, чтобы понять. Пьеро плачет на сцене не один. Вокруг него расхаживает улыбчивый Арлекин – злой шутник, зазнайка, лицемер, предатель… ему нравиться издеваться над грустным Пьеро…
Нет.
Пьеро смотрит на алую ленту и понимает острей и болезненней: не нравится. Просто у каждого своя роль в этом кукольном театре. И ваши ленты сплетаются туго, закручиваются канатом, вибрируют, опадают, снова натягиваются, уходят в вышину; вага у них одна, общая. Кукловод злиться, силясь распутать нити, развести Пьеро и Арлекина по разным углам сцены, но узлы слишком прочно связаны.
По незримым тряпичным телам двух кукол в темноте зала пробегает волна дрожи, которая сродни экстазу мазохиста, получающему свою дозу боли. И Пьеро опять хочется плакать и просить пощады, Арлекин опять зубоскалит, а Кукловод где-то в пустоте все пытается разъединить две дорожки вашей крови, ругается, дергает сильней.
Все перестает иметь значение – зрители, Кукловод, вага…
Ленты вибрируют, вытягиваются в одну струну, звенят на два голоса повышенной соль-бемоль-мажор третьей октавы.
Кукловод не выдерживает, бросает вагу куда-то далеко и уходит выпить горькой.
Ему не нравиться, когда куклы не слушают его руки.
Два фарфоровых актера опадают на сцену грудой тряпья. Зрители уже давно разошлись, оставив антиподов заглядывать друг другу в глаза, в изнеможении лежа на опустевшей грязной сцене. Минуты сочатся старым прогорклым маслом и две фарфоровые руки, не сговариваясь, тянуться к переплетенному и почему-то до сих пор натянутому алому шелку.
В руке Пьеро оказывается лента Арлекина.
Кукольник не так и талантлив, если не знает, как заставить Пьеро улыбаться, а Арлекина – грустить. Но это только их секрет – пусть глупый марионеточник напивается…
А на сцене лежат две куклы, вышедшие из образа.
Арлекин, касается губами такой редкой – и от этого еще более сладкой – улыбки Пьеро. Фарфор мелодично звенит, ему вторят натянутые нити-поводыри, которые все еще сжимают руки.
– И даже после этого? – шепчет Арлекин. По его ресницам скачут алые блики – под цвет зрачков, прикрытых рисовой бумагой век. Арлекин необычно серьезен.

@темы: bleach, digest

---

Название: —
Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Бета: —
Персонажи: Гин, Рангику
Рейтинг: G
Жанр: angst, romance, pov
Дисклеймер: не отрекаются любя, но все ж не мое
Предупреждение: АУ, ООС

825 с.

Жди меня – я не вернусь.
© Н.Гумилев

Сегодня идет дождь. Мокрая трасса загородной дороги. Ржавый песок обочины. Разнотравье полей. Серо-голубая масса леса. Тугой молочный туман над лентой невидной реки. И ты, моя хорошая.
Я наблюдаю за тобой издалека.
Ты сегодня сама не своя.
Нет твоего обычного азарта. Нет озорной улыбки на твоем красивом лице. Нет задиристо поднятой головы. Нет, в пример обычаю, распущенных волос, каскадами падающих на плечи – сегодня они небрежно собраны на затылке простой заколкой, несколько выбившихся прядей заправлены за ухо.
Идешь, глядя под ноги. Черные, расклешенные от бедра брюки, черный жакет с неярким рисунком, под ним виден воротник белой рубашки. Ты и здесь не можешь изменить привычным цветам. Рука, держащяя зонт-трость несмело-бежевого цвета, побелела – от холода ли, от силы, с которой она сжимает деревянную ручку, кто знает…
Я чувствую твою боль, девочка моя, правда. Но я не мог иначе. Ты ведь все понимаешь?
Серебро на твоей груди, чуть сбившееся на левую сторону, туда, где стучит сердце. Серебро – как память. Серебро – на крови…
Я смотрю на это серебро, и мне так хочется подойти и обнять тебя, как мог я сделать это раньше, пока не закрутилась вся эта кутерьма. Я очень бы хотел остаться, но выбор, который я сделал уже очень давно – так давно, что уже и не хочется вспоминать – этот выбор заставляет меня оставаться тут и только наблюдать за тобой, вглядываясь в тусклый блеск металла, который символом тянет чуть заметную нить между тобой и мной. Кровь – на серебре.
Ты идешь не спеша, по обочине пустой безымянной дороги на окраине безымянного города, погрузившись в воспоминания, которые так тяжелы, что накрывают даже меня своей глубинной болью и непониманием. Не грусти, красавица моя, это не конец.
Случайный автомобиль тормозит, и улыбчивый водитель кивает тебе, предлагая довести. Он выглядит прилично, этот возможный попутчик, он просто хочет подбросить тебя, возвращаясь с работы – домой, к семье, которая уже ждет его. К семье, которой никогда не было ни у тебя, ни у меня… Ты улыбаешься, легко, непринужденно, как обычно весело, рассыпая искорки хорошего настроения, и машешь рукой – нет, не надо. Ты лучше пройдешь пешком…
Милая моя, как же я скучаю по тебе, ты ведь знаешь, чувствуешь?
Выбившийся локон непокорной челки и влажный ленивый ветер, играющий ею. Как ты прекрасна сейчас! Неужели ты и правда не чувствуешь моего присутствия?
Скажи, где тот, кто должен быть сейчас с тобой? Почему он не поддерживает тебя? Только не надо говорить, что в его обязанности это не входит! Он должен – понимаешь, должен! – быть с тобой сейчас! Почему он отпустил тебя в этот выходной, одну, идти по этой, мокрой от твоих слез, обочине? Я знаю, я виноват – и это не искупает всей гнетущей меня вины.
Я не буду врать. Я сделал этот выбор намеренно. Я знал, что так будет. Но не надо думать, что мне от этого легче.
Прости. Нет, лучше не надо – я не заслужил.
Как ты, скажи?.. Они ведь, конечно, не понимают. Нет, мы не были близки как любовники – скажи им, скажи! А, впрочем, это не их дело, правда же?
Нет, лучше ничего им не говори.
Они ведь все равно не поймут.
Сестренка, пожалуйста, будь собой – не будь такой грустной… Не буди воспоминания, терзая свою бессмертную душу, не жди, что я вернусь… Я ведь и сам не знаю этого…
Я не вернусь, пока мне опять не станет скучно… Это ведь такое ужасное чувство – скука, она сводит меня с ума… Скука – это естественное оружие против вечной и почти нестареющей души…
Скука – это то, что убивает паяца внутри меня, обнажая душу убийцы и лицемера… Я не умею быть искренним, ты же знаешь.
Я могу только смотреть на твою точеную фигуру, скользящую на грани здесь и сейчас.
Иди, напейся до пьяна в компании верных друзей. Напейся, заливая свои воспоминания, чужую боль и мою скуку… Напейся и напои остальных так, как можешь только ты.
Пока я не вернусь…
Будь сильной, будь отважной, будь гордой… Не заставляй меня жалеть… Я не умею этого. Жизнь всегда казалась мне слишком легкомысленной, чтобы жалеть о чем-то.
Заметила…
Зонт опускается, рука еле видно дрожит…
Дождь окутывает твою фигуру холодным саваном. Заколка выпадает, отпуская волосы в игру, предложенную злым шалуном-ветром. Капли на твоем лице.
Сестренка, зачем ты так... Ведь промокнешь.
Теперь на обочине две фигуры. Черная и белая. Кромешный свет и ослепляющая тьма .
Твои волосы, отягощенные каплями дождя, больше не могут играть с ветром – по ним тоненькими струйками стекает вода.
Зачем ты так, Рыжая? – молчу я.
Потому что я не знаю, как… – молчишь ты.
Знаешь, – молчу я, – а пойдем с тобой выпьем, как раньше, забыв на время обо всем? Я знаю хороший бар недалеко отсюда. Я попрошу хозяина, и он обязательно согреет саке для тебя.
Нет, – молчишь ты, – сегодня я не хочу саке. Сегодня… я хочу пить холодную текилу и закусывать твоей горько-кислой улыбкой, которая как кольца ярко-желтого лимона, что подают к ней…
Хорошо, сестренка, – соглашаюсь я. – Только позволь и мне тогда перед каждым глотком вместо соли, принятой к этому напитку, собирать ту, что оставляет дорожки на твоих, неестественно бледных сегодня, щеках…

@темы: bleach

---

Название: С его стороны
Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Бета: —
Персонажи: Нойтора, Заэль, Тесла, остальные упоминаются
Рейтинг: PG-13 за лексику
Жанр: drama
Дисклеймер: не мое ни разу – моя только шизофрения
Саммари: написано по заявки с  Bleach Non-Kink, но там стеб указан был – ну и как-то не выложилось.
Предупреждение: АУ, может оказаться ООС

2310 с.

…а залогом останется – горечь ночей
и присутствие духа, и слияние глаз,
и разлука что нам навсегда.
©«Здраствуй», Д. Арбенина

– Мне нужны результаты сейчас, ты меня понимаешь? Под меня копают все, кому не лень! А ты!.. – пустая пробирка летит в стену.
– Перестань метаться как лев в клетке и успокойся. На все нужно время. Чем больше времени – тем лучше результат. Ну почему я должен это тебе объяснять? Ты же умный, образованный человек?! – мужчина замолчал и опять погрузился в сложные формулы, написанные ровным витиеватым подчерком, с множеством хвостиков и завитушек. Вписав еще пару цифр, он отложил перо и посмотрел на собеседника: – А за каждую разбитую пробирку будешь приносить мне десяток, а то они бьются и взрываются только так: не за свои же деньги мне их брать?
В большой подземной лаборатории воцарилась тишина: немногие сотрудники, работающие здесь, уже ушли по случаю пятницы и позднего часа. Только заведующий все еще оставался, не смотря на приближающуюся полночь и подтверждая слухи о своем маниакальном поведении.
Был он молод и хорош собой, чрезвычайно умен и… потерян для личной жизни. Не смотря на красивое лицо с высокими скулами, так эффектно подчеркнутое копной светлых волос с несколько не натуральным оттенком и стройное гибкое тело, мужчина продолжал вести холостяцкий образ жизни. Оставался в лаборатории на ночь и корпел над рядами формул. Доброжелатели смеялись, утверждая, что он на полпути к открытию философского камня. Недоброжелатели злословили о его нетрадиционной ориентации и других психических отклонения. Сам же он не слышал – или просто игнорировал – и тех, и других, продолжая обитать в мире науки и общаясь лишь с ограниченным кругом людей, который сводился к коллегам, подчиненным и спонсору и прямому начальнику, с которым он сейчас и беседовал.
С этим высоким брюнетом с бледной кожей и дурным характером они были знакомы давно и завязаны так крепко, как мало кто предполагал. Ну, за исключением людей знающих.
Росли они вместе, вместе учились в школе, вместе – в институте, хоть и на разных факультетах. Одаренные гении своего дело, но обделенные судьбой: их первым воспоминанием был обшарпанный приют где-то на окраине далекого, Богом забытого городка.
– Ты слышишь меня, Гранц? Твою!.. Ищейки этой девки опять что-то вынюхали и бродят неподалеку! Мне надо что-то сделать, чтоб замести следы. У меня два склада, полных токсичными отходами и голосование в сенат на горизонте. И только два пути: я избавляюсь от этой дряни и получаю место, либо меня отправляют в тюрьму на очень долгий срок! – Меряя комнату шагами, продолжил между тем брюнет. Когда он вошел в круг света, стало видно, что длинный лабораторный халат, чистый и идеально отглаженный, небрежно накинут на плечи поверх элегантного делового костюма цвета слоновой кости. В тон костюму была сшита и повязка прикрывающая левый глаз. Начищенные до блеска лакированные ботинки цвета «кофе с молоком», ремень – с хромированной пряжкой. На белой шелковой рубашке расстегнут воротник. Бриллиантовые запонки дополняли внешний вид так, что сразу не оставалось сомнений – у этого человека деньги водятся и, притом, большие.
– Ого! Да ты, никак, понизил ее? – чуть ехидно поинтересовался ученый. – Раньше называл то «сучкой», то «шлюхой», а теперь – всего лишь «девка»… И где ж она так перед тобой проштрафилась? Нойтора, я же сказал, что все сделаю в лучшем виде и в свой срок, не подгоняй меня. Кроме того, когда ты вот так по лаборатории носишься, у меня процесс химической реакции вон на том столе стопорится. А я, между прочим, над этим веществом третий месяц работу веду и не хочу, что б все это время – коту под хвост. Кстати, о котах… о нашем ловеласе чего-нибудь слышно?
Нойтора стукнул кулаком по столу перед ученым и, глядя в глаза собеседнику, вкрадчиво заговорил:
– Не прикидывайся дураком и не переводи разговор на Джаггерджека. Этот не пропадет, будь уверен: у него работа с акциями – ни офиса, ни дома. И законно все – почти. А вот если меня сажать будут, кому, как думаешь, срок со мной мотать? Надеешься, она тебя не тронет? Ха! Так же как и меня отправит на скамью подсудимых – и мы еще посмотрим, кому срок больше дадут, сечешь? Твои эксперименты тебе даром с рук не спустят.
– Я все знаю – не надо меня пугать. – С ударением на каждом слове ответил Гранц. Лицо его стало серьезным. – У меня уж почти все готово. Подожди неделю – и я принесу тебе формулу антитоксина. А теперь уходи, пожалуйста, – ты мешаешь мне работать. Или забыл, чем в прошлый раз твои буйства в лаборатории закончились? Вижу, забыл… Ну, так я напомню: вон, повязочка на глазу – не жмет, а? Кислоты у меня еще много – тебе хватит.
Ноитора Джируга нехорошо усмехнулся и выпрямился.
– Не надо, я все помню – и ошибки свои помню, и глупости. Но я рассчитываю на тебя – хотя и не доверяю. В конце концов, выбор у нас обоих невелик – мы друг другу нужны. Запомни это. – Мужчина развернулся на каблуках и быстрым шагом удалился из помещений лаборатории – только белый отглаженный халат, брошенный на пороге, остался напоминанием о его визите.
Заэль Аполло Гранц поморщился, откинул несколько упавших на лицо прядей и поправил очки. Еще раз посмотрел на столбики формул на листе и, удовлетворившись результатом, направился к одному из дальних столов. Работать в рамках, которые ему задавал Джируга, было слишком скучно и банально, поэтому он часто откланялся от первоначальных целей. То же самое произошло и сейчас: он уже второй месяц якобы работал над решением задачи, которую мысленно уже давно решил. Выполнение ее было делом десятым и требовало – от силы – сутки.
Он вздохнул, глядя на ряды колб, пробирок с разноцветными субстанциями и емкостей с чистыми препаратами. Вот этот эксперимент был ему по душе, а разработка антитоксина… «Фу, какая тоска! – подумал он. – Но завтра, пожалуй, придется уделить немного времени на него. И почему все эти ротозеи из лаборатории тупы, как пробки, и не видят самых очевидных вещей?» С этой мыслью он натянул перчатки и принялся за работу.

***
В кабинете, обставленном белой кожаной мебелью и панелями красного дерева, горел только один светильник, где-то в самом углу. Когда Джируга устало поднялся к себе и прикрыл дверь, от стены отделилась тень и согнулась в почтительном поклоне, на что он лишь неопределенно махнул рукой. Не включая свет, он подошел к небольшому бару, спрятанному в нише, достал оттуда стакан и бутылку виски, а из холодильника, располагающегося под баром – приличный кусок льда, на широком серебряном подносе.
Сняв пиджак и размяв затекшую шею, хозяин кабинета принялся за виски.
– Пока меня не было, кто-нибудь звонил? – спросил он у блондина, стоящего как каменный идол.
– Было три звонка: два рабочих и один личный. С чего начать?
– С работы.
– Звонили пиарщики – сказали, у них к избирательной программе все готово.
– Отлично. Им надо перезвонить и перепроверить. Дальше.
– Второй звонок был от секретарей того господина, что хотел слияния наших компаний…
– К чертям! – Нойтора осклабился. – Пусть не надеется спихнуть все свои грешки на меня. Я не идиот – у меня своих проблем по горло… Что там с личным?
Парень замялся. Сразу стало ясно, что эта самая неприятная тема, и он предпочел бы оказаться подальше отсюда, а не передавать состоявшийся телефонный разговор.
– Ну? – Джируга, почувствовав чужую неуверенность, взглянул на подчиненного. – Кто это был? – с расстановкой, почти по слогам, повторил он.
– Гм… Звонила госпожа Нелиель. – блондину не хватило воздуха, что бы продолжить, когда нож с силой вошел в лед, для которого был предназначен: брызнули мелкие осколки, на серебряном подносе осталось несколько заметных царапин.
– Продолжай… – прошипел хозяин кабинета и, кинув в стакан несколько крупных осколков, налил виски до краев.
– Она… – помощник набрал в грудь воздуха. – Она просила передать, что если вы не прекратите и не снимете свою кандидатуру, то она не посмотрит на общее прошлое и, как прокурор округа, приложит все усилия, чтобы посадить вас на как можно более длительный срок.
Джируга молча смотрел на тающий в бокале лед и секретарь немного осмелел.
– А еще она просила передать – не как от прокурора, а как от человека, которому дороги семья, близкие и друзья – она переживает за вас, господин…
Бокал полетел в стену.
– Сука! Паршивая лицемерная сука!.. – Джируга был страшен в ярости. – Тесла! Иди в лабораторию и скажи Гранцу: трое суток! Трое суток на антитоксин. Если справится – я обещаю ему оборудование, которое он просил – хоть из-под земли достану. И брата его найду непременно – и мне плевать, зачем ему этот прощелыга – но если он так хочет… Трое суток – и не минутой больше! А теперь, вали уже!

***
Когда Тесла бесшумно скользнул в лабораторию, его внимание тут же привлек странный запах и характерное задымление. Один из дальних столов был раскурочен и восстановлению явно не подлежал, являясь уже кучей мусора, в середине которой продолжало что-то дымиться и искрить. Сам ученый сидел прямо на полу с совершенно счастливым видом и исправлял что-то в записях.
Но, не смотря на занятость, присутствие постороннего Заэль почувствовал сразу. Оглянулся, увидел блондина и устало-наиграно произнес:
– Меня достал ты и твой босс, я занят. Я работаю! Если ты ищешь его, то даже не надейся – он с полчаса, как ушел.
– Знаю. – Холодно ответил секретарь. Заэля парень не любил – сильнее он не любил, пожалуй, лишь «госпожу Нелиел», как сам ее называл. – Господин Нойтора просил передать, что у вас есть только трое суток и не минутой больше. – При этих словах ученый скривился. – Трое суток на препарат в обмен на желаемое вами оборудование и любые средства в поисках вашего брата…
У Гранца тут же загорелись глаза.
– С этого надо было начинать! – бумага с рядами формул полетела куда-то под стол, когда заведующий лабораторией вскочил на ноги. – Что-то еще, Тесла?
Тот замялся.
– Препарат и яд для этой… женщины. Не смертельный, но чтоб избавиться от ее навязчивого присутствия в жизни господина Нойторы… – тихо и с запинками проговорил парень.
Заэль провел рукой по глазам и расхохотался:
– Ты уверен, что Джируга тебе ЭТО сказал?
Тесла потупился. Заэль, отсмеявшись, направился к двери в подсобные помещения, а через десять минут вернулся с припыленной бутылкой зеленого стекла и маленькой баночкой, в которой что-то позвякивало.
– Вот. Скажешь, от меня. А там – сам решит, использовать или нет. Добрым я стал, другим на попятный иду. Принцип действия – объясняю только раз! – в бутылке – вино, в вине – сыворотка, разработанная мною лично. Убить не убьет, но нервы попортит так, что даме не до выборов в сенат будет. Дальше… – Гранц потряс баночку. – Тут – антидот. Две капсулы за пять минут до употребления вина – и оно не возымеет эффект. Единственное, что останется, пригласить ее на ужин. А теперь иди отсюда – у меня всего трое суток срока, а с братцем мне есть о чем потолковать, так что…

***
Нойтору Тесла застал все там же, в кабинете: тот достал новый стакан и теперь потягивал виски, устало развалившись на диване и закинув ноги на журнальный столик.
– Что это у тебя? Иди, кстати, выгоняй из гаража машину – я сегодня домой. Надоело здесь. Как проклятый…
– Это господин Заэль передал – как альтернатива решения проблемы… – тихо проговорил Тесла и пересказал все, о чем говорил ученый. Нойтора усмехнулся.
– Что б я так проблемы решал? Да вот еще! Пшел вон, за машиной. Спущусь через двадцать минут.
Секретарь еще раз поклонился и вышел из кабинета, плотно притворив дверь.
Джируга встал с дивана и, подойдя к окну, открыл его настежь. Вернулся к столу, на котором стояла бутылка – старая, без этикетки, сразу видно, что с хорошей выдержкой вино брали, прямо из лучших погребов. Некоторое время подумав, достал из бара штопор, вытащил пробку. С пренебрежение поднес к носу и еще больше скривился, после чего почти полностью опорожнил содержимое бутылки в стоящую рядом пальму, оставив лишь глоток на донышке.
– Ты мне никогда не нравилась! Не жалко, если что… – лениво сообщил он пальме. После чего поставил бутылку на журнальный столик и подошел к рабочему столу. Извлек откуда-то маленький магнитный ключ и открыл самый нижний ящик, который-то и за ящик никто не принял бы. Там обнаружился небольшой альбом в мягком переплете. С альбомом он и вернулся к дивану. Взял баночку, кинул в рот две капсулы и, откинувшись на мягкую спинку, открыл первую страницу.
Со страниц альбома на него смотрели молодые и смеющиеся лица, не отягощенные заботами зрелости. Два десятка студенческих черно-белых фото.
Вот братья Гранцы: ученый и игрок-аферист. Странная парочка. Стоят, обнявшись, смеются: открыто, легко, молодо…
Вот те же Гранцы пытаются оттащить ловеласа Гриммджо от его заклятого друга Шиффера. Даже сейчас кажется, что слышна матерная брань Джаггерджека. Гранцы смеются. Шиффер, как всегда, апатичен – мальчик из хорошей семьи, из богатой семьи, семьи, которая не смогла ему дать одного – любви. Так он ей и не сумел научиться.
А вот уже Ильфорте оттащил Гримма подальше и расписывает ему новую авантюрную идею. Грим тогда еще не знал – повелся. Много ему потом пришлось продавать, чтоб расплатится – чуть ли не собственную шкуру.
На следующей странице была Нелиель… В компании своих вечных помощников – Пеше и Дондочаки. И ведь надо же, с университетских дней и все последующие годы они неотступно следовали за ней! Джируга покачал головой: даже с Теслой он познакомился позже, уже открыв собственную фирму.
Зло перевернув страницу, он чуть не вырвал ее из альбома. Потом еще и еще – он листал, смотрел на те лица и гнев овладевал им все сильнее и сильнее. Он не понимал – просто не хотел понимать! – куда делись все эти молодые и счастливые люди, и кто на их место поставил озлобленных, излишне-самодостаточных существ. Существ! Потому что назвать их людьми уже язык не поворачивался!
На последнюю страницу он долго смотрел: это был снимок с вручения дипломов.
Там был он сам: волосы тогда еле доставали плеч, улыбка…ну, по-доброму он не умел улыбаться – не научили в приюте. На руках он держал Нелиель – она смеялась и обнимала его за шею. Почему-то вспомнилось, что тогда она не носила открытой одежды – вот и здесь на ней простая обтягивающая блуза под горло и клешеные штаны. Распущенные волосы…
С хлопком закрыв альбом и убрав его на место, Джируга взглянул на часы – Тесла уже должен был подогнать авто. «А если нет – ему же хуже» – подумал он. Взял со стола бутылку и глотнул то, что там оставалось, подержал вино на языке и выплюнул остатки в многострадальную пальму.
– А ЭТО она бы и пить не стала. – Покачав головой, сообщил он в пространство. – Она не пьет мускаты. Я на этом в наше первое свидание прокололся…

@темы: bleach

---

Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Бета: —
Персонажи: Кира, Роуз
Рейтинг: PG
Жанр: romance
Дисклаймер: трава не моя, не курю – ноги болят
Предупреждение: АУ

435 с.

Небо медленно осыпалось на голову крупными белыми хлопьями. Где пепел, где снег – не разберешь.
Город лежал в руинах: где-то продолжал бушевать пожар, в котором горело все – от деревянных скамеек до стальных каркасов; отдельные небоскребы сковывал вековой лёд. И лишь гордо поднимались ввысь четыре уцелевших столпа. Город-мираж, город-сцена, город, обреченный на разрушение. Явившийся из небытия, этот город должен был скоро исчезнуть, не оставив и следа, кроме как в памяти потомков.
Силы покидали тело теперь, когда все было уже кончено. Слишком много он их потратил, слишком… И теперь, не в силах поднять рук, не в силах сделать шаг, он стоял и смотрел на тело, распростертое на земле. Тело, которое должно было в ближайшем времени истончиться и распасться в прах, став частью мироздания.
«Это – конец. Мертв. И все же… Не убил. Не смог. Не я.»
Ветер принес вонь плавящегося асфальта. Со всех сторон слышались отголоски затихающих реацу.
Никто не торопился. Время было. Теперь его было в достатке: свершилось. Спешить некуда: пленных нет – был приказ.
Он был в черном: пепел оставлял на разорванной и перепачканной бурыми пятнами одежде светло-серые разводы. Он смотрел на того, кто когда-то был в белом, а теперь его одежда была испачкана копотью, гарью и кровью; на того, кто был уже мертв.
А между ними спокойно стоял третий, не спешивший убирать меч, перепачканный кровью предателя, в ножны. Высокий, с прямой осанкой, с длинными волосами, выбивающимися из-под белоснежной маски, которую привычнее было видеть на Пустых. Он стоял спиной к лейтенанту и смотрел куда-то в сторону, словно его не интересовала смерть, которую он принес на острие своего клинка.
Кира не видел его, но больше ощущал чужую реацу – каждой клеточкой. И все равно упустил момент, когда что-то изменилось в незнакомце: маска осыпалась под ноги, оцарапав лакированные туфли. Лезвие меча, описав дугу, скользнуло в ножны. Мужчина поправил волосы.
– Как просто. Теперь можно уходить. Навсегда. Ты счастлив, Шинджи?
Мужчина обернулся, и Кира смог, наконец, рассмотреть его лицо: прикрытые веки, тонкий нос, плотно сомкнутые губы, острый подбородок. И ничего не выражающий, отсутствующий взгляд побитой собаки. И этот взгляд словно проходил насквозь, одновременно выворачивая наизнанку.
На секунду их взгляды встретились.
– Ничего личного – Готей-13 все еще далек от нас, как был далек целый век. Просто… он занял чужое место, чтобы потом опозорить его. Не знаю, как остальные, но мне жаль свой дом, как бы жесток ко мне он не был. Я не хотел уходить, а он сделал это сознательно. Теперь – мы не вернемся. И все же… я не простил. Прощайте, санбантай фукутайчо. Берегите то, что имеете – и я буду благодарен.

…У Шухея тряслись руки, но зампакто он так и не убрал.
– Знаешь… – произнес он, когда Кира тихо подошел сзади.
– Теперь, кажется, знаю. – Кивнул Кира и положил руку на плечо товарища.

---

435 с.

В капитанском кабинете чувствовалась незнакомая реацу. Непривычная, не похожая на реацу шинигами и оттого пугающая, но не несущая в себе агрессии, а только тихую грусть. Она вплеталась в окружающий мир, словно мелодия, журчание ручья в знойный полдень, песнь соловья и умиротворение.
Кира медленно раздвинул сёдзи и увидел мужчину, стоящего спиной к нему. Золотистые волосы струились по спине до самого пояса, завивались кольцами и ярко контрастировали с черной одеждой рядового. Мужчина стоял задумчиво, разглядывая стол с кипами бережно разложенных бумаг. Оборачиваясь на звук, он слегка качнулся, и стало понятно, что оy ранен.
Кира вспомнил пустую Каракурой и отголоски боя с Первым Эспадой. Тогда он был слишком занят, но сейчас смог ощутить, что реацу незванного гостя там тоже присутствовало.
– Доброе утро, – Кира кивнул. – Я могу быть вам чем-то помочь?
– Не думаю, – отозвался мужчина и снова обвел взглядом комнату.
"Всё по-прежнему", – прочитал Кира по губам. Кто-то успел донести ему, что вайзарды – именно вайзард сейчас находился в капитанском кабинете третьего отряда, это не вызывало сомнений, – когда-то служили в Готее. Это объясняло и грусть, и неловкость, которые наполняли комнату.
– А вы, значит, новый лейтенант Третьего? – неожиданно улыбнулся вайзард одними губами.
– Кира Изуру, – представился Кира и церемонно склонил голову.
– Роуджиро Оторибаши. Для друзей – просто Роуз.
Кира прошел внутрь и задвинул за собой сёдзи.
Роуджиро снова отвернулся к столу.
– Ваш капитан... – начал он и замолчал.
– Мертв, – стараясь говорить спокойно, закончил за него Кира.
– Да уж, не везет что-то Третьему, – покачал головой Роуджиро. – Ну, надеюсь, вы лучше той старой карги, которая была тут раньше лейтенантом... Вы хорошо звучите, Изуру. В самый раз для Третьего.
Кира вздрогнул, услышав своё имя, произнесенное с такой лёгкостью, но не почувствовал ни тревоги, ни раздражения. Просто неожиданность. Имя звучало нараспев.
– Спасибо, я стараюсь, – стараясь быть вежливым, поблагодарил он. – Я могу вам чем-то помочь?
– Нет, – Роуджиро пожал плечами, и хотя он улыбался, глаза его оставались такими же спокойными и немного грустными, а в уголках залегли морщины. – Мне пора... к главнокомандующему Ямамото. Ну, сами понимаете, лейтенант: нужно платить старые долги...
На секунду он стал каким-то неловким и неуверенным, но сразу же выпрямился и расправил плечи.
– До свиданья, лейтенант, – поклонился Роуджиро. – Рад был с вами познакомиться, Изуру.
Раздвигая сёдзи, он оступился и чуть не упал.
– Вам плохо? Я мог бы...– Кира сделал несколько шагов к нему, но Роуджиро махнул рукой.
– Ничего, капитан Унохана уже позаботилась обо мне, – он неожиданно фыркнул, искренне и весело. – Этот порог всегда меня недолюбливал.
После того, как сёдзи закрылись за ним, Кира ещё рассеянно разглядывал письменный стол. В голове было пусто и легко.
Вечером Главнокомандующий назначил в Третий отряд нового старого капитана.

@темы: bleach, digest

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Название: О вреде благотворительности и быстрых расчетов.
Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Бета: —
Персонажи: по возможности, весь 12-ый отряд
Рейтинг: G
Жанр: general, humour (или профессиональная драма с элементами бытовой иронии и кровавого хоррора)
Дисклеймер: моя только шизофрения
Саммари: Юный Акон и прочие работники тех. отдела. История о том, как он умудрился обзавестись рогами.

2020 с.

- …Я забыл сказать, что прихватил из лаборатории табурет…
- Табурет? И все?
- Еще я сверкал очами. Специалисты моего профиля умеют
очень убедительно сверкать очами.
© Г.Л. Олди. Приют Героев

Ощущение полудремы от размеренного гудения приборов и негромких переговоров ученых ничто не могло нарушить. Ну, естественно, кроме старших офицеров других отрядов. Чаще всего они являлись косвенными нарушителями спокойствия, но сегодня все вышло несколько иначе.

- Вашу мать, я понимаю, что я лишь лейтенант в должности В.И., но я не потерплю такого отношения к моим людям! И мне плевать, чья это ошибка! У меня теперь половина старших офицеров в госпитале с тяжкими ранениями, а вы… Какого черта вы делаете, если не можете хотя бы отследить перемещение Пустых, их количество и духовную силу?! А эта не вовремя появившаяся нестабильность Дангая?..
Обычно такой спокойный и рассудительный, сегодня Шухей был в ярости. Сотрудники лаборатории пытались скорее убраться с дороги или, на худой конец, слиться с приборными панелями – благо, для большинства в результате всевозможных экспериментов, удачных или не очень, это уже не составляло особого труда.
Акон, только что вступивший в ночную смену – ночью ему всегда легче работалось, – застал лейтенанта девятого отряда как раз тогда, когда тот оказался пред светочем Бюро, Куротсучи Маюри.
- Как работают ваши люди, тайчо? – Хисаги хмуро помахал исписанными листами бумаги. Акон прикинул: по всему выходило, что это был рапорт со вчерашней вылазки, в которой руководителем выступал третий офицер Шухея.
Куротсучи по привычке закатил глаза.
- Ну что за невоспитанный молодой человек! Что вы хотите от меня, юноша? Изъясняйтесь человеческим языком, будьте любезны…
- Вот рапорт, написанный после последней операции с Грунта. По нему ясно видно, что ваши люди, руководившие группой из информационного центра, допустили ряд неточностей из-за которых…
Дальше Акону стало не интересно: имея аналитический склад ума и вековой опыт работы в лабораториях, он уже понял, к чему приведет этот разговор. Маюри был не самым большим гуманистом – чужие люди его мало волновали, но вот неточности в работе своих подчиненных он не переносил, поэтому карал жестоко и беспощадно – пусть и без явного членовредительства.
Акон достал сигарету, закурил, на автопилоте высчитывая, кому сегодня придется отвечать за ошибки пред лицом начальства. По всему выходило, что Хийоши и – за компанию – Рин. Те, в свою очередь, прекрасно это осознавая, стояли в сторонке и испуганно взирали на капитана. Вздохнув, Акон отправил окурок в мусорку, – или то, что, вероятно, ей являлось, – с удовольствием его зажевавшую, и выступил вперед, сам еще не до конца осознавая собственную мотивацию.
- Прошу прощения, Куротсучи-тайчо. Вероятно, это была моя ошибка. Я готов взять всю вину на себя.
Хисаги выразительно взглянул исподлобья: во взгляде читалось явное недоверие, что один из самых верных последователей Маюри мог допустить подобную оплошность. Впрочем, при желании, сходные сомнения можно было бы разглядеть и под маской главы Бюро.
- Акон, ты меня разочаровываешь… - протянул капитан и добавил, глядя на Хисаги: - Будьте уверены, фукутайчо, я разберусь с виновными.
Шухей, от тона, с которым была произнесена адресованная ему реплика, тут же растерявший весь запал, переводил взгляд с Куротсучи на его подчиненного. Видимо, ему сразу стало нехорошо от мысли, что теперь кого-то накажут из-за его же несдержанности.
- Я не… - начал он, но Маюри уже не слушал, задумчиво разглядывая своего фактического третьего офицера, и лишь недовольно махнул рукой, давая знак, что аудиенция окончена.
Акон задумчиво достал еще одну сигарету – он и сам не очень понимал, с каких пор ему стала присуща благотворительность.

Если он думал, что к причудам капитана привык, и ничто не сможет его удивить, то он ошибался.
- Т-тайчо?
- Тебя что-то смущает, Акон?
- Но это же ваша личная лаборатория!
- Акон, неужели ты думаешь, что я позволил бы тебе убираться там, если бы у меня оставался недоработанный и все еще интересный мне материал?
Они стояли у двери самого дальнего экспериментального отсека Бюро, святая святых нынешнего Главы.
Маюри отпер дверь, щелкнул выключателем: внутри замигали редкие лампы дневного света – больше половины не горело.
- Я не работал здесь с тех пор, как доводил основной каркас Нему, - задумчиво протянул капитан, разглядывая пыльное помещение.
Если бы Акон не был так ошеломлен зрелищем тех гор мусора, что наполняли комнату, он бы обязательно уловил в голосе начальства некий оттенок ностальгии…

Акон был педант – самый дотошный, надо признать, за всю историю Института.
За это сотрудники его боялись всем Бюро. Во время своих собственных опытов он никогда не позволял оставаться записям и приборам в беспорядке. Собственную лабораторию-кабинет он отмывал сам – до блеска, каждый месяц устраивая генеральную уборку. Для отряда «зачистки» устраивались раз в квартал, но так, что все сотрудники прятались по углам, а Куротсучи тихо отсиживался в своем кабинете, если не находилось более интересного занятия.
Личная лаборатория Маюри окончательно убила в Аконе всякую надежду на здравомыслие её хозяина. Три массивных стола для опытов с реактивами были завалены грязными пробирками, смятыми бумажками с мимолетными записями, какими-то пробниками различных материалов и тому подобными вещами. На полу валялось битое стекло, все те же смятые бумажки, какие-то колотые и целые диски. У дальней стены стоял письменный стол, на котором горой были свалены записи экспериментов – на бумаге и на цифровых носителях, – анализы каких-то реактивов и, кажется, даже какой-то мусор органического происхождения. Последнее руководитель лабораторий принял было за остатки пищи, но тут же отогнал от себя эту мысль, сославшись на, разыгравшееся в результате стресса, воображение – ну, кто поверит, что капитану необходимо питаться обычными продуктами?
На полу по углам комнаты были расставлены какие-то планшеты с графиками и длинными формулами химического и физического происхождения.
Поверх всего лежал толстый слой пыли.
Стояли отчетливая духота и затхлость воздуха.
«Сам взял на себя ответственность – сам и разгребай!» - мысленно вздохнул Акон и пошел искать, где же в помещении находится включение вентиляционной системы.
После тщетных поисков он отчаялся и решил зайти с другой стороны: принес стремянку и поменял все перегоревшие лампы. Легче не стало: только еще отчетливей обозначились завалы хлама, на разбор которых, по предварительным подсчетам, должна была уйдет вся ночь.
Подумав, первым делом он взялся за пробирки, скрупулезно описывая результаты экспериментов, что еще сохранились, рассортировывая их и записывая собственные наблюдения аккуратным подчерком в личный блокнот: Маюри хоть и сказал, что все находящееся здесь ему не нужно, но опись обещал проверить тщательнейшим образом. Когда с реактивами было покончено, а пробирки аккуратно вымыты и поставлены на просушку, пришла очередь бумаг. Письменный стол был кладезем идей: Акон даже на время забыл, что отрабатывает наказание как нашкодивший стажер, и зачитался особо интересными отрывками теорий и постулатов, которые выдвигал Маюри, – пусть большинство из них и заходило в тупик. Видимо, все то, что было доработано, ушло в личный архив Куротсучи.
Акон даже немного пожалел: не сказать, чтобы очень, но исследования капитана всегда были интересны ему. В конце концов, он являлся учеником Маюри – и считал это честью для себя.
… В начале четвертого только на полу осталась гора пыли, мусора и диктофонных записей, а в пепельница была полна окурков.
«Хорошо, что я все-таки нашел, где включается вентиляция, а то представляю, какая бы здесь стояла дымовая завеса. Может, бросить уже курить?» - подумал Акон и уселся прямо на пол, рядом с горой выметенного мусора.

Щелчок.
Запись № 491. Эксперимент № 62/1
Шуршание листов бумаги, невнятное бормотание.
- В ходе эксперимента выяснилось, что при воздействии на Пустого посредством изотропного вещества, разработанного из очищенной реацу шинигами (пометка: воздействии проводилось двумя путями – внутримышечно и в капсулах через естественное отверстие) Пустой издыхает.
- Вывод: необходим анализ синтезируемой реацу с последующей её адаптацией из альфа-реацу в гамма-реацу. После чего эксперимент следует проводить повторно, но с менее интенсивным увеличением доз препарата.
Щелчок.
Щелчок.
Тихое ворчание; реплики, разбираемы с трудом.
- … а дед говорит, бюджет невелик, старый… (неразборчиво) …хана меня вообще ни во что не ставит. Думает, что я еще молод, чертова… (неразборчиво)
Громко:
- Пометка. Финансирование приостановлено. В поставке Пустых и добычи проб реацу офицеров других отрядов – отказано. Эксперимент закрыт.
Ворчание.
- …(неразборчиво) Идиоты!
Щелчок.
Конец записей на носителе.

Щелчок.
- Запись № 498. Эксперимент №62/2
- Приказ о полном прекращении эксперимента №62.
Зло:
- Они считают его бесчеловечным. Идиоты! Эта женщина говорит, что мои эксперименты отличаются жестокостью и что меня следует отстранить от должности. Но это прошение было отклонено. Хоть какая-то польза от старика. С объектом Y все было проще: мне – исследования, ему – все шишки. Даже начинаю жалеть о его исчезновении…
Щелчок.

Щелчок.
Запись № 512. Эксперимент № 13
- Поправка к старой записи № 187. В силу открывшихся обстоятельств исчезновения объекта Y, принял решение о возобновлении разработок, связанных со скрывающими реацу гигаями.
Звук перелистывающихся страниц.
Далее – шепотом:
- Все-таки вы очень неприятный человек, …(неразборчиво) Но в Готее об этом уже не помнят, кажется.
Щелчок.
Конец записей на носителе.

Щелчок.
- С пометкой: секретно.
- Запись №532. Эксперимент № 41.
- Я закончил с её мозговым центром. При необходимости, со временем в неё можно будет вносить коррективы, но теперь, по крайней мере, эта идиотка может разумно мыслить, исполнять команды и помогать мне в ходе экспериментов.
- Подал прошение о её назначении ко мне в лейтенанты. Куда бы деть нынешнего?
Звук размеренных шагов, словно диктующий ходит по комнате в раздумьях. Тишина. Шелест перебираемых листов бумаги.
Тихий звук, словно кто-то скребется в дверь.
Недовольно:
- Войдите!
Срывающийся тихий голос:
- Капитан… Там…
Равнодушно, в ответ:
- Мне все равно, что у вас «там»!
- Но капитан!.. Акон-сама…
- Черт!
Щелчок.
Щелчок.
- … льше разберетесь сами. Жить будет. Вопрос закрыт.
Звуки ударов диктофона о что-то – видимо, стальную трубу.
«Диктофон кинули в халат, а халат небрежно повесили на вешалку – и он включился!» - понял Акон.
Всхлипы.
- Хийоши, что нам делать?
- Ничего. Рин, сиди и молчи. Это ведь не наша вина – и опасности для жизни нет, ты же слышал!
Рин?! Хийоши?!
- Как же, не наша вина, если это мы с тобой тогда заходили в лабораторию. Мы нарушили ход его эксперимента!!! Ой, что же делать?!
Не сказал – рявкнул:
- Молчать! Ну, подумаешь, рожки… Я же, вот, не жалуюсь?!
Щелчок.
Последняя реплика была смазана, что свидетельствовало о кончившемся заряде диктофона.

Акон сидел с сигаретой, молча уставившись в пространство.
Потом медленно встал, подошел к пепельнице и выкинул окурок.
- Ах, рожки, да? Ну, я вам покажу, как в мои эксперименты с зампакто влезать!

Куротсучи Маюри стоял на верхнем этаже и наблюдал за открывающимся ему зрелищем.
Куротсучи Маюри был счастлив.
О, он и не думал, что всего лишь маленькая подмена данных, которую он вчера устроил во время вылазки девятого отряда с целью определения психологического предела Хисаги Шухея, выльется в столь масштабный и незапланированный, от чего не менее интересный, результат.
Кто же мог ожидать, что в Аконе проснется благородство, сострадание или… ну, что там в таких ситуациях просыпается?
Кто мог предположить, что такой рассудительный Акон ошибется в расчетах и поверит, что вина за неправильные данные вправду лежит на Хийоши и Рин; и более того, – о, ужас! – решит соврать своему начальнику и учителю?
И еще…
- Кто бы мог подумать, что в моей лаборатории найдется такая небезынтересная запись… Нему, ты не знаешь, как она туда попала? – довольно протянул капитан.
- Да, Маюри-сама, вы сами приказали…
- Нему, идиотка! Я, кажется, велел тебе стереть это воспоминание!
- Да, Маюри-сама…
Куротсучи не слушал – он с жадностью следил, как Акон врывается в зал – миг! – и на месте третьего офицера привстает, опираясь на мощный хвост, человекоподобная рогатая рептилия – то ли ящерица, то ли змея.
- Акон, это великолепно! – прошептал Маюри. – Такой взгляд на зампакто. Это… Это… симбиоз!? Невозможно! Ах, какая жалость, что даже если он не убьет этих идиотов, они все равно не смогут вспомнить, где изменили задуманный ход работы! Нему, посмотри: яд, хвост и физическая сила – и это не внутренняя, а только внешняя модификация. И – заметь! – только в шикае. Ах, если бы я только мог его изучить… но ведь не представится шанса – он не подпустит…
Капитана мучил выбор: очередное исследование или ученик? Это было неприятно, чаши весов постоянно смещались.
- Нему, возьми образцы яда, воздуха и реацу, когда он поутихнет, а из его жалования вычти штраф за порчу лабораторного имущества, несоблюдение техники безопасности и нарушения пункта правил о не активации зампакто в стенах лаборатории. Думаю, лучше из годового. …нет, я не могу оставить его без средств – он мне еще понадобиться… Вычитай из десятилетнего. А я пока понаблюдаю. – Капитан с интересом ожидал, сколько же времени понадобиться Акону, чтобы определить, под каким столом спрятался Рин.
- Да, Маюри-сама…

...В конце концов, Куротсучи Маюри был очень умным человеком – и он умел принимать правильные решения.

@темы: bleach

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Автор: Ирч (Oui, mon colonel!) & Shihouin Yoru
Рейтинг: PG-13 за тематику
Жанр: humour
Дисклаймер: никакой материальной выгоды не желаем
Предупреждения: авторам писать было смешно, за остальных - не ручаемся.
Саммари: В Серейтее по настоянию Нанао и/или Бьякуи открывают клуб анонимных алкоголиков.

дальше

И вот, на первый же приём неведомо какой силой (видимо под страхом бан-кая) загоняют всю дружную лейтенантскую братию и Кьораку в придачу. Описать, как там всё прошло. Пейринги любые, рейтинг любой. Финал на усмотрение автора, можно закончить и дружной попойкой.

Название: Общество (Не)Анонимных Алкоголиков
Бета:  серебристый лис, спасибо ему за это.
Персонажи: старший офицерский состав Готей-13

1550 с.

Двери в Палату Собраний с грохотом разлетелись, и пред ясны очи Ямамото Генрюсая предстал маленький гений.
- Я так больше не могу… - простонал Тоширо и сел прямо на пол, обхватив голову руками.
«Это нервное», - подумал Яма-джи. – «Никак ребенок не привыкнет к занимаемой должности», - а вслух произнес официальным тоном:
- Капитан Хитсугая, как вы смеете врываться на территорию первого отряда?
Хитсугая убрал руки от лица и посмотрел мутным взглядом на главнокомандующего:
- Мне плевать… Я сейчас всех тут порешу и пойду к Айзену в Хуэко Мундо: по слухам, у них там ничего крепче чая не водится! Даже кефира – и того нет!!!
Ямамото огладил усы.
- Я против таких радикальных мер, но скажу, что вы не первый, кто чувствует неудобство…
- Какое неудобство?! – взвился Хитсугая. – У меня капитанский кабинет барную стойку в пятничный вечер напоминает! А вы говорите – неудобство.
Тоширо начал нервно расхаживать по комнате, загибая пальцы:
- Во-первых, мой уважаемый лейтенант… - он остановился и нервно сглотнул. – Она, конечно, уникальная женщина – и я совсем на нее не жалуюсь! – поспешно заверил главнокомандующего Хитсугая. – Но ее понятие об отдыхе переходит все границы!..
Ямамото слушал с нескрываемым интересом, пряча улыбку в седой бороде.
- Во-вторых, чужие лейтенанты …- Тоширо развел руками. – Они, конечно, замечательные люди, работящие и толковые – но предела отдыху явно не знают!
Хитсугая сорвался с места и опять нервно заходил по комнате. Главнокомандующий продолжал хранить молчание.
- Но… - голос Тоширо сорвался;капитан десятого отряда в изнеможении опустился на пол, схватившись за голову, – с этим я свыкся! Лейтенанты и старшие офицеры уже стали естественным предметом мебели в моем кабинете… Но капитаны! Нет, этого я не вынесу… - Хитсугая в ужасе смотрел на Яма-джи.
...Стены казарм первого отряда содрогнулись второй раз за десять минут, и на пороге зала собраний появилась взъерошенная, но очень довольная Исе Нанао.
- Я нашла выход, Ямамото-сотайчо! – запыхавшись, проговорила она. – В Генсее эту практику называют анонимными собраниями…

***
Чтобы не травмировать и так расшатанную психику старшего состава Готей-13, было принято решение проводить собрания анонимных алкоголиков в привычной им среде, а именно - в кабинете капитана 10-го отряда. Вокруг столика, за которым обычно проходили все празднества, сегодня сидели чуть ли не все лейтенанты. Не сказать, чтобы они жаждали тут находится, но приказ был дан. Вести собрание была назначена Нанао, которая в первую очередь позаботилась о том, чтобы ее капитан не пропустил такого события. Капитан, к слову, с благодушным видом перешептывался о чем-то с Матсумото и явно был не против компании лейтенантов.
Также из старших офицеров присутствовал Икакку, которого не забыл привести бдительный Юмичика. Сам Юмичика сидел в сторонке и косился на Хицугаю, который мучительно и безрезультатно пытался избавиться от нервного тика.
Самого младшего из капитанов успокаивало только одно: Исе обещала, что эти собрания должны помочь.
- Итак, - начала свою речь Нанао и строго покосилась на Шунсуя. Тот посмотрел на нее влюбленными глазами, но промолчал. – Причина нашего собрания, думаю, известна всем. Есть желающие начать? Ну, кто смелый?
Лейтенанты скептически переглядывались, кое-кто прятал взгляд. Все молчали.
В этот момент Мацумото поймала на себе мечтательный взгляд Шухея и озорно подмигнула ему. Тот покраснел и потянулся оправить вечно торчащие во все стороны волосы, при этом наподдав локтем Киру, сидящего рядом, облокотясь на стол и подперев рукой подбородок. Тот от неожиданности дернулся, что деятельный лейтенант 8-го отряда не упустила из виду и расценила, как желание начать.
- Кира-кун! Никогда не сомневалась в вашей рассудительности и смелости! – улыбнулась девушка. – Не стесняйтесь, все свои!
Кира нервно вздохнул.
- Хорошо… Я Кира Изуру. И я пью… - увидев, как осклабился Икакку, лейтенант продолжил с вызовом в голосе: – Да, я много пью! И Ичимару тут совсем ни при чем. Уже… Я сказал, ни при чем! Нечего на меня так смотреть! Тот, кто сомневается – получит. Да, я сказал, получит! Подними голову, Ва… Извините, заговорился…
Присутствующие нервно моргнули.
- Хорошо сказал! Давайте выпьем за первопроходцев нашего собрания… – доброжелательно начал Шунсуй, но был прерван подзатыльником от бдительной Нанао.
- Хорошо, Кира-кун. – Исе сдержанно поправила очки и посмотрела на Шухея. – Давайте тогда пойдем по кругу. Хисаги-сан, ваша очередь.
- Я Хисаги Шухей… - Хисаги с нескрываемым интересом разглядывал разводы на столе, оставшиеся после вчерашних посиделок. – Да… я иногда выпиваю. Да… и это тоже никак не связано с Гином. – Взгляд его скользнул с Мацумото на Киру и обратно. – Гм… простите, тоже заговорился.
Собрание удивленно переглянулось. Шунсуй уже было открыл рот, чтобы прокомментировать сказанное, но в этот момент дверь отворилась и на порог шагнул некто в черном плаще и с надвинутым на лицо капюшоном.
- Я пью. – С порога сообщил пришедший. – Но личность я бы предпочел скрыть.
- Иба-сан! – Икакку радостно подскочил на месте. – А я уж было подумал, что ты сумел отвертеться и не сообщить при этом мне!
Незнакомец вздрогнул и поспешил удалиться, оставив шинигами недоумевать на свой счет.
- Э-э-э… - первой нарушила тишину Исе. – Кто следующий? Мадараме, вы?
Мадараме задумчиво почесал лысину.
- А чё говорить-то? Я Мадараме Икакку. Я пью. И чё с того?
- Ты после этого танцевать начинаешь! – подал голос Юмичика. – Ладно бы ты делал это красиво! А то ЭТО – ужасно! И весь одиннадцатый отряд страдает. А я должен заботиться о его красоте, кто сделает это за меня? – Аясегава поправил несколько выбившихся прядей, и по резкому жесту стало ясно, насколько он зол. – И трусы свои забери! Сколько это убожество будет у меня валяться? Я же говорил тебе, какие носить! - Гордо поднявшись, он удалился, покачивая бедрами. Раскрасневшийся Икакку быстрым шагом последовал за ним.
- Высокие отношения! – заметил Кьераку. – За такое надо выпить! …Ай! Ой!!! Нанао-чан, за что?!
- Мы здесь собрались не для этого, – строго проговорила лейтенант, возвращая книгу в изначальное положение. – Следующий.
- Меня зовут Омаэда, и я жру! – заявление прозвучало с энтузиазмом.
- А здесь-то вы что делаете? – подняв одну бровь, поинтересовалась Нанао.
- Я вообще не хотел сюда приходить, но капитан сказала…
- Идиот! Это собрание анонимных алкоголиков! – раздался голос с порога.
- Капитан?.. – переспросил Омаэда и скрылся в шунпо.
- Кретин... – капитан второго отряда устало опустилась на то место, где только что сидел ее лейтенант. – Я – Сой Фонг, и я – пью! – Из ее глаз брызнули слезы. – Я пью с тех пор, как исчезла Йоруичи-сама. Она меня бросила! Оставила-а!
- Не плачьте, капитан! Она еще пожалеет, что покинула вас! – Наливая сакэ в пиалу, проговорил Шунсуй. – Она, безусловно, была не права! Выпейте, дорогая, полегчает!
- Кто был неправ? – Слезы моментально высохли, и Сой Фонг угрюмо уставилась на капитана восьмого отряда.
Присутствующие хранили напряженное молчание, переводя взгляд с Сой Фонг на Кьераку.
- Никто! – Быстро ответила Нанао, одной рукой закрывая рот нерадивому капитану, а второй отнимая у него же пиалу с саке.
Сой Фонг гордо поднялась и направилась к выходу. Хитсугае, сидевшему в уголке, даже показалось, что он слышал, как она прошептала «Собрание идиотов!»
- Ячиру! – Внезапно проговорила Мацумото. - А ты что здесь делаешь?
- Кен-тян просил передать, что пошли вы в жопу со своим собранием! – по-детски непосредственно сообщила та. – «Пил, пью и буду пить!», сказал он.
-А что, хорошо сказал! – вытаскивая очередную бутылку саке из заначки, довольно проговорил Шунсуй.
- Тайчо! – раздраженно отнимая бутыль, прошептала Нанао. – Какой пример вы подаете ребенку???
- А Бья-тян будет? – невинно поинтересовалась Ячиру у Абарая.
- Тссссс!..- нервно озираясь, зашипел тот. – Не буди лиха, пока-а-а-а… а, поздно! Тайчо?
Взгляды офицеров устремились туда, куда смотрел Ренджи.
- Кучики-сан? – удивленно переспросила Исе.
- После смерти Хисаны, - проговорил капитан шестого отряда, – я иногда выпиваю одну-две пиалы сакэ… иногда доходит до пяти... Но не в сакэ дело. Ренджи... – не меняя интонации, обратился он к своему лейтенанту. – Я знал, что найду тебя здесь: где отчетная ведомость за прошлый месяц?
- Кучики-тайчо, я как раз собирался… - проговорил Абарай, бледнея. И уже на ходу, выходя за капитаном, повернулся к собранию и на одном дыхании выпалил: - Я лейтенант шестого отряда… И вот как мне после этого не пить?..
- М-да… - протянул Кьераку, глядя вслед удаляющимся.- Выпить бы за беднягу… - Просительно повернулся он к Нанао.
- М-м-м-м… - Безапелляционно протянула она и взглядом приказала продолжать.
- Я Исане Котецу. Я пью… - тихо начала девушка и уже более поспешно добавила: - Правда, только для профилактики… Ну, посудите: тяжело сдержаться, когда на работе халявный спирт! Только Унохане-тайчо не говорите, пожалуйста…
Она покраснела, и Кира успокоительно погладил ее по руке:
- Конечно, Котецу-сан. Я прекрасно вас понимаю.
Над собранием повисло напряженное молчание: что-то было не так.
- А почему Кьераку-тайчо?.. – начал Шухей, но запнулся, когда его взгляд уперся в кусок скотча, которым был заклеен рот Шунсуя. Нанао лишь победоносно улыбнулась.
- Я Матсумото Рангику, – раздался мелодичный и заспанный голос лейтенанта десятого отряда. – Уже девять часов вечера, а я еще не пью! И это неправильно, – проговорила Рангику, доставая из-под стола пиалы и бутылки с саке.
...Вечер только начинался.

***
Утром в кабинете десятого отряда сидел уставший Хитсугая и писал отчеты. Его красавица-лейтенант полулежала на диване.
-Хорошо посидели… - мечтательно произнесла Матсумото. – Душевно.
Хитсугая только с безнадежностью посмотрел на нее и покачал головой.
- Да, хорошо… - еще раз проговорила та. – Только... Тайчо, я вот все в толк не возьму: а чего собирались-то?

Название: «Мне и своей дури хватает…»
Персонажи: по возможности, весь Лас Ночес
Аннотация: в продолжение «Общество (Не)Анонимных Алкоголиков»
Предупреждение: Сленг!

1390 с.

Владыка Хуэко Мундо, находясь в приподнятом настроении, любил прогуляться и, как бы между прочим, проверить, чем занимаются обитатели белокаменного дворца в свободное от его персоны время. Но на сей раз он совсем не ожидал, что его прогулка приведет к таким последствия.
Начав свой путь от покоев Приварон Эспады, никем не замеченный, он поднялся в комнаты нынешней, самой сильной Эспады, прошествовал через них и, наконец, добрался до комнат принадлежащих ему и его последователям, все больше хмурясь. Напротив комнаты Гина его терпению пришел конец.
- Пахнет! – распахнув дверь в комнаты Ичимару, констатировал он. – Весь Лас Ночес провонял этой… этой… Меня от одного запаха кумарит! Гин, твоя работа?
- О чем это вы, Айзен-сама? – Гин не повел и бровью, глядя на недовольное лицо Владыки.
- Да ладно, знаю я тебя, по любому это ты. И чьи поставки? Хотя о чем это я… Ты же наверное сам и выращиваешь, с любовью и заботой?
- Да что вы Айзен-сама, любви я учился у вас, а заботе – у Кучики-тайчо. К тому же, я не понимаю, о каком выращивании идет речь. Арранкарами занимаетесь исключительно вы, остальной дрянью – Октава. Может, вам к нему?..
- Может, я стал слишком добрый? – патетично спросил у ближайшего столба Айзен с фирменной улыбкой. – Гин, собирай арранкаров, будем пить чай…

…Зал собраний Эспады был переоборудован с учетом количества собравшихся, стол был убран, а стулья расставлены полукругом в несколько рядов перед троном.
- Айзен-сама, - с ленцой в голосе обратился Гин к вошедшему Владыке. – Меня тут предупредили об отсутствии нашего Сегундо по очень – о-очень! – уважительной причине...
- Эксакта! – донесся из зала.
- Заткнись и сиди молча! – приглушенный шепот и нервное хихиканье. – Знали бы они, куда Барраган-сама их послал!..
- А Тоусен, кстати, тоже не придет, - садясь на свое место, заметил Айзен. – Я его освободил от этого неприятно разговора. Гин, начинай… А впрочем, подожди. Что это он… она… оно там делает?
Проследив за взглядом Владыки, Ичимару пожал плечами, опознав одного из фрассионов Баррагана.
- Кулхорн, мать твою, Хогиоку! – донеслось из зала, прежде чем Гин успел что-то сказать. – Перестань уже спорить со столбом, чьи ноги стройнее!
- Эксакта! Садись уже, начинать велели.
- Во его торкнуло, - изящно поправляя волосы, заметил Заэль из импровизированного партера.
- Ну, раз уж ты такой умный, Гранц, тогда с тебя и начнем, – съязвил Гин. – Тема нашего собрания проста, но очень насущна: Айзен-сама желает знать, кто наводнил Лас Ночес травой? – и вполголоса добавил: - Вопрос, кто её употребляет, считаю неактуальным – по этим умным лицам и так всё понятно.
- А что я? Я ничего! Как что-то пропало – я виноват. Как кто-то пропал – я виноват… Хотя заслуга это Квинты – я лишь скромный исполнитель! Как алкоголь появился – ко мне бегут. И с бульбулятором – опять Гранц…
- Заметьте, про бульбулятор я ничего не спрашивал, – тактично подметил Гин, разглядывая своды зала.
- Гранц, да сознавайся уже! Я жрать хочу, как собака! Пора заканчивать… - раздался звучный бас Ямми откуда-то из задних рядов.
- Имей уважение к воле Владыки, – на одной ноте проговорил Улькиорра. – Жрать ты хочешь всегда, а собрание только началось.
- И вообще-то, это не я – это всё Гин виноват… - эгоцентрично вернулся к своей персоне Октава.
- Ой, как пло-охо!.. – развел руками Гин. – Продолжим?..
Слова Ичимару заглушил дикий хохот Квинты.
- Извините нас, - тихо проговорил Тесла. – Просто я рассказал Нойторе-сама очень смешной анекдот…
- Ну, к этим претензий нет – они распространять точно не смогут, - заметил Айзен, опираясь на подлокотник.
В этот момент нервы Терцеры не выдержали:
- Айзен-сама, с меня хватит! Сидение в этом гадюжнике меня угнетает. Что и откуда берется – я не знаю. Надеюсь, вопросов больше нет. Сун-Сун! Апаче! Мила Роза! Идем! - Неспешно покачивая бедрами, продефилировала Халлибел близ стены к выходу.
- Эксакта! Конечно, она не знает! Ей же всё фракция достает… - раздался уже знакомый голос из зала.
- Ну, по крайней мере, смотри как она о девчонках заботится. Не то что наш: сам отмазался – а нам отдуваться.
- А я бы сейчас дунул… - мечтательно протянул кто-то.
- А есть чё??? – радостно встрепенулся до этого молчавший Ди Рой, но ответа он так и не дождался: в этот момент раздался грохот, и внимание присутствующих устремилось к его источник, которым оказалась Апаче, на четвереньках тыкавшаяся в стену в поисках выхода.
Ситуация быстро разрешилась, когда Сун-Сун – с третьей попытки – всё же удалось ухватить Апаче за рог и с помощью пинка Милы Розы направить её к выходу.
- Я хочу жрать! – в наступившей тишине заявил Ямми.
- Как я тебя понимаю, старик! – похлопал его по плечу Нойтора. – Меня после прихода тоже всегда пожрать тянет.
- Дорогая Эспада и иже с ними, мы отвлеклись от сути вопроса. Гин, продолжай, пожалуйста.
- Я знаю! Я знаю, кто поставщик! – не выдержал Ямми. – Это Ичимару Гин! И качество товара он на себе проверяет. Теперь я могу пойти пожрать?
- Ой, как нехорошо! – протянул Гин, почесывая в затылке под подозрительным взглядом Владыки. – Ну, посмотрите в мои честные глаза!
- Если мы всё решили, то не вижу смысла моего дальнейшего пребывания здесь, - произнес Улькиорра. – Извините, Айзен-сама, с вашего позволения…
- А чего он такой унылый? – прошептал Ильфорт, обращаясь к соседям. – Ему что, не достается?..
Но ответ последовал не оттуда, откуда ожидал старший Гранц:
- Да этот идиот просто не умеет курить – постоянно залипает. Только зря продукт переводит… - встрепенувшись, осклабился Гриммджо, не обращавший до этого на происходящее никакого внимания.
- Секста желает высказаться? – переключая внимания Айзена, протянул Гин. – А может быть, желает признаться и покаяться?
- Я? – фыркнул Джаггерджак. – Да если б это был я, то никто бы в Лас Ночес о существовании травы и знать не знал!
- Кажется, нам повезло… - Ди Рой с энтузиазмом толкнул локтем в бок Ильфорта.
- Ага! – согласился тот.
- Оставайтесь тут, укурки! Пошел я, – прищелкнул в сторону фракции пальцами, проговорил Гриммджо. Присутствующие в зале проводили его взглядом.
- Старк, мне скучно! Вставай уже! – привлек всеобщее внимание вопль Лилинетт. – Ну, Старк же! Иначе я всем всё расскажу!
Угроза не возымела действие, но ей живо заинтересовался Гин:
- Что такое? Уж не Старк ли виновник…
- Нет! Старк сошел с ума! – буйствовала Лилинетт, - Старк жует траву-у… Когда её курить надо!
- Неприемлемо для фрассиона разглашать секреты хозяев! – сделал замечание Аарониэро. Видимо, сделал он это зря, потому что Лилинетт понесло, но и тот не остался в долгу
- А что собственно происходит? – уже откровенно удивился Айзен.
- Им Заэль на прошлой неделе подогнал «спиды» - они их до сих пор поделить не могут! – сквозь хохот выдавил из себя Нойтора и забился в конвульсиях, стуча кулаком по полу.
- Нихрена себе приход! – удивился Ди Рой.
- Эксакта! Нам бы так… Эй, Тесла! А что вы такое курите?
- Не знаю. Мне не достается… - с явной досадой произнес фрассион Квинты.
В этот момент Гин решил было уточнить у Заэля, о каких же «спидах» идет речь и кто же ни в чем не виноват, но тут в зал вторглось непредвиденное обстоятельство в лице Ямми.
- Ямми, где ты был? – с отеческой заботой поинтересовался у него Ичимару.
- Я жрал! – смачно рынув, сообщил Ямми. – Что я пропустил? Гин, это всё-таки был ты?
- Ой, как опять нехорошо… - устало вздохнул Гин. Впрочем, волноваться ему было не о чем, потому что Айзен и так уже ничего не слышал из-за царившего в зале хаоса.
- Во славу Айзен-сама! – раскинув руки над всем этим безобразием, провозгласил Зомари. – Мир вам да любовь, собратья мои! - и никто не заметил чаши с благовониями, курившейся рядом с ним.
Зал наполнялся дымом.
- По-моему, опять пахнет, - заметил Айзен. - Очень характерно…
Но потом ему стало хорошо и спокойно, и все планы по захвату мира уже перестали волновать его.

Вовремя выскользнув из зала, Ичимару танцующей походкой добрался до покоев Тоусена, где и застал бывшего капитана девятого отряда перед раскуриваемым кальяном в веселенькой трехцветной шапочке.
- Опять твою задницу удалось прикрыть, - с порога протянул усталый, но довольный Гин.
- За мной не заржавеет! – усмехнулся во все тридцать два золотых зуба Тоусен. – Вандервайз новую порцию собрал – курнешь?
- Нет, спасибо, – помахал рукой Гин. – Мне своей дури хватает…

@темы: bleach

---

Название: Не пересекутся
Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Бета: —
Персонажи: Кира/Тесла
Рейтинг: PG-13
Жанр: drama
Дисклаймер: не мое ни разу.
Аннотация: Кира/Тесла или наоборот. Хотелось бы обыграть их схожесть, былую преданность своим командирам и боль от их утраты.

дальше

И все это на фоне того, как Тесла под руководством Киры впервые пробует саке и пьянеет с непривычки довольно быстро))
Предупреждения: АУ, ООСом; крэк

1145 с.

Каково себя чувствовать не к месту и не ко времени?
Да никак. Странно. Даже немного неприятно, но все равно – никак.
Слишком холодно на улице, слишком одиноко глубоко в душе, слишком однообразно вокруг. Слишком много всего навалилось такого, чего нельзя решить сразу, раз – и навсегда. Можно только ждать, когда время сгладит острые углы и выбросит на берег жизни.
…Старые высотки где-то на окраине города – замечательное место для двоих потерянных. Двоих? Ага, а вон и второй.
От человеческого глаза можно многое скрыть, но возможно ли скрыться от наметанного глаза шинигами? Нет, конечно.
Арранкар. Реяцу, подобна реацу Пустого. Взгляд блуждающий, холодный, даже мертвый. У людей такого не бывает. Вот он почувствовал чужое присутствие, обернулся... Первая идея, пришедшая в голову – достать зампакто – тут же отметается. Сегодня – выходной. К чертям правила и присягу. Поздно… Да и противник тоже не спешит вставать в боевую позицию.
Совсем не время и не место для честного шинигами: зачем ему вдруг так захотелось пойти на грунт и напиться там, да еще перед своим дежурством? В городе столько домов, а его принесло именно на крышу этого. Глупости.
Напевная музыка, саксофон, старые колонки шуршат – у кого-то играет джаз.
Кира чувствует силу, которая таиться в этом создании. Но сейчас эта сила дремлет.
Он останавливается, садится с бутылкой саке в пяти шагах от арранкара.
Открывает бутылку, делает пару глотков. Морщится. Отставляет емкость и смотрит, как догорает закат.
Почувствовав гипнотизирующий взгляд, оборачивается, следит за тем, куда он направлен.
– Ты – бывший лейтенант Ичимару Гина. – Арранкар не спрашивает, а утверждает. Конечно, можно было догадаться, глядя на шеврон, который Кира не снял.
– Нет. Я действующий лейтенант третьего отряда. – И этим все сказано.
Кира тянется за бутылкой, делает глоток и, не глядя, протягивает арранкару:
– Если уж мы драться не намерены, может, хотя бы выпьем вместе?
– Ммм… – задумчиво тянет пустой. – А что, поможет?
Кира поворачивается и вопросительно смотрит.
– Я… Может и правда, лучше обнажить мечи?
– Мне все равно – я не на дежурстве… – Кира сам ужасается тому, как просто и естественно звучит эта фраза. Он не обязан сейчас, здесь, обнажать холодную сталь и давать волю Вабиске? И стоило бы снять шеврон?.. Или все-таки.. Вместо этого: – Как там, у вас?
– Так же, как и у вас… – и тихо, почти про себя. – А его больше нет.
…Тянутся минуты, льется музыка из надтреснутого кувшина времени.
Дальше они пьют вместе – молча. По третьему глотку, четвертому, пятому…
Кире не привыкать вот так напиваться – целеустремленно и методично, а вот арранкару и первого глотка оказывается достаточно, но, видимо, был там какой-то надлом, который не дал остановиться. И Кире становится грустно и легко, осознавая чужое небытие и чужую боль, своя как-то отходит на второй план… Вот уже и мотивы Мацумото становятся ясны, когда она звала их с Шухеем выпить.
– Да уж, – усмехается он. – С саке ты не дружишь, как я погляжу?
– Какое там?.. – бормочет парень. – В Уэко Мундо его и нет. Ками-сама чаем поит, да и то – только Эспаду.
Кира посмеивается в кулак: помнится, Гин жаловался раньше на этот чай… Раньше – жаловался, а теперь – сидит там и попивает его в обществе арранкаров…
Плохо. Опять. Кира больно прикусывает губу, чтобы не дать переполняющим его чувствам выйти наружу.
...Саке заканчивается. Впрочем, две выпитые бутылки, принесенные Кирой – да еще и без закуски! – не проходят незамеченными.
Арранкар встает и медленно идет по краю крыши… Шаг неверный, неровный, движения рваные, словно куклу ведет неумелый кукловод. Еще шаг – и кукла оступается.
Рефлекс срабатывает мгновенно, раньше сознания. Кира даже и подумать ни о чем не успевает, а уже ловит в шинпо охмелевшего арранкара, тянет в сторону крыши. И только потом до него доходит, что ничего бы ему, в общем-то и не сделалось, а если бы и что-то… Так, черт возьми, ему же, Кире, завтра на службу – и первое, что он должен будет сделать – это обнажить против парня зампакто.
Кира чувствует, как тихий истеричный смех подкатывает к горлу: нет, ну рассказать кому – не поверят! Лейтенант третьего отряда мало того, что был замечен в связях с одним из отступников и помогал ему, пусть не по собственному желанию – так теперь еще и лежит на генсеевской крыше в обнимку с только что «спасенным» арранкаром!
Вспомнился пункт из личного дела: «В связях, порочащих…» Да вот они, порочащие, родимые!
Карма такая, что ли???
Погруженный в своими мыслями, Кира не сразу понимает, что арранкар, тихо всхлипывает, уткнувшись в его плечо.
– Да что..? – Кира ворошит в растерянности шевелюру – волосы мягкие, золотистые… и длина у него раньше такая же была.
– …а он счастлив был, понимаешь, счастлив! А я… А до меня… и дела нет! Он свое получил – то, к чему стремился, чего добивался!
Кира смотрит на звезды, а видит привычное, такое родное лицо. «Изуру, мне скучно!»
«…счастлив был, понимаешь..!»
– Понимаю. Все прекрасно понимаю.
Арранкар поднимает голову и смотрит в глаза:
– Скажи, кому из нас хуже?
Приподнимается:
– А давай возьмем в руки оружие и… – его качает. Он, конечно, уже трезвеет – но именно его желание взять в руки меч и выдает начинающийся «отходняк». А тут вариантов немного: либо набить друг другу морду, либо…
Кира, не вставая, нащупывает рукоять Вабиске.
– Давай, если просто устоять сможешь?
Молчание…
– Не смогу, ты прав.
Поддаваясь минутному порыву Кира тянется, хватает парня за загривок, привлекая к себе, целует в тонкие губы – и получает ответ. Поцелуй, ничего больше. Чуть жесткий, так, что кажется: одно неверное движение и порежешь губы о леску незнакомых губ. Неторопливо – до рассвета еще несколько часов и пока спешить некуда. Долго, делая только короткие передышки в пять-десять секунд. Сдержанно – эмоции остались где-то за гранью собственного понимания.
Эмоции – это когда тянет, когда не можешь без – но и вместе не получается потому что.
Зарываясь пальцами в волосы, касаясь бледной кожи на скулах.
Горечь на губах – то ли от саке, то ли только кажется.
До тех пор, пока коммуникатор, специально выдаваемый в Генсей, не начинает пищать.
– У меня смена… – Припухшие губы слушаются плохо. – Но сегодня – уходи. Сегодня я не смогу тебя убить.
– Мне…что-нибудь..?
– Иди в Уэко и отоспись! А к тайчо – не суйся! Узнаю – точно убью… У нас с ним разговор особый. А я сделаю вид, что коммуникатор сломался.
Арранкар встает, неверным движением открывает Гарганту, бросает странный взгляд через плечо и скрывается из виду.

…а у Киске-сан за веером прячется очень лукавая и странно-понимающая улыбка. Об этом знают многие лейтенанты. Киске-сан смотрит на коммуникатор, на который возвели напраслину, на чуть пошатывающуюся походку, на припухшие губы. Киске-сан – гений, который уже давно живет в Генсее и не ему ли первым чувствовать реацу, попадающих сюда пустых?
Киске-сан – тот, кто изобрел Хоугеоку.
– Конечно, Кира-кун, я посмотрю, что с вашим прибором! – с радостью соглашается бывший капитан двенадцатого отряда.
– Конечно, лейтенант, я могу предложить вам чаю – с утра пораньше он замечательно бодрит! – иронично отвечает владелец магазина.
– Конечно, мы все не больно-то отличаемся. – Серьезно кивает Урахара. – Даже Пустые – это прежде всего Души, пусть и очень несчастные…

@темы: bleach

---

Название: Другие Боги
Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Бета: —
Персонажи: зампакто
Рейтинг: G
Жанр: general
Дисклеймер: не отрекаются любя, но все ж не мое.
Саммари: Мир занпакто. Отношения мечей между собой, раскрытие их личностей и среды обитания.
Предупреждения: штампы, АУ, ООС кроссовер; пафос.
Писалось до зампакто-филлеров.

450 с.

– Киса! Кис-кис-кис… Ну, иди сюда… Иди, чего забился? Кис… Ну, киса же!.. Гин! Достань его оттуда, пожалуйста! Ну… пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!!!
– А-а?.. Ран-тян, о чем ты говоришь?
– Ну, вон там же! Вон, между трухлявыми досками: серенький такой… Забился и не выходит, глупый. Достань, ему там плохо – я чувствую.
– Не понимаю… Нет там никого. Тебе кажется. Пойдем, а то опаздывать в первый же день в Академию – не самая хорошая идея, правда?
– Ну... да!

***
Удар. Еще удар. Замечательная катана.
Поворот и взмах. И в руке лежит замечательно.
Скерцо!
Не рассчитала – оступилась. То ли нога за что зацепилась, то ли просто увлеклась – все одно.
Рангику расстроено потерла растянутую ногу: боль не сильная, но чувствительно неприятная.
Вздохнула – ведь не станешь же сама себя лечить. Был бы Гин рядом, как раньше – и то легче бы было. А то он теперь вроде как гений, а она – просто не обделена талантом.
Мацумото уселась в переплетении корней древнего вяза и прислонилась к шершавому стволу.
День был солнечный и ветреный. Весна не за горами. Хорошо.
В подлеске кто-то зашуршал, прошелся мягкими лапами по палой листве и прошлогодней траве, прозрачной дымкой потек между деревьями.
– Ну, иди сюда, чего ты опять крадешься?

Она не такая, как остальные. Совсем другая. Не похожая на тех, с кем раньше приходилось иметь дело. И ей очень одиноко сейчас. Как ей помочь?
Она любит ощущение короткого меха под длинными бледными пальцами, любит чужое тепло. И я люблю чужое тепло. Хотя, можно ли говорить, что мы друг для друга чужие? Пожалуй, нет.
Друг без друга мы уже не сможем.
Она – единственное, что у меня сейчас есть. И нас держит какая-то связь. Я и не знаю, что это такое, но чувствую, что день ото дня ее сила крепнет и по невидимым нитям течет ко мне, наполняя изнутри светом. И это здорово. С момента моего пробуждения тут, мы стали сильнее: я уже не тот обессиленный котенок, каким был. Во мне нет больше страха, отчаяния и ненависти. Я знаю, что кто бы ни изменил мою жизнь, закинув сюда, на другой конец света, он сослужил мне хорошую службу. Он дал мне возможность жить и возможность радоваться жизни. Я больше не страж – в этом нет необходимости.
Думаю, скоро мы окрепнем настолько, что я смогу показать ей свою истинную форму. Думаю, ей должно понравиться. А уж как это понравится мне! Все-таки, эта форма мне надоела. Она ограниченная. Ведь прятаться я могу и другими способами, позволяя видеть себя только тем, кого сам выберу.
Но все-таки, я не желаю быть слабым. Это низко.

– Хайнеко…
Кот подошел и потерся о ногу. Боль отступила и Рангику благодарно протянула ладонь, чтобы потрепать мягкую плюшевую шерсть на холке.
– Ты вырос.
Кот мурлыкнул и потянулся за рукой. А крылья расправить он успеет всегда

---

1000 с.

Мутные холодные тени, движущиеся медленно среди белого камня. Не видящие, не чувствующие. Слишком тонкая материя, далекая от их понимания. Кто говорит, что существует другой мир, тот просто ничего не понимает. А понимают – единицы: старожилы и ветераны. Если, конечно, такие еще существуют. Но Забимару в этом не уверен.
Ему просто все равно: только последние несколько десятилетий он стал появляться на глаза обитателям этого мира после долгого молчания и забвения. Впрочем, нет: он никогда не появлялся на глаза шинигами и смертным. Была парочка эпизодов, в которых нуэ сыграл не последнюю роль, но история имеет тенденцию изменяться и, обрастая непролазными джунглями лиан лжи и буйной фантазии человечества, становится сказками. А он уже давно живет здесь, в этом царстве белого камня.
Забимару стар и мудр – и именно поэтому раньше он был совершенно уверен, что обретение хозяина – всего лишь глупость и излишество. Так он говорил среди своих и не раз повторял, что ему нет нужды выбираться из белого капкана, в котором они запечатаны. Не раз показывал своё пренебрежение к чужой зависимости. И он не раз клялся, что никогда не позволит себе подобного. Да, так было не раз, пока однажды алая лента не протянулась к нему, и её холодный шелк не стал таким узнаваемым и привычным.
Впрочем, что не мешает ему продолжать ходить с высоко поднятой головой: он слишком стар и слишком мудр, кроме того, слишком силен – никто не посмел бы напомнить о его словах. У зампакто – свои причуды, и каждый это знает. И чем старше, тем их больше у каждого.
Просто Сейретей – это белый капкан, в который они все рано или поздно попали, из которого только один выход: как говорят сами шинигами, зампакто, материальное воплощение. Стать единым вместе с хозяином, тем, с кем связала красная нить силы, тянущаяся от Желания к Сущность. Тем, у кого рейреку одно на двоих. В белом капкане много таких: ищущих, нашедших, потерявших, отрицающих.
Последних уже и нет, кажется, – Забимару был последним. По крайней мере, во время своих привычных прогулок он таких уже не встречает. В последнее время он встречает все больше нашедших: и о каждом из них он знает почти все, или, по крайней мере, больше других.
Но, уверенно скользя в лабиринте из белого камня, он всегда ищет только одного…
Конечно, это не старейшины-драконы.
Забимару не ищет того, что так любит погреться, лежа на крыше, подставив черную спину лучам полуденного жаркого солнца. Нет, они не похожи – этот черный гигант и его хозяин. Вдумчивый, мудрый, внимательный – и порывистый, преданный, горячий.
Нуэ не ищет и другого, скрытного и седого, что предпочитает быть настолько близко к своему носителю, насколько это возможно, того, что предпочитает сам тренировать собственных хозяев чуть ли не с их появления в этом мире, чуть ли не с младенчества… Того, кто потерял уже нескольких, но о чем знают немногие…
Также не ищет он и того, чье имя не принято называть за древностью и верностью. Забимару знает: не зря – его хозяин может лишь на коленях и с опущенной головой предстать перед хозяином этого исполина, что давно дремлет, и лишь язычки огня, выбивающиеся из ноздрей прародителя исполинов, говорят о том, что он еще жив.
Забимару не спеша проходит по улицам города, позволяя теням шинигами беспрепятственно проходить сквозь него, потому что каждый раз, когда заканчивается день, он ищет…
Нет, не ищет он бледную деву, что всегда по вечерам сидит на окраине Сейретея. Мало кто знает, но она отпустила первого своего хозяина на перерождение: он был молод, горяч и неумел – и она не удержала. Наверное, думает Забимару, она потому и бережет нынешнего; наверно, она потому и ненавидит кицуне. А раньше – раньше она так любила запустить тонкие бледные пальцы в серебристый мех и перебирать его, прикрыв тяжелые веки…
Забимару удивляется: она умеет расположить к себе; некоторых – даже привязать. Сами не замечая того, ее любят многие из здешних обитателей, но сама она любит лишь одного. Того, кому принадлежит.
Теперь, по вечерам, к ней приходит черный бродячий пес, кладет ей голову на колени и жмурится, когда она чешет его за ухом. Иногда, она чешет и Забимару, но он слишком стесняется проявления чувств, а она, хоть и скрывает, слишком боится змей. Нуэ её не осуждает, но считает, что бояться ей надо совсем другого. Бояться стоит серебряную лису, что наблюдает за ней. В последнее время, кицуне – редкий гость в Сейретее, но от этого она не становится опаснее. Она прячется, наблюдает, и глаза ее горят страшным светом ревности. И она – неисправимая собственница.
Забимару вообще иногда думает, что кицуне и черному бродяге повезло: они быстро нашли свои рейреку. Такие случаи – редкость. Нуэ знает это, как никто другой. Он искал хозяина более двух тысяч лет.
Иногда Забимару из любопытства наблюдает за ними: девой, псом, серебристой лисой и еще черным вороном, что в последнее время прилетает за хитрой бестией. Несмотря ни на что, Забимару очень уважает эту птицу: за ум, за наблюдательность и за независимость от собственного хозяина: иногда ему кажется, что в этом дуэте именно хозяин исполняет волю собственного занпакто… Черная птица тоже собственник – она не отпускает тех, кто ей полезен.
Иногда, здесь бродит и серо-серебристый кот. Но он всегда гуляет сам по себе. Еще кот любит игры с кицуне, но в последнее время у них что-то не ладится.
Но Забимару идет дальше. Вслушиваясь в разговоры шинигами, в каждую сплетню, из которой можно понять гораздо больше, чем кажется… Он идет туда, где ждет его юноша с иссиня-черными глазами. И находит его на деревянных ступенях на закате.
Приходи и ложится рядом, на нагретом за день, деревянном помосте.
– Что говорят сегодня? – спрашивает вечный юноша.
– Как всегда. – Отвечает нуэ. Оба знают, что люди слишком ограниченны, чтобы понимать…
– Они по-прежнему называют это любовью?
– Да. Не чувствуя собственную боль и отрицая чужую зависимость.
– Когда же они перестанут?..
– Никогда… И ты это знаешь… – И они оба это знают.
Юноша вздыхает и молчит, нервно теребя рукава косоде. Забимару удивляется, как он привязался к нему, а ведь по началу – не переносил.
– Жаль.
– Жаль…
Они оба не жалеют: слишком красивы закаты здесь, в царстве белого камня, удерживающего их, слишком уютны вечера, что проводят они вместе.
Какая разница, что говорят о хозяевах, когда им уютно находится рядом? Если на земле про них слагают легенды, то почему на небе должны молчать про носителей?
– Красиво.
– Красиво… – Соглашается Забимару, лежа с закрытыми глазами на теплом деревянном помосте, рядом с тем, с кем его ничего не связывает кроме слухов и людской молвы.

---

1250 с.

Вот так Миродержец с судьбою большою
Лечил свою душу чужою душою,
И крепла опять сердцевина больная –
Не зная, не зная, не зная, не зная…
© «Ересь Свастики», О. Ладыженский.

Длинная тень загородила бледный свет.
Шинигами? Да, привык уже к этому слову. Конечно, столько лет в не родной среде – как-то и не к такому можно привыкнуть. Другой вопрос, почему он не таится и не нападает… Он мне – не враг? Интересно. Увеличить силу? Волнительно. Поставить на место шинигами? Ха, а кто же среди здешних жителей не хочет! Айзен-сама, значит, Владыка, Новый Бог Нового мира... Не уверен, что мне это интересно. Почему? Нет, я не расскажу тебе об этом. Я не скажу, что я гораздо старше тебя, я не скажу, что я отличаюсь от обитателей твоего «старого мира». Я вынужден буду отказаться… нет, постой! Что за тень за правым твоим плечом? Вот оно что…
– Дай мне немного времени на раздумья, пожалуйста. Когда вернешься – я дам свой ответ. – А улыбка у него неприятная: добрая, словно медом намазана… родная почти – разве что язвительности не хватает.
– Здравствуй, Мудрый! Вижу, ты нашел то, что искал. – Оскалится на него что ли?
– Здравствуй. Ты хотел со мной говорить?
– Хотел удостовериться, что все так, как ты обещал. – Все ясно, значит, нашел благодатную почву…
– Да. Что скажешь теперь, присоединишься ли?
– Мудрый, я знаю, что все изменилось. Но подсознательно, я не смогу вычеркнуть тот факт, что моим предназначением было убить твоего хозяина. Тебя это не смущает?
– Нет. Я рад, что ты все еще помнишь об этом… И у меня теперь новое имя – советую и тебе не произносить больше своего прежнего и не показывать, что ты видишь меня.
– Да, тебе бы стоило зваться не Мудрым, а Хитрым…

***
Огромный волк, чья шерсть отливала серебром в свете нарастающего молодого месяца, лежал под деревом. Мохнатая голова его покоилась на огромных мощных передних лапах, задние были подтянуты под себя, хвост – прижат к левому боку. Глаза закрыты. И только навостренные уши выдавали легкую заинтересованность в окружающем мире, но даже они почти не двигались, а словно вибрировали – так, как если бы он пытался отогнать докучливую муху, но у него не было на это то ли сил, то ли особого желания.
Дерево, под которым он лежал – высокое, с непомерным обхватом ствола, с раскидистыми ветвями, такими, что сразу был виден возраст этого могучего исполина. Единственное, что смущало, так это отсутствие листвы, кроме пары уже сухих листков, где-то на самой вершине бывшей кроны.
Огромный, уже седой волк спал под могучим, но уже мертвым деревом в царстве пустоты – в радиусе нескольких километров вокруг протянулась бескрайняя голая пустыня. И было совершенно непонятно: снег ли лежит вокруг, серебрясь в свете бледного светила, или это сверкают песчинки, что остались на месте гор, которые, возможно, здесь когда-то были.
В любом случае, волк не думал о красоте того места, частью которого он сейчас был. Он просто спал чутким, но спокойным сном существа, много повидавшего на своем веку. Он был сыт и расслаблен. Пока – сыт… Где-то высоко над его головой что-то зашуршало и если бы не опыт, он мог бы решить, что это лишь сухие листья трутся друг о друга, стеная о приближающемся конце своего жизненного пути. Но животный инстинкт подсказывал: нет, не их стенания слышит прирожденный одиночка и убийца.
Волк повел ушами, но в остальном, не сменив позы, остался лежать, ожидая появления неизвестного гостя. Страха не было – на километры вокруг не осталось равного ему по силе. Кроме того, он никогда бы не смог спутать звук этих крыльев со звуком любых других. А от обладателя этих ждать неприятностей уж точно не приходилось.
«По крайней мере, здесь и сейчас» – успел подумать волк, прежде чем ворон, черный как сама пустота, опустился на одну из нижних веток, встряхнулся и сложил крылья, деловито глядя сверху вниз.
– Все-таки, ты жив! – констатировала птица, наклонив голову и разглядывая спящего. – Вот уж не думал…
Похоже, ворон ожидал ответа, но седой убийца продолжал хранить молчание.
– Хорошо! – Наконец невпопад заговорил гость, словно подводя итог невысказанной мысли. – Но ты мог бы поприветствовать меня. Я понимаю, что косвенно мы – по разные стороны. Но это – было до того… – ворон, казалось, запнулся, не находя слов, способных передать суть того, что случилось. – …до того, как нас изгнали! – слова дались ему нелегко, но видимо, плотина, удерживающая все накопившиеся за прошедшее время эмоции, была разрушена, и он продолжал.
– Ну, скажи, неужели ты не рад видеть своего собрата? – Волк приоткрыл глаза и из-под прищуренных век посмотрел на ворона. Тот счел это за одобрение и, нервно расправив, а потом сложив обратно крылья, продолжил: – Я слышал, как они убили хозяина. И... я потерял брата. – Это было странно, но ворон словно пытался разжалобить собеседника – видимо, тут-то он и совершил ошибку.
Волк спокойно поднялся и уселся за задние лапы.
– Ты – слышал, а я – видел … – произнес он, и в его рыке прорывались нотки угрозы, ненависти и призрения. Только теперь ворон увидел – в груди ночного охотника зияла дыра.
– Пока ты – слушал, я смотрел, как того, кто породил меня, терзали те, кто раньше поклонялись. А потом, когда они закончили с ним, то перешли на меня: с меня рвали цепи… – Ворон застыл каменным изваянием в ветвях, внимая каждому вкрадчивому рычащему слову. – Ты понимаешь, те, знавшие, к чему это приведет, рвали железо, сковывающее меня, словно трухлявые полотна, утверждая, что ничего не случится. А еще, они говорили, что конца света не будет… – Волк не смотрел на того, кому вел повествование, но ворон видел, как седая шерсть встает дыбом на спине, видел, как обнажаются острые клыки.
Волк на какое-то время остановился, переводя дыхание, после чего, уже более спокойным голосом продолжил.
– О, Мудрый, знаешь ли ты, что я чувствовал, когда с меня срывали оковы, для которых я был рожден? Представляешь ли, чем оказалась та свобода, которую мне обещал мой родитель? Я носился по миру, не в силах выполнить то, что было мне начертано судьбой. Преследователи гнали меня, словно свора собак Дикой Охоты… в которой я, конечно, не участвовал, но, слыша стук копыт по морозному небосводу, всегда представлял. Я никогда не думал, Мудрый, что в Дикой Охоте будут принимать участи другие боги, а я – окажусь добычей. – Тот, кому было предначертано пожрать солнце, смотрел с грустью на совсем другое светило и думал о том, имеет ли смысл, уподобившись своим серым земным собратьям повыть немного на тонкий серп над головой.
– И только через некоторое время, мечась от одних к другим, я нашел это место, где смог доказать свое превосходство когтями и клыками, умом и сноровкой. И вечный голод… Это больно, вестник, веришь? Для того чтобы заглушить эту боль мне постоянно приходилось пожирать сильнейших. – В его глазах загорелся охотничий азарт. – Сейчас я сыт на твое счастье, но учти, ты для меня – желанная добыча. Поэтому, не искушай судьбу и не гневи меня, Хугин…
-Хорошо, Фенрир, я понял тебя, – бывший вестник Одина смотрел, как противник его повелителя опять ложится, умостив голову на массивные передние лапы. – Только вот что, у меня есть идея. Поэтому, скажи: если я пойду за новыми богами, ты пойдешь со мной? Скажи, готов ли ты будешь вершить новый Рагнарек?
– Возможно, – уклончиво ответил тот. – Но когда найдешь тех, кого ищешь, не забудь заглянуть сюда. Я умею ждать – и я буду.
Ворон не ответил, лишь махнув крылом в ответ, сорвался с ветки и удалился.
Фенрир еще некоторой время пролежал, раздумывая над этой встречей. Потом поднялся, еще раз взглянул на месяц и протяжно завыл.

...После прихода христианской религии в скандинавские страны прошло около двух сотен лет .
Ровно столько же времени прошло, прежде чем Хугин вернулся с новым именем – Кьёка Согецу, а самого Фенрира нарек Старком, Примеро Эспада.

@темы: bleach

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Название: 7 Days
Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Бета: —
Действующие лица: Ирч, он(а) - же И.И. по паспорту - и некая часть солянки из её головы, включающая в себя трёх субличностей.
Миры: Katekyo Hitman Reborn!, Full Metal Panic!, Gintama, Bleach, Natsume Yuujinchou, Ghost in the Shell, Umineko no Naku Koro ni, Hakuouki; а так же миры Олди и Алисы Селезневой
Рейтинг: в мозг
Жанр: —
Дисклеймер: ничего моего
Саммари: Об одной неделе из жизни... Нас.
Предупреждение: Автор ругает персонажей неприличными словами, да. Автор шизофренией не страдает, он ей наслаждается.

Читать

Вторник. 7.42. «Казармы»**
- Рота, подъём! – глотка у капитана луженая, конечно. Особенно, если ситуация того требует.
Вскакиваю на кровати, сонно тру глаза, ищу мобильник – нахожу где-то под собой. Смотрю на время, пытаясь сообразить, что бы это значило. Понимаю, что…
- Да, ты опять проспала. В худшем случае тебе надо ехать на работу через восемь минут и пять… четыре… три…
Кубарем сваливаюсь с кровати, мимоходом благодарю Лал и возношу хвалу её строгому, но справедливому режиму. Радостно получаю по шее за болтовню в экстренной ситуации. Хватая одежду, несусь в ванную. О завтраке можно забыть – теперь только в перерыве на работе.
Без пяти восемь всё-таки выбегаю из дома, Лал хмурится и подгоняет.
- Ты же знаешь, это моя предельная скорость. Я не бегаю! – уныло оправдываюсь я. Мне стыдно. – Ну, подумаешь, опоздаю на пять минуточек…
- Размазня ты редкостная! Несобранная, легкомысленная…
- А за пять минут опоздания тебя и премии лишить могут…- раздается рядом.
- Пошел вон, Вайпер! – в этом мы с капитаном солидарны.
- Не трави душу, Лалочка! – вздыхаю на ходу. – Мне до тебя – как до Парижа. Вот, лучше песенку послушай.
Отдаю ей один наушник, и дальше до метро идем молча, слушая
У перехода она останавливается, краснея.
- Это ты мне как бы намекаешь?
- А? О чём?.. Ой, прости! Я же просто… ну, песня же!
- Свинья ты неблагодарная, И.И.**, - ворчит Лал. – Ладно, дальше беги одна, а я позже загляну ещё.
Машу рукой и спускаюсь в метро. Там хорошо – поспать можно. Обычно.
Главное, Пустотников не встретить – опять байки про гильотинные двери, обваливающиеся лестницы и вагоны-симбиоты будут рассказывать.

Тот же день. 23.35. Пруд у метро Ш.Э.
Иду домой. Лал так и не появилась – стесняется она что ли?
То ли жалеть, то ли радоваться… На работе подремать удалось, потом по делам бегала – не до неё было. И вообще, весь день не до зоопарка.
Курю, наслаждаясь хорошей погодой. Только вот с ветром что-то не то…
- Ну, сколько можно? Выбрось ты эту дрянь! Никак вас не отучу от дурной привычки…
Вздрагиваю от неожиданности, слыша приятный мужской голос прямо за плечом у самого уха.
- Ой! Ты чего меня так пугаешь?
- Йокай потому что, - резонно замечает Мисузу.
Выкидываю недокуренную сигарету – может он и йокай, а всё же тоже лошадь. Треплю седую челку.
- Как дела-то хоть? – спрашиваю.
- А то ты не знаешь? – ворчливо отвечает Мисузу. – Ты не напишешь – никто не напишет… Твой ОТП, между прочим!
- Ну, я почитать про вас хочу! – тяну я.
- Ладно, может, созреешь ещё… - кивает он с надеждой.
Вздыхает. Лоша-адка!
- Созрею… - вскидываю голову. – Слушай, подкинь до дома, а? Лень идти как-то…
Получаю укоризненный взгляд в свой адрес.
- Ты только это… чётками не греми – лихо мне от них, – угрюмо фыркает йокай.
Эх, что может быть лучше, чем домой, да с ветерком!

---

Среда. 13.00. Телецентр «Останкино»
…Ненавижу работу в это время – «мертвый сезон» какой-то. Так правильно, нормальные люди все на обеде!
- Сиди и работай, - Господин Старший Секретарь являет собой само совершенство и благородство в одном флаконе: ноги на столе, в руках – бумага, которую он старательно читает уже минут двадцать кряду. Беру пример с него – он бюрократ опытный.
Чаёк, шоколадочка, документики, мониторчики – телевизоры и компьютер.
- Что новенького? – Герман, как всегда, внезапен.
Красивый он – по-особому. Загорелый, длинноногий. Только глаза грустные, даже когда смеется. Смеется он почти всегда, если есть шанс, что кто-то увидит. Дурила, можно подумать, не заметно, что у него не всё гладко… Не знаю, кто он такой, но, думаю, – бог; из тех, чей пантеон уже подзабыли как религию, но ещё помнят как сказку. И молодым он только выглядит. Герман вообще загадочен, умен и хитер. Только побаиваюсь я его. Он у меня вроде как Музом подрабатывает помимо прочего.
С опаской киваю, и тебе, мол, не хворать…
- Курить пойдем?
- Сейчас, через пятнадцать минут перерыв – тогда и пойдем.
- М… Почитать есть чего нового? – он заглядывает мне под локоть.
Подаю очередной мелкий набросок.
- М… Чего-то не хватает. Добавь-ка ты…
Делаю, как указали. Перечитываю.
- Ну вот, опять юмор вышел… Герман!
- Так же лучше! – недоМуз хохочет. – Пятнадцать минут прошли. Сигаретки-сигаретки!
Вздыхаю: вечно после его правок жанр кардинально меняется.

Тот же день. 23.45. «Казармы».
- Что там? Что? – Скалл.
Паршивец. Опять бесцеремонно влез ко мне на кровать во всей своей рокерской экипировке и сует нос в мой ноутбук.
- Подожди ты!..
- Да жду! Уже месяц жду, когда ты напишешь про…
- А ну, цыть! Напишу, - благосклонно кладу голову ему на плечо; а что, прекрасный способ его заткнуть на время – он всегда этого смущается… бедняга, не везло ему с женщинами-то.
- Слушай, И.И., - мужественно берет он себя в руки. – Ты что там насчет проколов решила?
- Угу. Надо ещё левое ухо доколоть. Дырки на две пока.
- Тю! Не серьёзно же! Давай лучше губу – как у меня, с цепочкой, а? – каскадер опять начинает ерзать по кровати – вот же неугомонный.
- Лицо не колю. Говорила же, - ворчу я.
- Ой, да ладно тебе!
- Нет!
- Да-вай! Гу-бу! Гу-бу! – скандирует, прыгая по кровати… идиотище же.
- Поди вон! – приподнимаясь, спихиваю его в сторону двери; он влетает в стену между дверью и шкафом, быстро отскакивает от неё, потирая ушибленное плечо, ныряет за дверь и тут же высовывает нос в щёлочку.
- И всё же, мы с Бонтеном считаем…
- Во-он! Оба! – кидаю в дверь подушку – хорошо, что у меня их две.
Скалл удаляется по коридору, напевая Романтик хренов!
- …Вааа! – тут же раздается женский голос со стороны тахты.
Подпрыгиваю от неожиданности.
- Сержант Мао! …Адь! Перестаньте лапать капитана Мирч за грудь! Тебе что, Тестароссы не хватает? У Лал всё равно… эм… меньше…
Вообще, забавные у них отношения: Лал вроде бы и дуется, и протестует, но как-то меньше ожидаемого.
- Да брось, И.И.! Жалко, что ли? – Мелисса смеется, демонстрируя голливудскую улыбку, но руки не убирает.
- Ну… - задумчиво тяну я. - Жалко! Я, может, ревную! И вообще, иди, дрессируй Вебера!
Обе женщины становятся серьёзны.
- К вопросу о, - начинает Лал.
- Скажи нам, милый автор, - поддерживает её тут же старший сержант, - ты вообще собираешься?..
- Собираюсь! – отрезаю я. – Как соберусь – напишу! Ещё вопросы?
Только открыв рот, они вытягиваются по стойке «Смирно!».
В дверях стоит майор. Кусанаги.
У меня ком в горле встает. Лал с Мелиссой под шумок выскальзывают из комнаты.
- Вечера. Время найдется?
Заставляю себя кивнуть.
Мотока достает с полки диск.
- Посмотрим?
Киваю опять – на этот раз легко и с умилением. Лучшая колыбельная ever.
Майор – божественная женщина! – никогда не просит лишнего. А уж час времени на пересмотр Ghost in the Shell я всегда найду.

---

Четверг. 21.25. Телецентр «Останкино».
…Кто б знал, как ты меня достал, идиотище лохматое, пушистик бесполезный, больной милитаризмом, кхэ… Весь день вокруг меня крутишься – с самого утра. Шило у тебя в одном месте, что ли? Надо бы уточнить у…
- А вот ты обещала!..
- Напишу.
- И вот ещё…
- И это напишу.
- И это… ну, ты понимаешь, о чем я? – многозначительный игривый взгляд.
- Рейтинг не пишу!
- Не ври! Пишешь! Уже писала! Да не ломайся ты так, самой же…
- Колонелло, умри!
- Не актуально.
- Тц!
- Ты куда?
- Курить!!! Перерыв у меня…
- Курить вредно. О, а наборы на фесты посмотрим?
- Посмотрим. Если связь опять не глушат…
Выходим в курилку. Итальянец почти утыкается носом в экран телефона.
- Ну вот, опять ничего интересного… - разочаровано выдыхает он.
- Интересного? Ты предпочитаешь беременную Лал? Так я ей передам… - столько сарказма может быть только у Реборна.
- Чур тебя! напугал! – Колонелло театрально всплескивает руками, чудом не сбив шляпу с киллера и не заехав ему промеж глаз. – Оставляю эту привилегию Бьянки.
- Да пошли вы!.. – закрываю телефон, выкидываю окурок.
Дура, перекусить ничего не взяла. На первый этаж спуститься?
- Денег НЕ ДАМ, - в один голос заявляют Вайпер и Господин Старший Секретарь.
- Козлы… - угрюмо подвожу итог я и иду работать.

Тот же день. 23.20. Корпоративный «Форд».
Джуза молчит.
Заичка! Пусечка! Ну, не молчи ты так! Знаю, что обещала «десятку» написать… Но, понимаешь, настроение не то… Всё не то!
- А ты видел, какие шикарные обвесы на том…
- Да что твои обвесы! Там броня танковая, отвечу!
- Я б на таком и на военные действия…
- …и с девчонками кататься!
Салон сотрясается от смеха.
Джуза продолжает молчать, но, судя по ухмылке, солидарен с ораторами на счет черного тонированного Renge Rover’а по соседству. Нет, когда они по одному – это ещё ничего, а вот когда все вместе… Едем дальше. Сидим вчетвером, пускаем слюни – по ночной Москве порой такие штуки ездят!
В толпе байкеров замечаю знакомую черно-фиолетовую фигуру. Скалл нагоняет за пару секунд; мажорно фарсит, ставя машину на заднее колесо в приветствии.
- Слушай! – кричит он в опущенное окно. – Я тут подумал, а давай мы тебе мужика-байкера найдем? У нас мужики хорошие, не обидят!
- Ска-алл! Ты умеешь ду-умать? – Колонелло с винтовкой наперевес высовывается в окно. В салоне его страхует Курц, придерживая за ремень штанов… главное, ему теперь женщин не показывать – отпустит ремень, глазом не моргнет!
- С… Семпай?! – каскадер испуганно давит на газ и скрывается за ближайшим поворотом.
На мой возмущенный взгляд, Колонелло только плечами пожимает:
- А чего он тебе глупости предлагает?
Курц показывает оттопыренный большой палец. Предатель! Ух, соберусь да напишу я тебе!
Вместо возражений устало соглашаюсь, - и, правда, чего это он?

Чуть позже. В «казармах».
…И тут сюрприз! Драсьте, нарисовались.
- Вы-то чего хотите?
- Как ты знаешь, сегодня был приём… - улыбается Камуи. Абуто у него за спиной стыдливо прячется за зонтиком… Моим, между прочим! Сломает – удавлю! Интересненько, что там про них такого заказали?
- Уймись! – отмахиваюсь я. – Всё равно на круг не возьмут!
- Кто-то, кажется, забывается… - это Граф. Ох.
Обветренная кожа, чуть картавый выговор, живые глаза. Не красавец, в отличие от Германа, но харизматичен до крайности. Лет пятнадцать назад был французом, а сейчас даже имя настоящее не называет. Отговаривается какой-то амнезией, но уж больно она выборочна.
Он вообще Ято покровительствует.
- Что, дорогая, забыла, кто тебя прошлой осенью в чувства приводил?
Отвожу глаза. Думаю. Киваю. Должница, есть такое дело. Смотрю на пиратов – они хотя бы просто убийцы, в отличие от этого.
- Я вам нормальный мини напишу. С юмором. И с флаффом, - думаю. – Два… Два мини! Честно.
Камуи удовлетворенно жмурится:
- Это те, которые ты с Нового Года никак не напишешь?
Мнусь. Устала, как собака, а тут ещё эти… трикстеры, мать их!
- Ты их не слушай, - от стены отделяется смутно знакомый силуэт.
- Бансайчик! – падаю музыканту на шею. – Ты же меня понимаешь, правда?
- Понимаю, - соглашается Бансай. – Хватит глупости писать…
Энергично киваю, продолжая обнимать его за шею.
- Понимаю, - продолжает он. – Вот и спрашиваю: ты когда уже рисовать меня будешь???
- Ыыыы! – падаю на кровать: а вот это уже удар под дых, господин музыкант! Нехорошо!
- Предлагаю всем чаю.
- О, хорошая – хорошая! – мысль, Кира-кун! Как думаешь, какой сегодня будет кстати?
- Думаю, сегодня не помешает пуэр, Роуджиро-сан. Ночь обещает быть долгой – стоит приободриться.
Изуру… Умный мальчик. И ты Роуз… умный… мальчик…
Всё!!! Терпение моё лопнуло!
- Вон отсюда все! – поднимаюсь с кровати, гневно указываю на дверь. – Приемный день – пятница. Вот в пятницу и приходите!
- Вы ошибаетесь, - беспристрастный Господин Старший Секретарь стоит в дверях, а за его спиной, беззлобно хихикая, маячит Герман. – Уже двадцать минут как пятница – у них есть основание просить и даже требовать.
Тихо скулю, закрывая голову подушкой.
- Су-у-уки!..

---

Пятница. 23.45. «Казармы»
- Ну, товарищи террористы? – не торопясь, величественно обвожу взглядом комнату.
Хиноэ с Рюукеном курят у окна. Зачем пришли – не знаю. Про Квинси я вообще не пишу, а с Мисузу только на недели виделись. Странно. Сейчас ещё и комнату всю насквозь прокурят – а мне потом глазки отцу строить, что ему это кажется.
Веду взгляд дальше. Бансай. Ято… Абуто прикрывает спиной Камуи, шепчущегося о чем-то с Графом. Ох, не нравится мне это… Это… Это что за номер?!
- Мукуро! Такасуги! Вышли вон сейчас же! Да хоть в окно! Нет, я вас не звала. А вы и без меня знаете, как я отношусь к…
- А мы за компанию, ку-фу-фу! – хихикает Мукуро.
Закрываю глаза, считаю до десяти: хрен я их теперь отсюда выпровожу. Трикстеры, мать их…
Вздрагиваю, оглядываю комнату… Фух, Ичимару в загуле – и то радость. А Кира с Роузом на месте – вон в стороночке что-то тихо обсуждают. Смотрю на них с нежностью: мальчики мои, совсем о вас подзабыла… надо, надо за вас взяться!
Так, кто ещё?
Всё что ли?
Ну вот, опять половина на планерку не пришла – теперь всю следующую неделю доставать будут. Реборновцы – особенно… Выходит, Мукуро самый дисциплинированный у них? Эх, вообще, какой спрос с Аркобаллено?
Герман не пришел… Плохо. Толку от него вроде бы и не много, а всё поддержка.
- Итак, господа, на повестке дня… эм, то есть, ночи! у нас…

---

Суббота. Вечер. Улица П.
Плетусь домой. Дела, встречи, друзья…
У дома встречаю Курца и Колонелло. Глядя на меня, оба чешут свои светлые бестолковые головы и под белы рученьки ведут в магазин. Знаю я, зачем…
- Возьми две бутылки!
- Лучше – три! Вернее будет…
- Вы из меня алкоголика сделать хотите?
- Да какое там, ты ж не пьёшь почти!
- Раз в месяц не считается!
- Пидоры…
- Эээээй!..
Беру бутылку пива. Одну. Чтоб заткнулись.
Всю ночь пьём, в том числе, - спирт на травках из отцовской заначки. Смотрим «Хитча» и «День Независимости» - с цитатами на память.
Последнее, что помню - - Курц на гитаре играет, а мы с Колонелло подпеваем...
Говорю ж, пидоры…

---

Воскресенье. 10.20. «Казармы»
Просыпаюсь оттого, что на меня кто-то смотрит.
- Чего тебе? – открываю один глаз.
- Напиши про меня, - лыбится, вражья морда.
- По Писмейкеру не пишу, - бурчу я, кутаясь в одеяло и отворачиваясь к стене.
- А я из Хокуоков! – не отстает Харада.
- Нет.
- А если Нагакуру позвать?
- Не-ет…
- А ещё Тодо можно?
- Нет!
- Ну… от Ямазаки ты же не сможешь отказаться?
- Ммм… Слушай, ты… хитрый пидор… Дверь – там. Уйди. Голова болит!
…Разбудил, скотина.

Чуть позже.
… Что у нас тут? Сок, яишенка с помидорками, гренки, чай… Живем!
Кошусь за спину: Княгинюшка опять молчит. Многозначительно так. Сразу за всех: за Даймона с Марцеллом, за себя с Циклопом, за Карнавала веселого… скоро за всю команду Алюмена молчать будет, только я об этом пока не знаю – не вчиталась…
Неловкую тишину нарушает звонок в дверь – бегу открывать.
На пороге стоит красивый молодой человек – слегка за двадцать, высокий, спортивного телосложения. Улыбчивый. Только одет странно.
- Вы к кому? – удивляюсь я.
- Что, не признала? – смеется он в ответ.
Ахаю: Гераскин, собственной персоной - «я тебя победю» и прочие радости.
- Пашка! Ты что у меня забыл?
- Ну, понимаешь… Я тут с Алиской…
- Яду мне! Яду! – хватаясь за голову, бреду обратно на кухню.
Лучше бы Гай-до прилетел – у Майора б Тачикому выписали и… Ой! О чем я думаю, ыыы?
Ладно, переживем, подумаем, переварим. Эх, Пашка, Пашка!..
За спиной Гераскин довольно насвистывает . Как-то песня не по его времени...

Поздним вечером.
Волосы Роуза – это дзен. Я смутно понимаю людей, которые кидают заявки про его волосы на Bleach String. Хотя ключи каждый раз унылы, как моя жизнь…
Стоим втроём на балконе, смотрим на закат. Пьем заваренный Кирой чай. Роуз про Руконгай рассказывает. Это он специально, чтоб я за писанину бралась.
Слушать его – интересно, а вот воспроизводить это всё… кх, опять придет Герман и всё опошлит. И это в лучшем случае! Может и Граф прийти… О том, что бывает, когда приходит Граф, я лучше умолчу.
С шинигами спокойно, что странно. Привычно. Особенно с Кирой – он очень… свой. Тоже не хороший и не плохой – просто такой, какой есть. С ними молчать хорошо.
Оба попеременно вздыхают: а какой толк мне на мозги капать, когда не пишется? Они ж понимают всё – в отличии от некоторых… Какое счастье, что хоть у кого-то веника электрического в одно место не вставлено. Ну, ладно, есть ещё Господин Старший Секретарь – он тоже всегда спокоен и ничего не требует. Кстати, может попросить его, чтоб за Бличовские тексты со мной поработал? Нет, откажется. Не интересно это ему, а жаль, он бы здорово помог. Хотя будем честны: эти просто тут уже давно, да и характером поспокойнее, нежели Ято или Аркобаллено. А те, что из малых – вообще приходящие… Стоп, правда… Зазичка давно не появляется. И Док с Ллойдом. Ничего, вернутся скоро, думаю – погода не их, жарко больно…
Мурлыкая , ухожу с балкона - спать. Завтра на работу.

---

Понедельник. 8.20. Всё ещё «Казармы».
Вскакиваю на кровати… Па-ни-ка! Проспала!
Чья-то рука - весьма мужественного вида, кстати! - обхватывает за талию и притягивает к себе, обратно под одеяло. В ужасе оглядываюсь: странно, точно помню, что засыпала одна!
Через плечо разглядеть удается только волосы – длинные, каштановые и вьющиеся. А что тут у нас?.. Оооо… Аааа!
- Ста-аррк! Что ты забыл в моей кровати?
- Я тут сплю, - заявляет арранкар, сгребает меня в охапку и утыкается как в подушку.
- Стоп! Нет! Что ты вообще тут делаешь? Я не обещала про тебя писать!
- …М? – тот задумчиво приоткрывает один глаз. – Точно?
- Да!
- Хм… А вообще писала? – подумав, уточняет он.
- Да. Один раз.
- А я тебе нравлюсь?
Тут я смущаюсь: вот что за глупые вопросы? Вообще, почему я просыпаюсь в кровати с таким мужиком, а у нас с ним ничего не было? Ни-че-го!
- Значит, - не дожидаясь ответа, Старрк опять утыкается носом мне в спину. – Я просто решил здесь остаться с прошлого раза! Всё, спи.
- Не могу… я же на работу опаздываю!
- Ничего ты не опаздываешь! У тебя сегодня вторая смена – к четырем. Забыла?
- О. – перестаю слабо рыпаться и успокаиваюсь. – Точно?
- Да, - арранкар с головой закапывает нас обоих под одеяло. – Сказал же, спи! Будильник на 10.20 я поставил.
- Хо-ро-шо, - уже сонно соглашаюсь я, устраиваясь поудобнее. – К четырём точно не просплю…

@темы: Я-с, х-over