Umineko, Амакуса Джуза. 3 уровень.

далее

	Когда-то	Всего лишь	Нигде
Зануда				Угадай?
Ложь				Это всё что есть
Танец		Прихоть		Я невовремя?
Сказка	Снежная Королева	Рапунцель	Крёстная Фея	Только ты
Неудобство				Мне трудно
Исполнение				Это моё
Кровь				Это не твоя вина
Жалость				У нас проблемы
Калейдоскоп				Мне так жаль
Заведомо				Невероятно!
	Светлый	Линия	Влажность

---

Bleach, Оторибаши Роуджиро. 30.

далее

Категория III. Природа и путешествия
Список 1. Путешествия

01.	Рим	02.	Париж
03.	Лос-Анджелес	04.	Барселона
05.	Лондон	06.	Нью-Йорк
07.	Прага	08.	Сидней
09.	Гонконг	10.	Каир

Категория IV. Органы чувств
Список 3. Жидкости

01.	Кровь	02.	Краска
03.	Слёзы	04.	Сок, живица
05.	Чай	06.	Кислота
07.	Алкоголь	08.	Масло
09.	Магма	10.	Рассол

Категория V. Мета-темы
Список 3. Цитаты

01.	Всегда прощайте своих врагов - ничто не раздражает их сильнее. О. Уайлд	02.	Выдумка обязана быть прадоподобной. Жизнь - нет. М. Твен
03.	Не уступай словам делами. У. Шекспир	04.	Воображение важнее знания. А. Эйнштейн
05.	Мы - это наши привычки. Аристотель	06.	Как ни хороша стратегия, иногда надо смотреть и на результаты. У. Черчилль
07.	Красота есть во всём, но не всякий её видит. Конфуций	08.	Сражаясь с чудовищами, берегись, как бы не стать одним из них. Ф. Ницше
09.	Когда закончится канат, завяжи его в узел и держись. Ф. Рузвельт	10.	Если не можете избавиться от фамильных скелетов, заставьте их танцевать. Дж. Б. Шоу

***

Алкоголь	Краска	Кровь
Масло	Когда закончится канат, завяжи его в узел и держись. Ф. Рузвельт	Сок
Ваша тема	Ваша тема	Ваша тема
Ваша тема	Ваша тема	Ваша тема
Ваша тема	Ваша тема	Ваша тема
Ваша тема	Ваша тема	Ваша тема
Ваша тема	Ваша тема	Ваша тема
Ваша тема	Ваша тема	Ваша тема
Ваша тема	Ваша тема	Ваша тема
Ваша тема	Ваша тема	Ваша тема

запись создана: 18.09.2010 в 22:27

@темы: table, umineko, bleach

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Бета: —
Персонажи: Колонелло/Лал, Реборн
Дисклеймер: моя только шизофрения
Жанр: drama
Рейтинг: PG

1045 c.

Ничто не бывает кончено.
Даже если совсем не вспоминаешь о человеке, он все равно живет в тебе.
© откуда-то.

Он окликает его в самый последней момент. Голос как всегда беззаботен, только что-то проскальзывает в интонациях – неудобство, растерянность, заискивание?
– Реборн...
Он из тех парней, которые всегда улыбаются – потому что так легче. Потому что не надо никому рассказывать о своих проблемах, о том, что гложет. Это вызывает уважение. И жалость. Наверное, они оба из таких. Разница только в качестве улыбок. У Реборна – холодная насмешка, у него...
– Я хотел спросить, эй!..
А ещё у него очень выразительные глаза – с такими не врут. Эти зеркала души сделаны из старого венецианского стекла, которое не блекнет с годами и в нём всегда отражается та точка горизонта, в которой сходятся море и небо.
Они никогда не ладили и вряд ли поладят. Будь они в иной ситуации, пожалуй, могли бы даже стать врагами. Хорошими, добрыми врагами, играющими по правилам. Только теперь они в одной команде, как не крути.
– Спрашивай.
– Я только хотел... Эй, ты давно её видел?
Реборн внимательно всматривается в его лицо. Абсурд. Словно не знает, что там увидит. Но это как дегустация дорогого вина. Аромат – лёгкий интерес пополам с беспокойствием, с пряной ноткой грусти за несбывшееся и несказанное. А сказать он мог бы многое, пряча за шутливыми пассажами что-то очень лично, интимное и болезненное. По цвету – как родниковая вода – светлая звенящая тоска. Вкус – терпкий, выдержанный. Послевкусие... неожиданно приятное, щемящее, но теплое.
Это странно, думает Реборн, что после стольких лет, в его взгляде ничего не меняется, когда он вспоминает о ней.
– Нет, – отвечает односложно, потому что не уверен, что стоило бы говорить в подобной ситуации. В голове вертится мысль, что это всё слишком сентиментально и глупо, и раньше он не стал бы задумываться о чужих чувствах. Потому что всё меняется, и только они остаются при своём взбалмошном невыносимом характере и бутафорском возрасте.
– Где?
– Она сейчас у Савады в CEDEF. Кажется, характер у неё испортился и совсем стал ни к чёрту...
Колонелло улыбается.
– Эй... Это ведь хорошо, да?
Реборн пожимает плечами.
– Или совсем плохо?
– Вы так и не встретились ни разу?
– Да ей ведь не стоит, правда?.. А я... эй, зачем?
Реборн снова пожимает плечами.
– Извини, мой корабль отходит. Недосуг ностальгии придаваться... Вонгола ждет.
– Ну да.
Чувствуя затылком, как Колонелло ухмыляется вслед, Реборн думает, что иногда для любви достаточно просто знать, что всё в порядке.

***
Когда в следующий раз Реборн приезжает на остров, они долго сидят на любимом утесе Колонелло и пьют.
В прежней жизни такое было бы невозможно. Реборн всегда избегал общества, прячя легкую социофобию под маской самовлюбленного эгоизма. Сейчас, когда нет женщин, в чьих постелях можно прятаться от мира и самого себя, он постоянно испытывает чувство глухой безнадежности, разделить которую хоть с кем-то не представляется возможным.
Реборн сам не знает, как это выходит, но рядом с Колонелло ему действительно удобно и легко. Наверное, это из-за прямолинейности и открытости, которая так свойственна последнему. Возможно, они просто похожи и никогда не смогут уступить друг другу. И ещё потому, что могли бы стать хорошими врагами – такие не бьют в спину, умеют проигрывать и способны объединяться при необходимости.
– Эй! Это хорошее место! – говорит Колонелло после первой бутылки пива, и в его глазах отражается туманная дымка на горизонте.
– Эй, даже в такой жизни есть смысл, – вздыхает он после второй, и тогда в его глазах полыхает всеми оттенками красного тропический закат.
– Да уж, полное дерьмо, – соглашается Реборн после третьей бутылки, и сдвигает шляпу на глаза.
Ночь, широко улыбаясь южными звездами и щербатым месяцем, набрасывает свою шаль им на плечи, укутывает, поёт колыбельные.
Они пьют до рассвета, сбиваясь со счета.
Прежде чем уснуть, Реборн пихает сонного Колонелло в бок:
– Ни о чем спросить не хочешь?
– Хочу. Но, эй! У нас слишком душевные посиделки... Не думаю, что тебе понравятся мои вопросы.
– Я итак знаю, что ты будешь спрашивать.
Реборн откидывает голову назад, полностью закрывает лицо шляпой и складывает руки на животе. Голос звучит глухо.
– Знаешь, она такая дура... – тянет он. – Я хотел бы не знать, не видеть и не чувствовать этого.
Колонелло не принимает вызов, молча ждет продолжения, вслушивается в затягивающуюся паузу.
Реборн вспоминает: потертый плащ и вызывающий костюм, шрам на щеке и очки, резкие движения и волевой голос. Её здорово было подначивать – она из тех женщин, которые легко ведутся на провокации. Кажется, тогда он немного перегнул палку – она сняла очки...
– Пустышка, – поясняет он наконец. – Она пользуется её силой. Смею предположить, намеренно... Какая дура!
– Эй... – окликает Колонелло. – Завидуешь, да?
– Тебе? – сухой смешок.
– Ей.
– Завидую.
Реборн засыпает с мыслью о том, что в самопожертвовании нет никакого толку, тем более, если оно обоюдное.

***
В третий раз он приезжает на остров в отвратительном настроении.
Взгляд у Реборна тяжелый и злой, так что окружающие шарахаются от него, как от прокаженного, но он этого специально не замечает.
Когда объявляется Колонелло, смотрит исподлобья на него и, против обыкновения, не принимает участие в словесной перепалке. Молчит и ждет. А потом срывается с места и бьёт – всерьёз.
Колонелло успевает увернуться только на инстинктах.
– Эй! – возмущается он.
– Как вы меня достали! – цедит Реборн. – Видеть вас больше не могу.
Колонелло смотрит удивленно.
– У вас глаза одинаковые, – говорит Реборн. – Смотрите на меня, а видите друг друга. Словно я почтовый голубь какой. Не могу больше... Словно вы единственные, кому тяжело. Словно только у вас забрали что-то ценное. А между тем, даже встретиться не хотите. Знаешь, что она сказала Иемицу, когда он хотел послать её сюда?
Он опускается на песок и отворачивается.
– Что?
– Она сказала, что лучше сдохнет, чем поедет. А потом посмотрела на меня. И я увидел: она на грани – готова сорваться в ту же минуту. Мешает только страх. Страх шепчет ей, что нет смысла ехать, потому что ты смирился. Вы с ней хорошо знаете друг друга... Так почему я вижу, что ты блефуешь, а она – нет?
Колонелло устало трет глаза.
– Эй, эгоисты, да? – спрашивает он и усмехается. – А я – самый большой из нас всех: сам всё решил, ни с кем не считаясь, а теперь иду на попятный.
– Ты не идёшь, – криво хмыкает Реборн. – Ты ползешь – еле-еле, по-пластунски...
– Как учили, эй! – в ответ дергает уголком рта Колонелло.
– Позвони ей, – просит Реборн. – Я устал от вас. Разбирайтесь сами. Это всё ваши проблемы. Не хочу больше ловить на себе пытливые взгляды. Мне нечего на них ответить, потому что я – плохой парень и не умею утешать. Мне самому нужно...
– Эй, нет... Я не могу забрать свои слова назад. Я ушел сам.
– Так вернись! Пока есть, к кому... – зло говорит Реборн, поднимается и уходит.
Колонелло устало смотрит вслед.
Реборн думает, что нельзя просить и обещать то, что не в силах выполнить.

@темы: reborn

---

Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Бета: —
Персонажи: Алиса, Пашка, Аркаша, Гай-до
Фандом: цикл книг "Приключения Алисы" К. Булычева
Рейтинг: G
Жанр: humor, romance
Дисклеймер: Игорь Всеволодович, спасибо Вам за моё счастливое детство, Ваш вечный фэн
Предупреждение: 6 лет после окончания героями 11-го класса; странная трактовка ключа
Примечание: я должен был на это когда-нибудь написать; ну, упс! (с)

Ключ – "Проиграть женщине".

1500 с.

Московский сентябрьский дождь, по-летнему беззаботно, шлепал по лужам дорожки, ведущей к маленькой станции юных биологов, утопающей в разноцветной листве. Были здесь и канадские красные клены, и зеленые подмосковные ёлочки, и инопланетные плотоядные кусты с бурыми колючками и переливающимися изумрудно-бирюзовыми листьями. Кусты посадили шесть лет назад первоклассники с немалой помощью выпускников – в знак преемственности поколений, – и потом хорошенько намучились, потому что растение оказалось на редкость своенравным, капризным и обидчивым. Впрочем, кто-то всё же нашел к ним подход, и кусты теперь благоденствовали, летом успевая сменить цвет листьев от темно-зеленого, почти черного, до совершенно фантастического оттенка морской волны, а зимой становясь нежно-розовыми. Старые обитатели с кустами не дружили, а некоторые прямоходящие, по праву старшинства, даже однажды влезли в драку. После этого инцидента драчунов долго лечили, кормили бананами и особо жирными мухами с руки и вели воспитательные беседы, но для уверенности обнесли вредное растение колючей проволокой.
В тот же день, когда утром первого сентября на дорожку станции запрыгнул московский дождь, вышеупомянутый прямоходящий, в котором без колебаний узнавался питекантроп Геракл, ждал гостя. Нет, молодые биологи, которых он смог убедить в своей исключительности, сегодня приходить были не должны, и ждал он кое-кого куда более значительного. Вместе с Гераклом гостя ждал его закадычный друг – однорогий жираф Злыдень.
В честь дождя питекантроп решил, что окончательно эволюционировал и раскопал свой любимый зонт-трость, подаренный ему ребятами давным давно. Злыдень же был меланхоличнее обычного, но в сухой загон уходить не спешил. Оба временами задумчиво поглядывали на окошко кухни, где двое уже прибывших гостей звенели чашками, заваривали свежий чай и резали торт.
Звякнул колокольчик калитки. Геракл вытянулся, как можно выше поднимаясь на цыпочках и ровняя спину, потом как-то совсем по детски подпрыгнул, выронил зонтик и припустил по дорожке. Злыдень встряхнул головой. Кусты настороженно притихли. И только дождь не обратил на гостя никакого внимания.
– Геракл! – девичий голос приглушенно разнесся над станцией. – Как я рада тебя видеть, старина!
Питекантроп в растерянности стоял перед девушкой, чей запах он бы не забыл никогда, и не знал, что сказать. А поскольку словарный запас у бедняги так и остался невелик, вымолвить он смог только то, что первое пришло в голову.
– Дай банан! – ляпнул озадаченный Геракл, протягивая вперед обе руки в приветствии.
Гостья залилась смехом, но всё же протянула свободную руку и покровительственно обняв старого приятеля, коснулась его щеки губами:
– Я тоже рада тебя видеть, Геракл! Эх, разбаловали тебя – смотри, какое брюхо наел!
Питекантроп тут же втянул живот и, вытянувшись в струнку, засверкал глазами.
Злыдень – точнее, его голова, – деликатно напоминая о себе неделикатным хриплым покашливанием и чиханьем, зависла над дорожкой.
– И тебе не болеть! – снова рассмеялась девушка, снимая длинный шарф из странного полупрозрачного материала и наматывая его на шею жирафу, – тот благодарно потерся о её ладонь бархатным носом и, подумав, направился за ней вслед в сторону станции, чтобы сунуть морду в кухонное окно в надежде на кусок торта.
Первым на пороге станции её встретил высокий широкоплечий и взлохмаченный блондин с веснушками, неподобающе рыжими в такое время года, и в кителе космофлота. Из-за его плеча высовывался жилистый и подтянутый кучерявый брюнет, поправляющий большие и ужасно старомодные очки в роговой оправе, которые служили незаменимой деталью имиджа, имея при том встроенную компьютерную базу данных и коммуникационный центр.
– Алиска! – гаркнул блондин и счастливо расхохотался.
– Привет, – сдержано улыбнулся брюнет. – А у нас чай готов. Мне с одной из планет Орионова пояса привезли на анализ и определения свойств в процессе фотосинтеза, проводимого... – он запнулся. – Короче, чай у нас с тортом. Тебя вот ждем.
– Мальчики! – Алиса Селезнёва, молодой доктор космозоологии и один из ведущих специалистов, сорвавшись с места, кинулась обнимать ребят. И только после того, как расцеловала обоих, отступила, критически оглядывая их с ног до головы.
Оба после столь бурного приветствия стояли как громом пораженные.
– Паша! – Алиса усмехнулась. – Откуда капитанский китель, авантюрист несчастный?
– Свой! – Гераскин тут же по старинке театрально обиделся. – Да я, чтоб ты знала...
– Знаю, знаю! Наслышана уже о твоих подвигах! – с губ не сходила улыбка. – Аркаша...
– Ой! – тут же прервал её Сапожков. – Да что ж мы под дождем-то? Алис, ты заходи! Павел, брысь! А то встал на проходе, дурная твоя башка...
Чай пили шумно и весело, предаваясь старым воспоминаниям и хвастаясь новыми подвигами. Геракл уплетал отведенные ему три куска торта, то и дело норовя накормить Алису – та каждый раз заливалась смехом под смущенное молчание бывших одноклассников. Злыдень не чавкал, а просто размазывал торт языком по тарелке, внимательно слушая разговор и делая вид, что понимает.
После того, как ребята выпустились из школы, заходили они редко, ненадолго и по одному, хотя в последний год Аркаша с Пашей зачастили, появляясь вдвоем и помогая нынешним хозяевам станции советами.
Алису же год никто в Москве не видел. Да что в Москве – она и в Солнечной системе-то не объявлялась: конференции, исследования... мало ли дел у доктора космозоологи? Отца, опять же, лишний раз по делам московского Космозоо подменит, где надо. Алиса – она везде успеет.
– Слушай, Алиска, – таинственно начал Пашка, когда они, не без помощи Геракла и Злыдня, прикончили торт. – У меня есть идея!
– Остерегайся, – заметил Аркаша. – Гераскин как был раздолбаем – так и остался. Точно тебе говорю: его идея – очередной абсурд.
– Да ну тебя, зануда! – тот отмахнулся. – Алиска, ты слушай! Я вот чего подумал: а возьми отпуск уже, да слетаем вдвоём на "пять-четыре"... Там, говорят, курорт сейчас. Красота! Но мы, конечно, как раньше... дикарями!
– В молодости на "пять-четыре" мы летали вчетвером, если забыл, – язвительно вставил Аркаша.
Гераскин бросил на него недовольный взгляд:
– Гай-до быстрее всего Ирия не отпустит – он же уже старик...
– Ну, я-то ещё не старик, – пожал плечами Аркадий. – Кстати, завтра собирался с Гай-до связываться – я ему передам твои слова, как учителю от ученика...
У Паши на лице явственной гримасой проступило одно слово – "предатель".
Сапожков с превосходством поправил очки и продолжил, обращаясь к Алисе:
– Кстати, я думаю, что мне было бы неплохо слетать на ту планету... Эм, забыл – ты там ещё особые микроорганизмы нашла, с ДНК, близкой к древним земным динозаврам. Не захватишь меня с собой в следующий раз? Папоротники оттуда – прекрасные образцы, но неплохо было бы...
– Нет, ребята, – со вздохом проговорила Алиса. – Сейчас не до отпуска совсем, прости, Паш. А на счет планеты, Аркаш... Конечно, я свяжу тебя с местной базой, но сейчас моя работа там временно приостановлена, так что, сам понимаешь, резона возвращаться пока нет. Кстати, передавай привет Гай-до, скажи, что я его очень люблю. Ой...
Она неожиданно хлопнула себя по лбу.
– Вот же расселась! Простите, ребят, но мне ещё к Полоскову надо заскочить как можно раньше, а потом на вечерний рейс до Марса... – она поднялась, вздыхая и с какой-то тоской оглядела уютную кухню станции. – Времени совсем нет...
Ребята вскочили за ней.
– Подожди, посиди с нами ещё хоть полчасика!
– Алис, ну, что за дела? Ты же совсем не появляешься.
– Да ладно тебе, встретишься ещё с Полосковым!
– Совсем про нас забыла...
– Ребята, – Селезнёва схватила их за руки, потянула к себя, одновременно обняв обоих, и быстро в пол голоса заговорила. – Я про вас всегда помню, честно. Везде, где бы ни была. Ну, нет времени! Обещаю, мы ещё вместе полетаем. И обязательно с Гай-до! Только... Только меня же все соседние галактики ждут! Я же обещала! Меня Ким с собой берет бортовым космозоологом в экспедицию! Ну, понимаете?
Аркаша с Пашкой переглянулись и одновременно расплылись в улыбке:
– Здорово, Алиска, – кивнул Пашка. – Завидую.
– И я завидую, – согласился Аркашка. – Работы тебе там хватит...
– Удачи! – подвели они итог в один голос.
На прощание Пашка склонился к Алисе и тихо уточнил:
– Слушай, а может, я тебя подкину – до Марса-то.
– Неа, – покачала головой Алиса. – Мне Зеленый с тобой запретил летать.
– Это почему? – обиделся Пашка.
– Говорит, лихачишь, – подмигнула ему девушка.
Аркаша молча протянул руку.
– Так мне договариваться на счет тебя?..
– Не надо, – покачал он головой. И добавил: – Без тебя на любой планете скучно будет.
– Это антинаучно, Сапожков! – возмутилась Алиса.
Тот лишь виновато пожал плечами.
Оба ещё долго стояли на крыльце, глядя вслед старой – почти боевой! – подруге.
Московский, ещё по-летнему беззаботный, дождь продолжал прыгать по лужам, но с меньшим удовольствием, чем раньше. Под деревьями таились тени. Плотоядные кусты не по сезону приобрели светло-салатовую расцветку и слегка фосфоресцировали в темноте. У Злыдня совсем испортилось настроение, отчего он ушел в заросли финиковых и банановых пальм, откуда теперь раздавался его яростный и осуждающий кашель. Геракл, примостившийся на ступенях у ног своего спасителя, задумчиво разглядывал следы, оставшиеся от тонких каблучков.
– Дай банан... – наконец со вздохом заключил питекантроп, ни к кому конкретно не обращаясь.
Гераскин похлопал Геракла по плечу.
– Не отчаивайся, не только ты сегодня проиграл, – грустно улыбнулся Пашка, и добавил с легкой иронией, ткнув Аркашу под ребра. – Вот он умнее тебя, а ему тоже отказали.
– Строго говоря, – заметил Сапожков. – Мы все проиграли. Но главное – кому!
– Кому? – приподнял бровь Гераскин.
– Женщине.
– Женщине? Я думал, Киму...
– Дурак ты, – миролюбиво хлопнул друга по плечу Аркаша. – Наука – женщина ревнивая и своенравная, а вкус у неё всегда на высоте.
Оба опять замолчали.
– Аркадий, – наконец хмыкнул Пашка. – Я ничего не понял из того, что ты мне тут наплел, но скажу одно: женщине я, может, и проиграл, а вот тебе – точно не уступлю!
– Конечно, Павел, – серьёзно кивнул тот. – А пока у нас есть время на продумывание стратегии и определение диспозиций, не желаешь ещё чаю?
– Почему нет? – беззаботно согласился Гераскин. – Раз уж время есть...
И они вернулись в кухню, оставив Геракла в раздумьях на опустевшем крыльце.

---

Саммари: 9-5 AD!Алиса | AD!Пашка | AD!Аркаша. Забрать Гай-до у Ирии и устроить себе каникулы. “Надеюсь, мы не взяли с собой Вандочку”.

800 с.

– Паша...
Капитан первого ранга Космофлота Солнечной системы Павел Гераскин задумчиво зацепил двумя пальцами печенье из упаковки и отправил в рот. Панель управления моргнула, выказывая недовольство.
– Павел...
Игнорируя обращение, Гераскин прошелся пальцами по кнопкам. На этот раз мигнул экран.
– Гераскин...
Голос зазвучал требовательнее и настойчивее, в нём появились нотки упрека.
Капитан снова зашелестел упаковкой.
– Пашка! – с порога послышался бойкий голос Алисы. – А ну, перестань! Сказала же, ужин почти готов!
– Предатель! – обиженно сообщил Пашка экрану перед собой и со вздохом отложил печенье.
Из динамиков послышался звук, напоминающий смешок.
Пашка крутанулся в кресле, остановившись вполоборота к выходу из рубки, свесился с подлокотника и посмотрел на Алису.
Стройная, высокая и загорелая, она стояла в дверях, уперев руки в бока и с весёлым укором смотрела на него. Цветастый фартук поверх белого комбинезона, оставленный на борту Ирией, ей необычайно шел, подчеркивая тонкую талию. Длинные тёмные волосы, собранные в тугую косу, не скрывали длинной шеи. Селезнёва пошла в отца.
А веснушки – точно такие же, как в четырнадцать лет.
Пашка залихватски растрепал свою белокурую шевелюру и немного заискивающе улыбнулся.
– Да я так... Знаешь же, что от твоей стряпни никогда не откажусь!
– Я не за это переживаю, – Алиса погрозила ему пальцем. – А за твою форму.
– А что с моей формой?
– Не влезешь! – и она со смешком удалилась обратно на камбуз.
Пашка мечтательно вздохнул, проводив её взглядом, и несколько раз крутанулся в кресле.
Из динамиков послышался кашель, больше похожий на смех.
– Заткнись, – беззлобно огрызнулся Пашка.
– Паша, не груби старику, – деловито попросил Гай-до. – А то опять моей Алисочке пожалуюсь...
– И кому в голову пришло вставлять в тебя чувство юмора?
– Технически, такого и не было. Но сложным путем совершенствования рабочего кода в процессе длительного функционирования, выражаясь на космолингве, – моей жизни...
Пашка расхохотался и замахал руками.
Наверное, где-то в глубине своей отцифрованной души Гай-до по-стариковски улыбался.
– Паш? – в рубку протиснулся Аркаша, задумчиво потирая лоб. – Ты не замечал?..
– Нет!
– Паша, – Аркаша с укором посмотрел на школьного приятеля.
– Ладно-ладно, прости!
Аркаша вздохнул и опустился в соседнее кресло. Задумавшись, побарабанил пальцами по подлокотнику. Пашка с Гай-до с трепетом ожидали, когда космобиолог Аркадий Сапожков наконец соберется с мыслями и выдаст что-нибудь умное.
– Мне кажется... – Аркаша вздохнул. – Мы опять во что-то вляпались.
В рубке воцарилось молчание.
– Эээ... – протянул Гераскин. – Поясни?
– Ну, вот помнишь, как было в прошлый раз?
– Д-да, ну?..
– Ну, вот вроде как кто-то лишний на борту...
– Ага, – Паша прищурился. – Мы с Алиской – и ты... Кто же лишний?
Аркаша недовольно поджал губы:
– Я не об этом! Есть ты, я и Алиска, – и ещё кто-то.
– Я! – странным голосом отозвался Гай-до. Пульт управления и экран несколько раз мигнули.
Аркаша вымучено улыбнулся:
– Конечно. Но я про органическую белковую жизнь, а не...
– Аркадий! – обиженно отозвался Гай-до. – Мне кажется, вы пытаетесь меня оскорбить!
Ребята удивленно переглянулись.
– Нет, я просто... – заторопился Аркаша. – Кстати, ты ничего странного на борту не заметил?
– Нет, не заметил! Ты меня за кого держишь?
– Прости, я не хотел...
– Не хотел он... – ворчливо отозвался кораблик. – Всё-таки никогда не любил мужчин – самовлюбленные, безответственные...
Пашка только пожал плечами на недоуменный взгляд.
– Алисочка! – раздался на камбузе голос Гай-до. – Ты мне обещала рассказать про тот маневр, который капитан Ким...
Друзья синхронно вздохнули.
– Возраст... – одними губами прошептал Пашка.

Ужин оказался восхитителен.
За то время, что они не виделись, Алиса стала готовить ещё вкуснее, став полностью самостоятельной молодой женщиной. Пашка и Аркаша в благоговении переводили взгляды с подруги на накрытый стол и обратно.
Потом они долго разговаривали перед сном. Сначала – о путешествии Алисы с Кимом в соседнюю галактику, потом вспоминали школьные годы и выпавшие на их долю путешествия.
Все чувствовали себя немного уставшими, но довольными. Да и не удивительно: только с утра капитан Гераскин вернулся из рейса, космобиолог Сапожков – с симпозиума, а космозоолог Селезнёва – из исследовательской экспедиции.
Собственно, это вернувшаяся на Землю Алиса и вспомнила о старом обещании. Пашка сорвался тут же. Аркаша колебался, но – вопреки себе – каких-то пару минут. А Ирия только обрадовалась, шепотом пожаловавшись старой подруге, что Гай-до загрустил, потому что Вандочка – его обожаемая девочка! – теперь почти взрослая, и её больше интересуют мальчики, чем беседы со "старой консервной банкой".
На сборы ушло ещё пол дня, так что вылетели они ближе к вечеру – без четкого плана.
Пашка – известный аферист – сказал, что так интереснее. Остальные с ним согласились.
Оставив курс на усмотрение Гай-до, все трое в полном изнеможении поплелись спать.

Утром Алиса долго разглядывала холодильник.
– Мне, конечно, очень приятно, – наконец проговорила она. – Но есть по ночам – вредно.
– Паша... – с упреком проговорил Сапожков.
– Что? – обиделся тот. – Я, между прочим, слежу за фигурой, иначе капитанский китель не сходится!
Все трое переглянулись.
– Так... – протянул Пашка.
– Я же говорил! – покачал головой Аркаша.
Кораблик через динамики насвистывал какую-то мелодию, которая прерывалась звуками вызова по интеркому.
– Ага... – улыбнулась Алиса. – Гай-до?
– Я надеюсь, мы не взяли с собой Вандочку! – Аркаша почесал переносицу, вспоминая, как сам прятался в грузовом отсеке.
Гай-до смущенно отмалчивался.
– Это я его уговорила, – послышался тихий голос из-за приоткрытой двери. – Но вы же теперь не станете возвращаться, правда?
– Мальчики, говоришь? – фыркнула Алиса.
– Я не уточнял их возраст и род занятий, – удрученно признал кораблик. – Зато всё под моим контролем!
– Сердцееды... – Алиса шутливо закатила глаза. – Ладно, пойду успокаивать Ирию.
За дверью радостно ойкнули.
– Ты что-нибудь понял? – шепотом поинтересовался Пашка у друга.
– Да, – краснея, согласился Аркаша. – Но лучше бы остался в неведении...
– Ирия меня по винтиками разберет... – грустно подвел итог Гай-до.

@темы: книжное

---

Название: А если всё было наоборот?..
Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Бета: —
Персонажи: ...
Рейтинг: PG - на всякий случай
Жанр: humor
Дисклеймер: моя только шизофрения
Саммари: Т1-28 Франкенштейн/М-21. "Всегда мечтал завести собаку"
Предупреждение: нелитературная форма, своеобразный юмор, ашипки/очипятки, хулиганство; ООС

1800 с. /с повторами/

n-лет до описываемых событий.

Сверхсекретный научный интернет-форум.
Флуд № 665. Для случайных встреч и бессонницы.
...
Проездом-из-Трансильвании:
Доброй ночи, господа!

Злой Гений:
...и злодейских планов!

Королева без Дракона:
Привет, мальчики! Все такие прекрасные, добрые, красивые, я надеюсь.
Некоторые даже умные.
Всех люблю!

Кто-то с маской кролика:
Ночи.

Злой Гений:
Что-то скучно.
А давайте поговорим, кто о чем мечтает?

Королева без Дракона:
>>Злой Гений
Ой! Какая замечательная тема! Давайте-дава~айте!
Я вот мечтаю, чтобы вокруг все были очень красивые, чтобы мне было приятно на них смотреть, трогать, препарировать... Шутка, конечно же!
И ещё мечтаю, чтобы меня все слушались беспрекословно. И чтобы не перечили. И... ЧТОБЫ ЭТОТ ЧЕРТОВ СТАРИКАШКА СДОХ! УБЛЮДОК! НЕНАВИЖУ!

Кто-то с маской кролика:
*благожелательно улыбается и поправляет очки*
>>Королева без Дракона
Не пристало молодой даме так выражаться. Тем более, если упоминаемый кавалер её недостоин

Королева без Дракона:
>>Кто-то с маской кролика
Мне, правда, так жаль. Я... просто ненавижу ЭТОГО ВЫРОДКА!
Ой, опять... Просто... этот человек ужасен! Он думает, что его исследования гораздо успешнее моих! Он считает, что я бездарность! Что мои детки никогда не станут так сильны, как его выродки... Я просто не могу простить ему этого!... Моих деток!
Как можно так относиться ко мне?!

Кто-то с маской кролика:
>>Королева без Дракона
Ну-ну, я уверен, он просто завидует.
Кстати, я мечтаю о хорошем начальнике, который будет любить своё дело. Обязуюсь выполнять все его требования. Я не слишком хорош в исследованиях, зато в социологии, психологии и устранении нежелательных элементов - профи. А кроме того, у меня хорошие внешние данные.

Королева без Дракона:
>>Кто-то с маской кролика
Ой! Ты такой милый! Спасибо за понимание

Личное сообщение - Без темы
от Злой Гений
кому Кто-то с маской кролика

Ну и дура же она! Молодец, продолжай окучивать эту малолетнюю идиотку. Скора она сама предложит тебе работу.

Злой Гений:
А я мечтаю, чтобы мой запланированный эксперимент не прогорел.
Генная инженерия - это так волнующе...

Королева без Дракона:
>>Злой Гений
Ого! Вы тоже занимаетесь этим вопросом! Да, генные модификации - это что-то! И вы совершенно верно выбрали слово - "волнующе"! Каждый раз я вся в предвкушении. Лучше этого нет ничего! Ну, разве что, психологические игры с подопытными.
А какие методы вы предпочитаете?

Проездом-из-Трансильвании:
О, Мастер... В смысле, Господи, прости... И что вы всё о работе?
>>Каждый раз я вся в предвкушении. Лучше этого нет ничего! Ну, разве что, психологические игры с подопытными.
Милочка, а секс вы не пробовали?
>>я мечтаю о хорошем начальнике
Какой же вы лизоблюд
>>А давайте поговорим, кто о чем мечтает?
Только в настоящем времени? Это скучно...
Сейчас я уже, кажется, ни о чем не мечтаю.
К примеру, пару лет назад мечтал о том, чтобы вернулся мой Мастер научный руководитель.
Ещё пару сотен лет до этого - чтобы он перестал стесьнять меня в средствах и засунул в жопу свою гуманность был бы более терпим к моим научным изысканиям.
Ещё раньше - мечтал о тотальном мировом господстве (О, Мастер, вы же понимаете, где бы вы ни были, что я был молод и честолюбив!)
Ну, а ещё раньше - когда был совсем маленький, - я мечтал о собаке!
Не стану скрывать, с тех пор ничего тотально не изменилось. Вообще, я всегда мечтал завести собаку, но постоянно что-то мешало... Я даже многие исследования в итоге свел к опытам на животных (в тайне от руководителя, конечно!) и пришлось очень плотно заниматься теорией, поскольку... ну, не буду о грустном.

Личное сообщение - Без темы [Re:]
от Кто-то с маской кролика
кому Злой Гений
Да, Доктор.
*улыбка*

Королева без Дракона:
>>Проездом-из-Трансильвании
>>Милочка, а секс вы не пробовали?
О, шалун! Такие вопросы нельзя задавать девушкам! *многозначительная темная аура*
>>Ещё пару сотен лет до этого - чтобы он перестал стесьнять меня в средствах и засунул в жопу свою гуманность был бы более терпим к моим научным изысканиям.
Оооо! Бедняжка! Гуманизм - это ужасно! Верх гуманизма - не портить внешность. Остальное - предрассудки. Твой руководитель - глупый человек! Он недостоин твоего гения!
>> Я даже многие исследования в итоге свел к опытам на животных (в тайне от руководителя, конечно!) и пришлось очень плотно заниматься теорией, поскольку... ну, не буду о грустном.
Фи... животные. Это, право, такая скука! Грязные, вонючие. Люди, конечно, не менее омерзительны, но бывают исключения.

Злой Гений:
>>Проездом-из-Трансильвании
>> Я даже многие исследования в итоге свел к опытам на животных (в тайне от руководителя, конечно!) и пришлось очень плотно заниматься теорией, поскольку... ну, не буду о грустном.
О! Как интересно! Я сейчас именно этим и занимаюсь! Правда, все последние эксперименты пошли прахом! Человеческое тело и животные органы не дают должного результата. Организм плохо адаптируется... Даже не знаю, что предпринять. Кстати, может быть, мы обменяемся данными? Было бы интересно поработать с вами.

Проездом-из-Трансильвании:
>>Твой руководитель - глупый человек! Он недостоин твоего гения!
Ты грязная сучка, которая не смеет оскорблять Мастера, потому что не достойна даже грязи с его подошв. Встречу - раздавлю, как тлю *очень тёмная аура*
>>Злой Гений
>>Кстати, может быть, мы обменяемся данными? Было бы интересно поработать с вами.
Эм... вряд ли... То есть, я конечно, не против, но... все мои записи утеряны. Да и вообще, я сейчас занимаюсь исключительно благотворительностью - детишек учу...
Но могу проконсультировать по некоторым вопросам...

Личное сообщение - Без темы [Re2:]
от Злой Гений
кому Кто-то с маской кролика
О, что сейчас будет! Не упусти возможность - бери её тёпленькой!

Королева без Дракона:
>>Проездом-из-Трансильвании
Хам и наглец! Да я... тебя... закатаю в бетон, мразь! Кто такой, чтобы оскорблять меня?! Гадёныш! Ноги нахрен повыдираю! Будешь мне сапоги облизывать и только тем и питаться, пока не сдохнешь на моём операционном столе! *рвет и мечет молнии*

Личное сообщение - Нижайше прошу...
от Кто-то с маской кролика
кому Королева без Дракона
Госпожа моя, не горячитесь! Этот тип недостоин вас.
Разве вы не видите, он просто очередной тролль, при этом глупый и неоригинальный.
Не опускайтесь до его уровня.

Злой Гений:
>>Проездом-из-Трансильвании
О, друг мой... вы слишком некрасиво ответили женщине... Её впечатлило
Так вот, как вы думаете, с каким животным лучше работать? Чьи органы дадут модифицированным подопытным сапиенсам больше силы, больше ловкости, больше выносливости? У вас есть какие-то идеи?

Проездом-из-Трансильвании:
>>Злой Гений
Она это заслужила... Она заслужила и большего, но это - при встрече... маленькая мразь, да я таких, как она на кол сажал и говорил, что так и было.
Касательно вашего вопроса: да, я не зря написал о том, что всю жизнь мечтаю о собаке и никак не мог её завести. Дело в том, что я работал над этим. Теоретические исследования привели меня к интересному выводу: если совместить тело человека и ряд органов оборотня, то можно вывести идеальную модификацию, которая будет отличаться послушанием Хозяину (которого подопытный выберет во время инициации и первом раскрытии внутреннего резерва), огромными силой и скоростью. В общем, отличная особь выйдет. Но применить на практике разработки не вышло из-за гуманизма моего научного руководителя, а потом я потеря свои записи и... сами понимаете.

Злой Гений:
>>Проездом-из-Трансильвании
КОГО? ОБОРОТНЯ?!
ВЫ СМЕЕТЕСЬ НАДО МНОЙ?
Это же антинаучно... Средневековье какое-то.

Королева без Дракона:
>>Проездом-из-Трансильвании
Сдохни, гадёныш!
>>Злой Гений
Да вы что, не видите?! Это же очередной тролль! При этом глупый и неоригинальный!

Личное сообщение - Нижайше прошу...[Re:]
от Королева без Дракона
кому Кто-то с маской кролика
Да, черт возьми... я понимаю. Но это так... ужасно.
Кстати, у меня есть предложение для вас. Не хотите стать моим секретарём и заместителем?
Вышлите мне данные, включая: вес, рост, возраст, ширину плеч, обхват бёдер(если у вас нет накачанной маленькой попки - забудьте обо мне!), цвет глаз, цвет волос и предпочтение в выборе нижнего белья. Фото обязательно. Послужной список - засуньте этому троллю в задницу... Нет, оставьте, засунете его в задницу одному мерзкому ублюдку, когда я возьму вас на работу.
Анкету отошлете на мой почтовый ящик - он в профиле указан. А на этот форум я больше не ходок.

Проездом-из-Трансильвании:
>>Злой Гений
Гм... Если хорошо поискать, и оборотни сыщутся. Я вам отвечаю. Знаком с парочкой.
>>Королева без Дракона
Заткнись и скройся, шлюха.
Хотя идея с троллем - ничего. Жаль, троллиная сущность плохо поддается оперированию.

Личное сообщение - Нижайше прошу...[Re2:]
от Кто-то с маской кролика
кому Королева без Дракона
Уже сделано. Вся информация у вас на почте.
З.Ы.: Забыл написать: я действительно натуральный блондин, и очки мне очень идут.

Личное сообщение - Без темы [Re3:]
от Кто-то с маской кролика
кому Злой Гений
Клюнула. Как вы и сказали, резюме она позволила оставить вам.
Не думаю, что после той фотографии с Мальдив, она сможет устоять перед моим обаянием.
*с заговорщической улыбкой поправил очки*

Королева без Дракона сменила имя.
Королева без Дракона => Королева с ручным Василиском
Королева с ручным Василиском покинула форум 1 минуту назад.

Личное сообщение - Без темы [Re4:]
от Злой Гений
кому Кто-то с маской кролика
Теперь она полностью на твоем попечении.
Я рассчитываю на тебя.

Проездом-из-Трансильвании:
Ох, уж эти девицы-ученые... Даже хуже чем просто романтично настроенные - те хоть просто с придурью.

Злой Гений:
>>Проездом-из-Трансильвании
Простите, Вы что-то говорили о троллях... Они тоже существуют?

Проездом-из-Трансильвании:
>>Злой Гений
Да, конечно! В моих утерянных записях было кое-что и о них.
Правда, один старый баран, считавший свои шутки верхом остроумия, понаписал на полях всяких гадостей о том, что знает некоего въедливого ученого-извращенца, который даст форы любому троллю. Сам он, интересно, себя в зеркало видел?

Злой Гений:
>>Проездом-из-Трансильвании
О! Как жаль, что такие ценные записи пропали... Что ж, спасибо за консультацию, но час поздний. Пожалуй, мне пора.

Личное сообщение - Без темы [Re5:]
от Злой Гений
кому Кто-то с маской кролика
Ах, да! Ты видел перепись во флуде?
Мне нужны эти записки! Достань хоть из-под земли!
Чертов болван, потерять такое!.. Ладно, надеюсь, то, что сказал этот тип - правда, и оборотни - не сказка.

Проездом-из-Трансильвании:
>>Злой Гений
Да, действительно. Засиделись мы.
Удачи в экспериментах. Если что-то выйдет, подарите мне одного щеночка?

Злой Гений:
>>Проездом-из-Трансильвании
Безусловно, с радостью!
Приятных снов.

Проездом-из-Трансильвании:
>>Злой Гений
Приятно слышать.
И вам хорошо отдохнуть.

Злой Гений покинул форум 1 минуту назад.
Проездом-из-Трансильвании покинул форум 1 минуту назад.
Кто-то с маской кролика покинул форум 1 минуту назад.

Форум пуст.

***
Настоящее время.

- ...Сердце оборотня? - М-21 удивленно смотрел на Франкенштейна. - Вы уверены?
- Более чем, - с улыбкой ответил ученый. - Я провел все нужные анализы, - и они все положительные. Это мало похоже на комплимент, но над тобой неплохо поработали.
М-21 встал и с минуту мерил комнату шагами. Потом устало взглянул на Франкенштейна:
- Я могу?..
- Конечно! - кивнул тот. - Я тебя не держу.
- Я... Просто мне надо всё обдумать. Я... просто погуляю - во дворе. Или на балконе.
- Конечно, - согласился Франкенштейн. - Можешь идти.
М-21 вздохнул, глянул как-то забито исподлобья и выскользнул из лаборатории. Был бы хвост - точно бы поджал.
Франкеншейн, донельзя довольный собой, откинулся на спинку стула и потянулся. Всё вышло ровно так, как он планировал. Или почти так.
А к анализам и прибегать не пришлось - всё ясно, как день.
Единственное, что тревожило ученого: какой орган его новый подопечный получил от тролля - язык, желудок или простату.
"Зря я про тролля тогда ляпнул", - решил Франкенштейн. - "Но ничего. Это вопрос времени... В конце концов, я всегда мечтал завести собаку!"

---

Бонус-однострочники

читать

89 слов.
- Франкенштейн, - задумчиво сказал Рей, глядя в окно, перед которым соседские дети возились со щенком. - Я всегда мечтал завести собаку.
Франкенштей, чуть не поперхнувшись, представил свой аккуратный холостяцкий домик, в котором помимо резвящихся детей, малолетних ноблесс и отходах жизнедеятельности особо извращенных умов современности, резвится ещё и маленький лохматый монстр естественного происхождения.
- Мастер, - раболепетно склонил он голову. - У нас уже есть М-21...
Рей внимательно взглянул из-под прикрытых век.
- Это у тебя он есть, - голос прозвучал как обычно ровно. - А я говорю о собаке.
49 слов.
- Всегда мечтал завести собаку, - доверительно сообщил Франкенштейн, рассеянно наблюдая, как М-21 в аккуратном белом фартуке собирает посуду с послеобеденного стола и относит в кухню.
- Лучше б ты жену мечтал завести, - Геджутель вздохнул и добавил: - И завел бы: себе и жене - приятно, а собаке - спокойнее.
22 слова.
- Всегда мечтал завести собаку... - протянул Франкенштейн, разглядывая шипованные ошейники.
- А вот на счет БДСМа мы не договаривались! - возмутился М-21.

@темы: nobless

---

Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Бета: —
Персонажи: Кёко
Рейтинг: R
Жанр: pwp
Дисклеймер: моя только шизофрения
Саммари: 4-39. Ямамото/Кеко. Сильный UST со стороны Кеко, кража личных вещей, использование их во время мастурбации. Не важно одностороннее чувство или отношения.
Предупреждение: см. шапку.

970 с.

Гокудера снова ругается на Ямамото, но это не в счет – его всегда всё в нем раздражает.
– Придурок! – злится Гокудера. – Ну, скажи, какого дьявола?
Ямамото смеется и пожимает плечами. И снова смеется.
В последний день перед летними каникулами он идет домой в бейсбольной форме. И это то, чему не придает особого значения никто, кроме Гокудеры.
– Кому? Кому могла понадобиться твоя футболка? – размахивая руками, восклицает он. – Ты же не милая школьница, в конце концов!
– Твоя правда, – соглашается Ямамото.
– Он просто экстремально популярен у девушек! – хохочет Рёхей.
Ребятам весело. Их ждут два месяца каникул, которые можно провести с пользой или, наоборот, в благостном безделье. Жизнь прекрасна, когда тебе пятнадцать лет. Только у Тсуны неприятно покалывает где-то под ребрами.
"Интуиция Вонголы? – думает он. – Неужели, опять что-то будет?.."
Тсуна поворачивается, замедляя шаг, и смотрит за широкую спину Рёхея – на Кёко. Выглядит она несколько расстроено и растерянно, нервно теребит замок на сумке. Он сглатывает, нервно и заискивающе протягивает руку:
– Давай, понесу.
Ребята, быстро ушедшие вперед, не слышат и, как обычно шумно, обсуждают потерю Ямамото.
– А? – переспрашивает Кёко, вздрагивая, сильнее сжимает сумку и как-то сдавленно улыбается. – Не надо. Не тяжело, правда. Я сама.
Во взгляде проскальзывают что-то извиняющееся, когда она смотрит на Тсуну.
А потом она смотрит вперед – в спину Ямамото, – и на её лице на мгновение появляется что-то, что можно было бы назвать обидой... Тсуна отворачивается, убеждая себя, что девушка его мечты просто о чем-то повздорила с братом, и это на его спину она смотрит с такой грустью. Легкое покалывание в груди перерастает в противный тревожный зуд.

Родители домой обычно возвращаются поздно, а старший брат, как настоящий спортсмен, не нарушает режим и ложится рано.
Кёко идет в ванную по инерции, рассеяно моется и в одном лишь полотенце возвращается в свою комнату. Там её ожидает сокровище. Кёко понимает, как это глупо, и низко, и совершенно отвратительно, но всё равно чувствует нарастающее возбуждение. После того, как она пробралась в мужскую раздевалку и вытащила из шкафчика Ямамото его футболку, происходящее уже не кажется ей чем-то невозможным. Зато теперь Кёко чувствует себя грязной и извращенной. И это вдвойне ужасно, потому что окружающие считают её милой и доброй девочкой из хорошей семьи...
Она закрывает дверь комнаты, открывает сумку и достает белую хлопковую футболку, от которой терпко пахнет потом. Кёко скидывает полотенце и прижимает ткань к себе, с удовольствием вдыхает мужской пряный запах. И тут же представляет Ямамото – такого высокого, такого сильного и веселого обычно. Такого опасного – иногда.
Она до сих пор не уверена, влюблена ли в него или просто забила себе голову глупостями: её сверстницы слишком много думают и говорят о парнях, некоторые уже начали с кем-то встречаться, а Кёко долгое время никто не нравился. Не вызывали у неё интереса все эти сплетни, шепотки по углам и журналы, в которых писали об отношениях между мужчинами и женщинами, и том, чем им принято заниматься наедине за закрытыми дверями. В семье ей внушали, что женщине думать о таком не положено. И старший брат постоянно был рядом.
А потом это случилось.... Гораздо лучше было бы, влюбись Кёко в Тсуну – милого и скромного, не сводившего с неё восторженных глаз, готового бежать ради неё на край света. Увы. Говорят, девушкам свойственно влюбляться в тех, кто похож на отца или брата. И вместо Тсуны она практически помешалась на Ямамото Такеши – он часто бывал рядом, заразительно смеялся и излучал такие спокойствие и уверенность в собственных силах, что невозможно было противится его обоянию.
Ещё Ямамото был близким другом Тсуны. Поэтому она сама ни за что не смогла бы признаться ему в своих чувствах. Он же ни разу не посмотрел на неё как на девушку – только одноклассница, сестра семпая, возлюбленная друга... Это было мучительно и оттого ещё более навязчиво.
Кёко надела майку, представляя, как Ямамото её обнимает. Стало уютно и хорошо, даже беспокойство из-за кражи куда-то делось. Она выключила свет в комнате и легла на кровать, закрыв глаза. Несколько раз глубоко вздохнув, Кёко положила руку на грудь, вспомнила руки Ямамото – крепкие, широкие, с длинными пальцами и мозолями, оставшимися после бейсбольных тренировок и работы у отца на кухне. Она повела рукой вниз, представляя, как бы он её ласкал: обвести и сжать маленькие соски, опуститься ниже, погладить живот, мимолетно коснуться паха, поддразнить и снова вернуться к плечам и шее. Кёко старалась ласкать себя через ткань, чтобы чувствовать его запах и вспоминать его тепло.
Потом она вновь потянулась к бедрам, раздвинула ноги, представляя, как Ямамото шепотом просит "Шире... ещё шире". От этих фантазий становилось жарко и мокро.
Кёко представила себя со стороны – открытая, беззащитная, приглашающая. Такая испорченная. Ей было стыдно и сладко от одной мысли, как он мог бы на неё смотреть – сверху вниз. Пальцы медленно гладили клитор.
Она перевернулась на живот, встала на колени – поза была неудобная, но так особенно остро получалось вообразить, что сейчас Ямамото обнимет за талию, погладит бёдра и грубо возьмет её. Пустота внутри отдавалась болезненно – её хотелось заполнить, чтобы вытолкнуть наружу рвущийся из груди стон. Влага на треугольнике коротких светлых волос в паху, влага на пальцах, капли, стекающие по бедрам.
Кёко закусила край подушки. Футболка, пропитанная теперь и её потом, сползла на плечи, оголив грудь. Её собственный запах смешался с запахом Ямамото и сводил с ума. Глаза застилали слёзы. Она инстинктивно стала покачивать бёдрами, пытаясь попасть в такт движениям пальцев, но получилось плохо, рвано. Кёко вспоминала обычную манеру Ямамото двигаться – отточенные, уверенно, резкие и продуманные.
В какой-то момент ей всё же удалось поймать верный ритм. Раскачиваясь под тихий скрип кровати, Кёко почти чувствовала, как широкая грудь Ямамото прижимается к её спине, жесткие непослушные волосы щекочут шею, когда он целует плечи, как властно придерживает бёдра.
Потом внутри стало щекотно, закололо, сжалось на миг и запульсировало. Задрожали пальцы, немея от нахлынувшего чувства. Она застонала, уткнувшись лицом в подушку, чтобы заглушить звук.
Сил, чтобы разогнуть ноги и нормально улечься не оставалось. Кёко кое-как перевернулась на бок, непослушными руками попыталась расправить футболку, подтянула колени к груди и почти сразу провалилась в сон.
Во сне Ямамото засыпал с ней рядом.

@темы: reborn

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Бета: —
Персонажи: Занзас/Маммон
Рейтинг: NC-17
Жанр: pwp
Дисклеймер: моя только шизофрения

Саммари: 3-33. Занзас/AD!fem!Маммон. Каждый раз во время секса Занзаса преследует чувство, что поведение Маммон – иллюзия, созданная, чтобы польстить ему. Гнев, попытки заставить её показать истинные чувства: оральные ласки, фистинг, БДСМ-игры с огнём. "Сколько тебе заплатить, чтобы ты перестала мне лгать?!"
Предупреждение: ООС, рефлексия, ООС и ещё раз ООС.

1350 с.

Когда человек ищет, чем подтвердить свои параноидальные идеи, он всегда находит.
© В.Пелевин

Занзас раскладывает её на барной стойке одной из общих гостиных особняка. Естественно, заблаговременно приказав всем выметаться. С другой стороны, Маммон никогда не остается там, где многолюдно, так что и выгонять особо некого.
Она покорно ложиться, откидывая голову назад. Капюшон соскальзывает, открывая лицо – узкое, худое, с высокими скулами, тонким носом и глубоко посаженными глазами, – совершенно незапоминающееся. Занзас распахивает её плащ, расстегивает форменную куртку и на доли секунд замирает, разглядывая её, словно в первый раз. Штаны, казалось, только что сидевшие на ней как влитые, с глухим шуршание падают на пол. Светлая кожа с тонкой, еле различимой сеткой голубых дорожек вен, узкие бедра с остро выпирающими косточками таза. Рука Занзаса на её плоском животе кажется особенно большой. Он опускает ладонь вниз, разводя Маммон ноги, – она послушно ставит их на высокие табуреты, тянет руки к лицу – не стыд, но привычка.
Ему нравится. Нравится, что она выглядит ещё несовершеннолетней девчонкой, маленькой и хрупкой, нравится её нарочитая манера испуганно и неуверенно закрываться. Нравится, что она никогда не отказывает, не протестует и не перечит. Занзас считает, что он не настолько груб, чтобы действительно причинить боль или неудобство. Ещё он знает, что Маммон, не смотря на свой внешний вид, старше него; на сколько – ему неизвестно, и это раздражает. Ещё раздражает её холодность сразу после секса.
Занзас снова ведет ладонь вверх по животу. Маммон под прикосновениями выгибается, откровенно и почти беззастенчиво подается движению его руки, слегка приподнимает бедра. Из-под скрещенных рук вырывается тяжелое дыхание. Он грубо сжимает ладонями маленькую грудь. В последнее время, Занзасу много чего не нравится в поведении иллюзионистки. И если раньше он верил, то сейчас он быстрее убьёт её, чем выкинет свои сомнения из головы. Говорят, у мужчин с возрастом порядочно портится характер... Впрочем, гнев – это не в новинку для босса Варии.
Занзас цепляет указательным пальцем узкую полоску бюстгальтера между грудей – язычок пламени предсмертной воли, пляшущий на кончике, легко прожигает её. Потом мягко касается обнаженной кожи, оставляя еле заметный розоватый след. Закрывает большими пальцами маленькие острые соски. Маммон вздрагивает, приоткрывает рот и сильнее прижимает руки к лицу. Ладони сжимаются в кулачки, – ногти впиваются в них, оставляя красноватые лунки. Занзас ждет, что она воспротивится, но вместо этого получает в ответ только судорожный вздох. Пламя рвется с рук в попытке облизать шею, худые ключицы и грудь, оставляя за собой дорожки лёгких ожогов, которые быстро сойдут, не оставив следов. Занзас не собирается причинять ей настоящую боль, – возможно, пока – и только поэтому сдерживается. Неслыханная милость с его стороны.
Наклонившись, он проводит языком по ключицам и груди, прихватывает зубами сосок, глядя на неё исподлобья, пытаясь заметить нотку фальши. Ничего. Маммон тяжело дышит, запрокинув голову. Занзас спускается ниже, вырисовывая языком замысловатые символы на животе, чувствуя неподдельную дрожь возбуждения, охватывающую миниатюрное, словно кукольное, тело иллюзионистки.
Его иллюзионистки.
Проблема в том, что он так и не смог понять, какое из этих слов стоило бы считать ключевым.
Именно из-за этого Занзас не торопится, хотя у самого уже сводит низ живота, и только расстегивает брюки, освобождая стоящий колом член.
Короткие темные волосы у Маммон в паху уже мокрые, несколько капель пачкают надраенную барную стойку, блестят в приглушенном свете красноватых ламп, притворяясь кровью. Занзас проводит языком по нежной коже промежности. Круговыми движениями – лёгким прикосновением, потом – увеличивая нажим. Ловит губами бугорок клитора. Его можно было бы принять за внимательного любовника, если бы не сила, с которой он сжимает разведенные ноги. Маммон громко прерывисто вздыхает и, не сдержавшись, толкается бедрами. Отстранившись, он входит в неё сразу двумя пальцами. Она двигается навстречу. Занзас добавляет третий палец, четвертый. Грубо двигает, растягивая. Маммон стонет и выгибается, упираясь костлявыми плечами в гладкую столешницу. Продолжает судорожно насаживаться. Не возражает.
Стерва. Лживая стерва! Двуличная, как герои commedia dell'arte.
Волна гнева сжимает виски и застилает глаза, подчиняет себе. Занзасу не хочется сдерживать ярость, подпитываемую тихими шепотками догадок.
Кисть руки, мокрая от смазки, почти легко проскальзывает в горячее лоно. Одной рукой Маммон судорожно хватается за металлическую шест-стойку для бокалов, второй царапает край стола. Дрожит всем телом и продолжает подаваться бедрами грубым и резким толчкам. Не сдерживаясь, хрипло и громко стонет. Очень громко. Так, что должно быть слышно и за стенами гостиной. Обычно, Занзасу нравится и это. Но обычно – это когда он трахает других шлюх, которые не могут его обмануть. Маммон может. Занзасу остается только беситься, поддавшись параное и не в силах различить обман.
Трахает ли он её вообще? Не происходит ли всё это в его воображении? Действительно ли это её настоящее лицо?
Стерва. Мразь. Блядь!
Иллюзионистка. И надо было так попасться на её крючок...
Наконец, Занзас не выдерживает – с какой-то демонстративной яростью усаживается на трёхногий табурет, резким движением притягивает её к себе, держа за бедра, и, сажая к себе на колени, быстро и грубо толкается в неё налившимся и истекающим смазкой членом. Маммон, с трудом балансируя, начинает двигаться сама, глубоко насаживаясь .От её толчков – медленных и тягучих – в ушах трещат кастаньеты, пальцы до боли сжимаются на узких бедрах, немея, перед глазами – рой радужных пчелок танцует зажигательную джигу. Занзас рычит, встряхивает головой, разгоняя докучливое наваждение, поднимает голову и всматривается в лицо девушки: сеть мелких морщин в уголках глаз, капли пота на лбу, висках и над верхней губой, подрагивающей в так движениям, ресницы трепещут крыльями тропических бабочек. Её лицо подергивается туманом, слегка плывет, так что Занзас опять уверяется в том, что она его обманывает, и всё происходящее – плод его воображения. Но она всхлипывает, срываясь на хриплые стоны, и сжимает его рубашку, словно не рискуя хвататься за плечи, и, приподнимаясь, короткими волосками с лобка щекочет Занзасу живот. И это подхлестывает его сильнее давить ей на бедра, заставляя насаживаться сильнее и глубже.
Потом она сжимается стальной пружиной, – и внутри, и снаружи, – устало и надтреснуто стонет сквозь закушенные губы и распрямляется, откидывая голову назад. Бессильно скользит пальцами по рубашке.
Чувствовать её удивительно приятно. От жара сокращающихся мышц вокру члена Занзас кончает вслед за Маммон, продолжая удерживать её сверху даже когда она пытается оттолкнуться и не дать кончить в себя. Хоть какая-то попытка обезопаситься от нежелательных последствий? Какая чушь! Ехидне вроде неё ни Бог, ни Пресвятая Дева не пошлют такой подарок, каким может быть ребёнок. От Занзаса – тем более.
Отдышавшись, оба начинают приводить себя в порядок, пытаясь создать хоть какую-нибудь видимость приличия.
Точнее, Занзас пытается: без колебаний скидывает в мусорную корзину испачканную спермой рубашку и, смачно выругавшись сквозь зубы, пытается оттереть брюки вафельным полотенцем из бара. Ещё раз выругавшись, выкидывает полотенце, взглядом находит початую бутылку виски и делает глоток из горла. Шотландское пойло обжигает горло, отвешивает смачный подзатыльник и возвращает прежнюю бдительность. Поэтому ему удается повернуться к двери до того, как Маммон успевает дотянуться до ручки.
– Это я вовремя... – недобро ухмыляется Занзас. – Уже уходишь?
– Мне надо в душ, – бесцветным голосом отвечает иллюзионистка, становясь самой собой. Такой, какой каждый день видят её окружающие.
Да, по хорошему, ей действительно нужно в душ. Но одежда, ещё пять минут назад находящаяся в беспорядке, сейчас выглядит словно с иголочки – ни складочки, ни пятнышка.
Маммон нервно поправляет капюшон, вновь скрывающий глаза, и тянется к дверной ручке.
Былой гнев охватывает Занзаса с новой силой, вгрызается в чахлое и порядком поистрепавшееся благоразумие острыми когтями сомнения.
Он несколькими шагами оказывается рядом с девушкой, хватает её за руку и рывком поднимает вверх. У них слишком большая разница в росте – Маммон не остается ничего кроме, как встать перед ним на цыпочки – почти повиснуть – и дождаться, когда горячий темперамент сменит гнев на милость.
Занзас старательно пытается разглядеть лицо под капюшоном и сравнить его с тем, что видит во время секса. Не выходит – под тёмной тканью клубиться густой фиолетово-черный мрак.
– Сколько тебе заплатить, чтобы ты перестала мне лгать?!
Маммон молчит.
– Сколько?! Это будет очень щедрое предложение – только скажи!..
– Я отказываюсь, – спокойно отвечает она.
– Что ты сказала? – от неожиданности он ослабляет хватку, но она не вырывает руку.
– Я отказываюсь, – повторяет Маммон.
– От денег?
– Да, – кивает она. И добавляет в пол голоса: – Есть сделки, которые ценны не деньгами на руках, а будущим. Когда я отвечу на ваш вопрос, босс, – как угодно! понравится он вам или нет, – вы потеряете интерес. Мои ценные бумаги, выражаясь языком маркетинга, прогорят, а сумма, которую я получу, будет ниже себестоимости. Проще говоря, ваше предложение убыточно. Я отказываюсь.
Её тонкое запястье легко осбождается от хватки Занзаса.
– Мне надо в душ, – словно напоминает она и привидением выскальзывает из гостиной.
Занзас остается стоять, глядя на закрывшуюся за Маммон дверь.

Саммари: V – 4. Занзас/AD!fem!Маммон. Попавшись под руку пьяному Занзасу,

дальше

Маммон вынуждена вести себя покорно и слушаться, чтобы не провоцировать разъяренного босса. Занзас нежен, насколько это возможно с ним; разложить девушку на столе в кабинете; медленный секс, желательно долгий перерыв в отношениях для Маммон. Второе.
Предупреждение: за еблей – со слов "Не хочу кофе", до этого – махровый варийский фанон

1750 с.

Смешно. Она засиживается в интернете допоздна. Как и раньше.
Проверяет биржевые новости, курс валюты, погоду для Фантазмы – та не любит жару, особенно после снятие Проклятья, вечно жалуется, сидя в прохладной ванне и громко квакая.
– Тише, – шепчет Маммон и отстукивает на клавишах комбинации цифр.
Подтянув одну ногу к груди, она кладет подбородок на колено. Безэмоционально включает кем-то рекомендованный фильм, оказывающийся обычной мелодрамой, одной из тех, под которые ревут героини таких же мелодрам и едят калорийное мороженое. Фильм Маммон не нравится, а мысль о мороженом неожиданно кажется заманчивой, тем более, что внизу на кухне в огромном холодильнике просто обязан заваляться лоток любимого шоколадного пломбира.
Маммон встает, накидывает по привычке плащ с капюшоном и шепчет Фантазме, чтобы ждала её возвращения. Совершенно бессмысленный поступок, оставляющий на душе неприятный осадочек – словно признание собственного одиночества.
Маммон бесшумно скользит по коридорам варийского особняка: не то, что бы она боится встретить кого-то из офицеров или ей стыдно за чисто женскую слабость к ночным визитам к холодильнику. Скорее, это просто привычка заставляет её быть тихой, словно мышь и бесплотной, словно тень. А в Варии изменения в её внешности восприняли спокойно – ну, вырос или выросла, или... Не важно. Главное, не зудел бы Хранитель Тумана над ухом со своими долгами, а уж пол, возраст и вероисповедание – да велика ли разница, если самому боссу всё равно?
Маммон спускается со второго этажа на первый – там и кухня, и гостиная, и несколько приемных кабинетов. Один принадлежит Сквало – в нем всегда проходят совещания и обсуждения предстоящих операций, так что его можно считать комнатой общих собраний. Второй кабинет – самый маленький – принадлежит Маммон, и там она в идеальном порядке вот уже который год хранит все счета, закладные и юридические документы. Третий кабинет – личная территория Занзаса, и туда редко кто заходит, а уж о том, что самостоятельно выйти и поминать не стоит. Есть, конечно, исключения... Сквало может врываться к боссу в любое время, и, если у Занзаса плохое настроение, они вылетают словно сумасшедшие, круша всё вокруг. Ещё иногда к Занзасу заходит Луссурия... Странно получается, думает Маммон: Сквало – Хранитель Дождя, следовательно, должен успокаивать. Но вместо этого местным нейтрализатором агрессии не по профилю работает Хранитель Солнца. Луссурия ни разу на памяти Маммон не вылетал из кабинета, как это делает Сквало, но и заходит только тогда, когда Занзас уже на грани срыва. В кабинете стоит огромный диван, а потайная дверь ведёт в просторную ванную комнату. Иногда Занзас по несколько недель не возвращается в спальню, пьёт, сидя в кабинете, и бесится. Сама Маммон заходила в кабинет к Занзасу только однажды – чтобы поговорить о Проклятье Радуги. Но он уже всё знал, и даже не был зол или раздражен. Словно её появление там было чем-то естественным и своевременным.
Размышляя над этим, Маммон крадется в кухню, предвкушая свою законную порцию канцерогенов и жира, что, в общем-то, ничем ей не грозит – она вообще не склонна к полноте. И бедра бы можно пошире, и грудь бы... чтоб была.
Господи, думает она, мысленно возводя глаза к потолку, да кому тут нужна твоя фигура-то, идиотка? Пока колдуешь – оставайся; будь ты мальчиком, девочкой или чудищем заморским. Забавно, в общем.
Она вздрагивает, наступая носком туфели на тонкую полоску света, падающую в коридор из кабинета Занзаса.
Забавно, повторяет Маммон про себя и приближается к двери. Надо иметь смелость, чтобы признаться самой себе, что Занзаса она побаивается. Да и какой бы нормальный человек не испугался? Тем более – женщина. Маммон думает, что она – точнее, та, которой она была и которую звали Вайпер, – самая обычная женщина, трусиха с комплексом неполноценности из-за собственной фигуры. Но Вайпер уже давно как бы нет – с того самого момента, когда её поглотило Проклятье Радуги. А Маммон... Маммон – просто иллюзионист, Хранитель Тумана Варии, жлоб, нудный тип и ещё что-то, что совершенно не имеет значения.
Сама не зная зачем, она толкает дверь в кабинет Занзаса. Тот сидит в бессменном кресле и глушит свой бессменный виски, уставившись куда-то в стену рядом с дверью. Замечая тень Маммон в дверном проёме, он на долю секунды задерживает стакан с вонючим ирландским пойлом, не донося до рта, а потом резко опрокидывает в себя и облизывает губы.
Маммом сглатывает.
– Босс? – тихо зовет она, и ей кажется, словно она ещё под действием Проклятья, и только пришла к нему за помощью, а ему не занимать самодурства – или соображения? – чтобы отказать.
Занзас почти благосклонно машет стаканом и выливает остатки из бутылки.
Маммон смотрит на него и думает, что ей почти повезло с боссом – не смотря на внешность, с этими отталкивающими шрамами и свирепым взглядом, и наплевательским отношением ко всему, что его не касается. А ведь проблема Маммон его не касалась! Да и знакомы они были – ну, год от силы же...
– Спасибо, – тихо говорит она, испытывая странное чувство сродни нежности – Маммон не доводилось никогда этого испытывать. Может быть, Вайпер бы могла вспомнить, но её уже давно не существует. – Спасибо... за то, что не отказали.
Занзас какое-то время смотрит на неё, потом машет зажатым в руке стаканом, подзывая.
Только тут Маммон понимает, насколько он пьян. Но отступать поздно – если сейчас ослушаться, кто знает, чем это обернется.
Она проскальзывает в кабинет и притворяет за собой дверь, подходит к столу и становится перед ним.
Занзас рассматривает её, её расстегнутый плащ и небрежно наброшенный на лицо капюшон в прицеле собственных скрещенных ног, лежащих на столе, кривится, крутится на кресле, потом садится прямо и снова кивает ей.
– Ближе, – коротко приказывает Занзас, и Маммон, словно зачарованная его пронзительным взглядом, обходит стол вокруг. Почему-то рядом с ним она чувствует себя словно кролик перед удавом. Всё бы ничего, думает она, но для хорошего иллюзиониста я, кажется, становлюсь слишком внушаема.
Занзас протягивает руку и скидывает капюшон – Маммон еле сдерживается от ядовитой иронии: все всегда думают, что у неё там что-то необычное, неожиданное, хотя ничего под куском тряпки особенного нет: узкое худое лицо, каких двенадцать на дюжину. Просто она не любит смотреть в глаза.
Занзас ухмыляется, проводит пальцами по скулам, и Маммон даже начинает успокаиваться: ничего, пройдет, возрастное. Он хоть и проницателен, но ещё совсем юный – физически, может быть, и старше, но внутри – любопытный мальчишка. Ему просто интересно. Это как игра в кошки-мышки: пока мышь не дергается – когти втянуты и лапы мягкие, а как начнет метаться – тут пиши пропало...
– Хотите, я сделаю вам кофе, босс? – тихо спрашивает Маммон, стараясь переключить внимание.
Лёгкие прикосновения пальцев к скуле становятся более ощутимыми. Занзас ведёт ладонью по шее, цепляет молнию на куртке и тянет вниз. Маммон кажется, что дышать в кабинете становится нечем, не смотря на открытое окно.
– Не хочу кофе, – говорит Занзас чуть прищуриваясь. – Хочу тебя.
Маммон пытается отстранится, но оказывается приперта спиной к массивному письменному столу.
Занзас с задумчивым видом избавляет её от одежды – деталь за деталью, изучает взглядом, пальцами поглаживает кожу. Когда начинает казаться, что он готов её отпустить, и Маммон снова пытается это сделать, Занзас резко двигается и сильнее зажимает её между креслом и стол.
– Я пробыл во льду долгих восемь лет, – задумчиво говорит он. – В анабиозе. Мне повезло больше – я этого не помню. А тебе совсем не повезло, да?
Маммон пытается мягко оттолкнуть его, но вместо этого Занзас только рычит сдавлено и глухо и, подхватывая её за талию, сажает на край стола. Рядом с ним она кажется себе очень маленькой и хрупкой, и ещё эта подростковая угловатость не по возрасту. И когда он касается её груди, становится приятно и нестерпимо стыдно. Он водит губами по шее и прикусывает мочку уха, отчего по коже бегут мурашки. От него остро пахнет алкоголем и очень дорогим одеколоном, и ещё потом и дубленой кожей кресла, в котором он так любит сидеть. В первое мгновение Маммон кажется, что запах отвратителен.
Занзас заставляет лечь её на стол и поставить ноги на край, потом долго гладит двумя пальцами между ног – то медленными и плавными круговыми движениями, то нажимая сильнее. К его тяжелому запаху примешивается её – терпкий и почему-то с кислинкой. Занзас гладит её внизу, между бёдер, размазывают влагу, но не торопится взять даже пальцами, почувствовать изнутри.
– Не надо, пожалуйста, босс... Прекратите... – просит Маммон, задыхаясь, но звучит это жалко и так, словно она только и ждет, когда он возьмет её.
Есть в ласках Занзаса что-то животное, что само по себе отвратительно, но вызывает удовлетворение. Он вылизывает шею, плечи и ключицы, спускается к груди, не сильно прихватывает зубами кожу, и это похоже на кошачие свадьбы, когда галантный кавалер таскает свою даму за шкирку в приступе сладострастия.
Маммон чувствует, что от таких ласк уже готова кончить, и балансирует где-то на грани, замечает, иногда приоткрывая глаза, как Занзас внимательно следит за движением её губ. По инерции, понимает она. Сейчас её глаза для него – что словно чужой язык, непонятный и пугающий. Зато все привыкли читать её настроение и эмоции по движению губ.
Занзас наконец наваливается сверху, подминает под себя, трется широкой грудью о её маленькие соски. Маммон кажется, что ей не хватает воздуха. Она уже не сдерживается: обхватывает за шею, закидывает ноги за пояс, чувствует его горячую твёрдую плоть, трущуюся о бедра.
А потом он берёт её – неспешными, плавными движениями, входя не сразу, а короткими толчками.
Маммон выгибается, и когда его член оказывается в ней полностью, ей кажется, она чувствует на нем каждую жилку. Её накрывает волной удовольствия от такой острой чувствительности и собственной тесноты внутри, и его твердости. Она кончает, выпускает воздух через стиснутые зубы. Занзас наклоняется, целует ключицы и вылизывает линию подбородка, ждет, когда она перестанет нервно всхлипывать, и только тогда снова начинает двигаться, время от времени сбиваясь с ритма.
Полированная деревянная столешница липнет к мокрой от пота спине. Член Занзаса входит в неё так глубоко, что это почти больно, но Маммон продолжает каждый раз подаваться навстречу, шире разводя бедра. Занзас давит на неё, всем весом вжимая в стол. Он очень горячий и большой, и Маммон кажется, что его слишком много для неё одной. Она тихо стонет и царапает его плечи.
– Ещё... – на грани слышимости шепчет она, сглатывает и прижимается худыми лопатками к столу. – Пожа... ааа...
Может быть, Занзас и не лучший любовник, но природа его не обидела.
На этот раз оргазм ярче и длится дольше, и Маммон в последний момент зажимает себе рот ладонью, боясь, что кто-то может услышать. Внутри у неё всё пульсирует и сжимается, и Занзас с хрипом несколько раз с силой толкается, а потом кончает ей на живот. Она дрожит, тяжело дышит и смотрит в потолок, чувствует запах теплой спермы на своей коже и думает, что боссу следует перестать пить, если он...
Чтобы дойти к себе, Маммон приходится набросить иллюзию, потому что ноги ноют и плохо слушаются, её качает. Зайдя в комнату, она прислоняется к двери и оседает на пол. Её немного потряхивает.
Обиженно квакает Фантазма из ванной.
Маммон поднимается и нетвердой походкой идет в душ.
Первый раз за все годы в Варии она изменяет привычке и не закрывает на замок дверь спальни.

@темы: digest, reborn

---

Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Бета: —
Персонажи: Занзас/Лал Мирч
Рейтинг: R
Жанр: pwp
Дисклеймер: моя только шизофрения
Аннотация: 3-65. Занзас/Лал. На каком-то вонгольском приеме быстрый перепих в пустой комнате. Занзаса заводит неженственное поведение Лал.
Предупреждение: ООС, как минимум, и чулки под брюками.

1375 с.

Он терпеть не мог таких женщин.
Возможно, потому, что из них могли бы выйти вполне приличные мужчины.
© Г.Л. Олди.

..."Деловой приём", как сказал Савада.
Савада – это Внешний Советник, конечно. Мелкого сейчас не иначе, как Десятым Вонголой зовут.
Занзас подавил желание сплюнуть на начищенный до блеска паркет и зевнул.
В ожидании опаздывающих, присутствующие медленно перемещались от одного собеседника к другому, кулуарно перешептывались и с опаской косились на варийских офицеров. Это правильно – пусть боятся. Занзас снова зевнул и, удобнее устроившись в кресле, подпер рукой подбородок. Публика старалась обходить его стороной, не видя причин прерывать затянувшееся уединение. Трусы, – в большинстве своем. А Вонгола, осмелевший за прошедшие годы, занят. Только Советник, находящийся постоянно рядом с ним, то и дело обводит быстрым взглядом помещение, оценивает гостей, присматривается. Контролирует. Но он и его люди выглядят спокойно, как и присутствующие Хранители.
Взгляд Занзаса безэмоционально скользнул за спину Савады, доли секунд задержался на светловолосом мальчишке, выделил из толпы изящную фигурку блондинки в очках и столкнулся взглядом с невысокой брюнеткой – та спокойно выдержала несколько секунд и только потом отвернулась с демонстративным хладнокровием. Занзас заинтересованно хмыкнул, присматриваясь.
Классический брючный костюм – свободный пиджак скрывает талию и парочку кольтов в наплечной кабуре, брюки с идеально отутюженными стрелками, белая рубашка с итальянским воротником застегнута на все пуговицы, мужской черный галстук – узкий, старомодный – начала 80-ых. Довольно широкие плечи, прямая осанка, руки сцеплены за спиной, ноги слегка расставлены, чуть приподнятый подбородок – хорошая стойка, правильная. Лицо можно было бы назвать красивым, если бы не шрам на всю скулу – впрочем, кому-кому, а не Занзасу судить о шрамах. Тонкие губы слегка подрагивают, выдавая раздражение и неудовольствие. Никакой косметики. Резкие порывистые движения, легкая упругая походка. Цепкий взгляд. Красивая женщина? Вряд ли. Скорее, похожа на мальчишку с большим будущим – таким два пути: либо в верные помощники – либо в умелые шлюхи, как сложится. Лал Мирч. Кажется, бывший капитан итальянских спецслужб. Хотя – правда ли? Не по возрасту. Жилистая и гибкая, поджарая, как английская борзая. Занзас не разбирался в породах, но сравнение пришло само собой.
– Сука, – одними губами произнес он, катая слово на языке, как выдержанный в дубовых бочках виски, когда Лал снова обернулась в его сторону. И усмехнулся – оставшееся послевкусие ему понравилось.
Она слегка прищурилась и сильнее сжала губы, взглянув исподлобья.
Занзас знал, что Вонгола настрого запретил своим людям связываться с варийцами, велев избегать конфликтов. Поэтому в её взгляде читалось презрение, равное по силе желанию прямо здесь и сейчас хорошенько дать по лицу обидчику. Занзасу. Человеку, которого и без всяких предупреждений остерегалась вся сознательная часть мафиозных кланов, – несознательную он успел стереть в порошок, и теперь ему было скучно.
– Сука, – повторил он, глядя на неё в упор.
Она дернулась в его сторону, но осадила себя, сухо бросила несколько слов блондинке и быстрым шагом направилась к выходу. Хорошим, офицерским шагом – стоило отдать должное, даже в Варии не все так умели. Занзас осклабился, лениво поднялся и, незаметно покачав головой подобравшемуся Сквало, неспеша вышел из залы, успев дать Лал форы в пару минут. Когда он оказался в коридоре, там было пусто.
"Недалеко ушла," – довольно решил Занзас и двинулся вперед, прислушиваясь.
Мягкий ворс ковровой дорожки глушил звуки шагов.
Третья по счету дверь оказалась не запертой. За ней располагалась то ли одна из малых гостиных, то ли чей-то кабинет: дубовые панели, медные светильники, тонкостенное матовое итальянское стекло; кожаное трио вокруг низенького стола на кривых ножках, массивный секретер, в нише перед окном кушетка, обитая бархатом. Комната была погружена во мрак, но из-под одной из панелей пробивался свет и тихий звук льющейся воды. Не обнаружив ручки, Занзас толкнул еле различимую дверь, и она, не скрипнув, подалась вперед.
Шум воды тут же усилился.
Женщина стояла над раковиной, опустив голову. Волосы, падавшие на лицо, открывали светлую кожу на шее и рельеф острого позвоночника. В самой позе не было ни капли злости – быстрее застарелая усталость.
Занзас двумя широкими шагами преодолел расстояние между ними, становясь у Лал за спиной, рукой по-хозяйски уверено провел по крепкой заднице сверху от поясницы вниз и, остановившись между ног, чуть надавил кончиками пальцев. Она подняла глаза – разочарование пополам с раздражением.
– Как банально, – заметила Лал, глядя на его отражение в зеркале. – Босс толпы идиотом – сам такой же идиот...
– С чего бы? – Занзас прижал её к краю раковины, – он был на голову выше и гораздо шире в плечах, – на его фоне она терялась.
– Два случайных взгляда – и ты уже готов, бросив дела, мчаться за очередной юбкой...
– Ну, предположим, не юбкой, – он осклабился, стараясь смотреть через зеркало ей в глаза, и сжал ладонь, лежащую у неё между ног. – А ты кто такая, чтоб указывать?
– За безопасность отвечаю, устроит?
– То есть, это была провокация? – Занзасу нравилось, как она держалась: спокойствие, безразличие во взгляде, высокомерие... только дыхание самую малость скачет – выдает.
– Нет. Ты сам себя подставил... – она попыталась развернуться и ударить, но Занзас успел перехватить занесенную руку и резко дернул, припирая её к стене. Приличной женщине в такой ситуации стоило бы зашипеть, а то и плюнуть в ему лицо. Лал только затейливо выругалась сквозь зубы и собралась заехать тому свободной – левой – рукой по лицу, но остановилась: правильно, если вариец вернется на собрание со свежей ссадиной на скуле, могут возникнуть вопросы и непредвиденные трудности. К тому же, с союзниками не воюют. – Отпусти...
– У меня есть идея получше, – проговорил Занзас, грубо придержав её за подбородок.
Она мотнула головой – он засмеялся.
– Свинья...
– Вижу, тебе тоже она нравится, – его рука скользнула по её шее, сжала грудь и потянулась к пряжке ремня.
– Ты – большой избалованный ребенок, – сквозь зубы процедила Лал. – Тебя много баловали и мало пороли.
– А ты – вышколенная породистая сука, которую слишком много били и любили недостаточно, – прорычал он.
– Ошибаешься... Меня утопили в этой любви по самые уши, и я который год не найду способ, как выплыть.
– Меня должно это волновать?
– Да. У тебя плохие осведомители. Это тоже может сказаться на безопасности Вонголы.
– Заткнись и попробуй сопротивляться!
– Не собираюсь доставлять тебе такого удовольствия!
Занзас зарычал, рывком стягивая с неё брюки вместе с трусиками – те упали на пол, и она переступила их, оставшись в чулках и туфлях. Он расстегнул ремень и молнию себе, наклонился, подхватывая её под колени, быстро выпрямился, прижимая .Лал спиной к стене, и рывком вошел. Она дернулась, закусив губу, и обхватила его ногами, скрестив их у него за спиной. Первые несколько движений дались с трудом из-за отсутствия хоть какой-то смазки, но она быстро потекла.
Он запустил одну руку ей под рубашку, сдвинул тонкую ткань бюстгальтера вверх и сжал небольшую крепкую грудь. Потом обвел большим пальцем вокруг соска.
– Оторвешь хоть одну пуговицу – пристрелю, – тяжело дыша, прошипела Лал и тут же всхлипнула, запрокидывая голову, когда Занзас толкнулся сильнее.
– У тебя там ещё вся Вария поместится, – многозначительно хмыкнул он.
В отместку она крепче сжала ноги у него на талии, сдавив коленями ребра.
Занзас уткнулся ей в шею и сильно прикусил кожу чуть пониже уха, двигаясь всё резче и чувствуя, как по телу проходит волна мелкой дрожи. Низ живота уже сводило предоргазменной истомой, но он старался не сбиваться с темпа. Пальцы Лал судорожно цеплялись за его плечи, мяли ткать пиджака. К аромату скошенной травы её туалетной воды примешивался еле заметный солоновато-мускусный запах тела и смазки.
Он успел выйти из неё раньше, чем кончил сам, забрызгав спермой темный кафель стены, но несколькими секундами позже, чем она сдавленно выругалась и обмякла, уронив голову ему на плечо. Опустив её, он потянулся за салфетками и стер остатки спермы с члена, застегнул брюки и оправил сбившийся галстук.
Лал, держась за стену, зло взглянула на него и вытерла тыльной стороной ладони каплю слюны на губах. Пальцы у неё всё ещё подрагивали.
– Кокетничаешь? – усмехнулся он, оценивающе глядя на её подгибающиеся ноги в ажурных чулках, сбившийся галстук и низ смятой рубашки, из-под которой виднелся влажный треугольник волос в паху.
– Животное... – выплюнула она, медленно выпрямляясь.
– Так и быть, в следующий раз повторим.
– Не надейся!
– И не надеюсь, – Занзас оскалился, подаваясь к ней. – Просто не сомневаюсь.
Он кинул взгляд в зеркало, пригладил волосы и неспеша направился обратно в общую залу.
Настроение слегка улучшилось.
– Чертов босс! – тут же встрепенулся Сквало, едва заметив Занзаса. – Все в сборе! Где, к дьяволу?..
– Заткнись, – меланхолично отодвигая от себя лицо капитана, проворчал тот.
– Какого хрена?!
– Не ори, мусор...
– Занзас-сан! – заметив его, окликнул Десятый и сразу же расслабился, выдавив из себя вымученную улыбку. – Где вы пропадали? Нам пора начинать...
– Заткнитесь оба, достали! – рявкнул Занзас и, заметив Лал Мирч, ровным шагом вошедшую в комнату, усмехнулся. – Я проводил маленькую небезынтересную консультацию по безопасности. Оказывается, Варии есть, куда стремиться, понял, мусор?
– Да какого?!. – снова начал Сквало, но проследив за взглядом, брошенным боссом, осекся, лицо его вытянулось и он только озадачено выдавил: – Твою мать!
Занзас удовлетворенно прищурился, стараясь рассмотреть на шее Лал в тени распущенных волос отпечаток цвета переспелой сливы.

@темы: reborn

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Название: —
Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Бета: отсутствует
Персонажи: Франкенштейн/Мэри, М-21
Рейтинг: R
Жанр: angst, dark
Дисклеймер: моя только шизофрения

440 с.

Black black heart why would you offer more?
Why would you make it easier on me to satisfy?

Иногда кажется, что для гения нет предела.
Предела совершенству и предела извращенности ума.
Просто прикончить её одним движением — какая банальность, право.
Франкенштейн улыбается, разглядывая противника. Невпопад вспоминает слова молитвы: «плоть от плоти»... Немного отвратительно видеть, что он мог стать прородителем этого: пустышка, кукла, простейшее по сравнению с тем, над чем работал он сам. И всё же... Лёгкий интерес: что будет, если эту куклу разобрать и собрать заново — по собственным чертежам и на своё усмотрение?
«Хорошая девочка, атакуй. Я рассмотрю тебя всю — с педантичностью хирурга, готового взяться за скальпель. Так ты даже начинаешь мне нравится, хорошая моя.»
Франкенштейн не спешит: он изучает и сравнивает, не слишком стараясь уйти от её лобовых атак. Он даже немного тянет время пустыми разговорами. Жаль, что мастер серьёзен в своих намереньях — и именно сегодня, когда можно было даже сослаться на его человеколюбие...

Мэри не понимает.
Не понимает, что происходит, не понимает, что чувствует. Ощущение чего-то неправильного и давящего не позволяет до конца собраться с мыслями: мелкие промашки оборачиваются глупыми поражениями; каждая клеточка тела наливается свинцом, как только она приближается к своему загадочному противнику.
Он раздражает её, поэтому, надо просто его убить — во что бы то ни стало.
Она злится, упуская что-то важное, но постоянно цепляясь взглядом за его кривую усмешку, вместе с волной тяжелой ауры, взявшейся словно из ниоткуда, становящуюся оскалом.

- Я был бы нежен, - шепчет Франкенштейн, держа её за талию и глядя в глаза.
Она ещё жива, хотя ей недолго осталось. Никто ничего не почувствует, никто ничего не узнает — он возьмет немного её ДНК — ничего серьёзного, просто небольшое исследование, чтобы узнать, к чему пришел его нынешний последователь. Франкенштейн бы соврал, сказав, что ему жалко её: столько ошибок, допущенных по халатности, когда можно было бы сделать настоящее оружие, прекрасное чудовище... Сейчас же это лишь расходный материал - и только.
Жаль, - безумно жаль! - что он обещал мастеру больше не заниматься своими исследованиями.
Мэри уже не может сопротивляться.
- Не знаю, кто тебя создал, - шепчет Франкенштейн, проводя губами по её шее. - Но я питаю к нему целую гамму неоднозначных чувств — от зависти, что он может делать такое до ненависти за то, как он это делает.
Последнее, что она чувствует — его холодные губы, касающиеся её губ, горячее дыхание и мощную ауру человека, для которого банальное убийство — сродни милосердию.

Тело, выскальзывая из рук, падает бесформенной кучей биологического материала.
Франкенштей поправляет рубашку, откидывает, упавшие на лицо, пряди.
- Жаль, - произносит он вслух, возвращая на привычное место в меру сдержанную усмешку. - Впрочем, я не тщеславен, и даже — что греха таить — не самолюбив. А с тем, кто над тобой поработал, мы ещё обсудим его промахи...

---

Саммари: Т4-02. Франкенштен/Мэри|М-21. Оборотень застукал страстно целующуюся парочку. "Зависть - грех!". Желательно без пейринга Франк/М-21
Примечание: не выкладывалось и не будет.

1130 с.

90% респондентов решились бы на насилие, если бы оно сошло им с рук.
© 188 дней и ночей. Януш Леон Вишневский, Малгожата Домагалик.

Было ли это чувство возбуждением? Черта с два! И проблема была не в том, что по части дел амурных у М-21 полностью отсутствовал опыт, и не в том, что его модификация включала в себя не только внешние боевые, но и внутренние гормональные изменения. Что говорить, М-21 был нормальным молодым и здоровым мужчиной, но увиденная сцена не вызвала у него ни малейшего интереса или, на худой конец, такого естественного чувства стыда. И ещё до того, как он только начал осознавать происходящее, его накрыла волна неконтролируемого животного ужаса, не вызывающего никакого иного желания, кроме как бежать без оглядки со всех ног - подальше. Чтобы никогда ничего не видеть и не знать более того, чем ему полагалось.
Поначалу, он даже не разглядел полной картины. Лишь складки сползающего с обнаженных женских плеч белого халата. На безвольно опущенных руках с длинными тонкими пальцами - уродливо обломанные ногти. Тёмные распущенные волосы влажно блестят в ослепительном электрическом свете неестественно стерильной комнаты. Стройные ноги с изящными лодыжками, сплошь покрытые синяками и царапинами крест-накрест, некоторые из которых выглядят опасно глубокими.
Женщина сидела спиной ко входу в лабораторию, - у Франкенштейна на коленях, - беспомощно и отрешенно, словно вообще ничего не чувствовала. Его пальцы медленно и аккуратно касались её шеи и ключиц, исследую, казалось, каждую клеточку. Лица Франкенштейна видно не было - только копна пышных вьющихся волос цвета акациевого меда.
"Это всего лишь осмотр..." - успел подумать М-21, уже прекрасно понимая, чем увиденная сцена точно не является.
Когда пальцы Франкенштейна провели тонкую линию по ключице к плечу, ткань халата соскользнула на пол, обнажив кожу спины в таких же царапинах, что и на ногах, а накрахмаленные полы перестали скрывать высокую грудь, изящную талию и полные округлые бедра.
М-21 искренне желал уйти и забыть об увиденном, но ноги оставались предательски безучастны к истеричным стенаниям разума. Хотелось лезть на стенку, ослепнуть, провалиться сквозь землю и пройти все девять кругов ада, сметая на своем пути любые преграды, лишь бы не было этого неожиданного осознания. Лишь бы не замечать широко разведенных бедер женщины и расстегнутых брюк Франкенштейна, и того, как его пальцы касаются её груди, и как она продолжает сидеть, слегка сутулясь, с опущенной головой, совершенно не реагируя на прикосновения. Только когда ладони, оглаживая талию, опустились на бедра, женщина еле заметно вздрогнула. Франкенштейн наклонился к ней, - М-21 увидел его жесткую усмешку, почувствовал волны энергии, от которых мутило похлеще, чем после длительного возлияния. Женщина словно в полусне попробовала отвернуться, немного меняя наклон головы. Тошнота встала комом в горле, булыжником с отбитыми краями, оцарапала, оставляя на языке четкий кисло-соленый привкус.
Всё же удалось отступить на шаг назад - к выходу.
"Мэри?!" - подумал М-21 и тут же поправил себя: - "Живая Мэри... Как?"
Франкенштейн одной рукой потянул её за подбородок, заставляя смотреть в глаза, второй провел по скуле и губам, продолжая улыбаться своим мыслям.
М-21 без колебаний мысленно признал, что если бы так смотрели на него, просто попросил бы, чтоб убили - такой взгляд вряд ли мог сулить что-то хорошее. Ещё он решил, что ласки только кажутся таковыми, и удовольствие, отражающееся на лице хозяина лаборатории отличается от того, которое должен испытывать мужчина, находящийся в его положении.
Рука хозяина лаборатории скользнула от подбородка к затылку, пальцами зарываясь в струящийся шелк волос. Франкенштейн потянулся ещё немного вперед.
- Восхитительно... Какой шедевр я смог бы из тебя вылепить! - прошептал он и прикрыл глаза.
"Да он её целует!" - у М-21 закружилось голова, кто-то словно хлопнул маленькими ладошками по ушам, оглушив. Ноги стали предательски подгибаться.
Чувствовался какой-то болезненный, неправильный интерес Франкенштейна к этому малоэмоциональному монстру, вышедшему из лабораторий доктора Кромвела. К этому ужасу с женским телом и маской расчетливой стервы.
У М-21 даже возникла мысль: спроси его, и он уверенно скажет, кто из этих двоих лучше подойдет на роль чудовища. Пару минут назад - да. Сейчас же закралось тихое паническое подозрение, что Франкенштейн может дать форы этому кошмару на поводке Организации. Да что там, он сможет перехватить поводок и приучить чужого монстра работать на себя.
Плечи Мэри вздрогнули, - Франкенштейн с тихим шипением дернулся назад, чуть брезгливо облизнув губы.
- Всё ещё противишься?
Женщина всё-таки отвернулась.
Взгляд Франкенштейна мазнул поверх её плеча, упершись в застывшего соляным столбом М-21.
"Теперь - точно убьёт!" - пронеслось в голове.
- Подожди, пожалуйста, в соседней комнате... - хозяин гостеприимно кивнул на дверь. - Мы уже почти закончили.
М-21 судорожно сглотнул, упершись взглядом в пол, и кивнул. Ноги, словно ватные, ворочались кое-как, но он всё-таки нашел в себе силы убраться подальше - куда указали.
И только закрывая за собой дверь, услышал вкрадчивое:
- Как пожелаешь, могу тебя просто трахнуть, а потом распотрошить, как тряпичную куклу... Некоторые вещи можно изучать и на трупах.
Кажется, Мэри всхлипнула.
Пока длилось ожидание, М-21 пытался думать о чем-то постороннем. Получалось плохо. А то и не получалось вообще. Когда в комнату вошел Франкенштейн, он дёрнулся побитой собакой. На душе было совсем муторно.
- Ты что-то хотел или просто навестить зашел? - лучезарно улыбнулся Франкенштейн, то ли не заметив, то ли не подав виду, что заметил состояние М-21. Вид у него был, как всегда идеальный - с лёгким налётом нарочитой небрежности.
- Вы говорили что-то про обследование, - еле ворочая языком, отозвался М-21.
- Да, действительно. Хотел кое-что уточнить.
- Вы не убили Мэри? - дурея от собственной наглости, неожиданно даже для себя самого выпалил М-21.
- М? - Франкенштейн пожал плечами. - Вроде того. У неё неплохие показатели - меня это... заинтересовало.
- Меня вы так же будете обследовать? - всё так же нагло уточнил М-21.
- Возможно, - рассеянно согласился тот.
- Значит, и трахаться мне с вами придется?
Франкенштейн обернулся и некоторое время смотрел на М-21. Тот мысленно ругал себя и свой длинный язык, ожидая удара. Вместо этого хозяин только хмыкнул - как ледяной водой из ведра окатил:
- У тебя есть чувство юмора. Сработаемся, - и, достав из открывшейся ниши тарелку печенья, протянул её. - Угощайся. Личный рецепт.
- Отравлено? - М-21 снова не успел прикусить язык.
Франкенштейн скривился:
- А вот это уже вульгарно. Что насчет осмотра? Может быть, участие в парочке экспериментов? На добровольной основе, конечно.
- М... - замявшись, М-21 без энтузиазма ухватил предложенное угощение - оказалось, очень даже. - Вкусно. Только сахара многовато, кажется...
- Правда? - Франкенштейн оживился, достал откуда-то записную книжку, пролистал несколько страниц, что-то быстро записал на полях. - Интересно. Так как ты смотришь на моё предложение?
- Не думаю, что подойду. С Мэри у вас лучше получится.
- Зависть - грех, - мягко заметил Франкенштейн, ставя на стол 2 чашки кофе и присаживаясь напротив. - На счет неё у меня отдельные планы.
- Я заметил, - ляпнул М-21.
- ...А тебе мастер сказал, что ты недооцениваешь себя. Я бы посоветовал ему верить. А после детального осмотра, думаю, смогу сказать это с уверенностью.
- Вы - чудовище, - вздохнул М-21, пододвигая к себе кофе, и вздрогнул, увидев широкую, не предвещающую ничего хорошего, улыбку, контрастирующую с прищуром внимательных глаз.
- Сочту за комплимент.

@темы: nobless, digest

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Название: О разном - 2
Автор: Oui, mon colonel!
Персонажи: Колонелло/Лал
Рейтинг: G-NC-17
Жанр: военно-полевой романс по возможности
Дисклеймер: Амановское оно всё, кроме русского языка
Примечание: будет апаться; первая часть

О чутком сне и армейском юморе
Примечание: пост-TYL-арк

590 с.

После всех лет, проведенных на службе, Лал Мирч спит очень чутко. Перемена ли ночного ветра, колышущего занавески, сбивающийся ли ритм хора цикад под окном, скрип ли притворенных ставень – не имеет значения, что её вырвет в следующий раз из цепких лап сна в самую, казалось бы, тихую и спокойную ночь. Кто-то говорит, что это – профессионализм; кто-то называет попросту паранойей. Сама Лал не знает точно, что на этот раз заставляет её открыть глаза, когда уже далеко за полночь. Впрочем, ей хватает самообладания, чтобы не подскочить на кровати, словно девице на выданье, и остаться так же спокойно лежать, обнимая себя за плечи.
– Когда ты?.. – начинает она почему-то шепотом, и осекается, глядя на довольного сверх меры Колонелло.
– Только что, – улыбается он, положив подбородок на край кровати и внимательно глядя на наставницу. – Я же сказал, что вернусь, помнишь, эй?
– Помню, – соглашается Лал, не отводя взгляда, словно боясь, что это только привиделось спросонья, и видение вот-вот должно исчезнуть.
– Лал, – задумчиво спрашивает Колонелло, – тебе кто-нибудь говорил, какая ты красивая во сне?
Она несколько раз моргает, чтобы отогнать неожиданную слабость, вставшую комом в горле и песком под веками.
Орел, удобно устроившийся на вешалке в углу, словно на насесте, что-то осуждающе и хищно рокочет и шумно закрывается крыльями, как одеялом, – мол, третий лишний, разберетесь сами, а я отдохну пока.
– Да, был один…
– Правда? – вид у него очень забавный, когда он так вот серьезно смотрит. Выглядит мило, но если вдруг узнает, что у неё появился ухажер, сначала будет долго злиться, а потом… а, правда, что потом? – И кто же этот счастливец, эй?
– Был у меня один ученик, – серьёзно отвечает Лал. – Вечно лез, куда не просят, и говорил много глупостей.
– Ах, ученик, эй! – смеется Колонелло, а потом опять становится серьёзным, хотя в глазах искрится лукавство. – Ты ведь переживала, правда, Лал?
– Да, – она не хочет говорить об этом, тем более – ему, и всё же... – Очень переживала. Думала, что потеряла тебя. На этот раз – совсем.
– Но теперь-то я здесь, эй?
– Да, теперь ты здесь, – Лал вздыхает. – Только вот что прикажешь с тобой делать?
– То, что делают с любимыми мужчинами после долгой разлуки! – улыбается он.
– К… Колонелло, ты дурак! – она всё-таки вскакивает, садится на кровати и заливается краской. – Как ты себе это представляешь?
– Учитель, вы неправы, эй! – ухмыляется он. – И мысли у вас, как бы это сказать… вольные. Я всего лишь имел в виду, что устал, и буду не против, если вы позволите мне немного поспать в ваших теплых объятьях!
Она проводит рукой по волосам и вздыхает: вот подловил же – и ответить нечего.
– Ладно, – наконец соглашается Лал и откидывает одеяло. – Не прогонять же тебя ночью… Но только сегодня! Мадонна, и что за солдата я воспитала!
Дважды повторять не приходится, и Колонелло мигом ныряет под одеяло, беззастенчиво устраиваясь у неё под боком.
– Лал, эй?
– Что ещё?
– Я тут знаешь ещё о чем подумал? – озорные нотки в его голосе подсказывают, что она не захочет этого знать, но он всё равно скажет. – У тебя такая потрясающая грудь. Можно я…
– Сейчас кто-то пойдет спать на коврике в прихожей!
– Ладно-ладно! Я же шучу! Армейский юмор, знаешь ли!
– Знаю. И тоже могу пошутить. Хочешь?
– Никак нет, капитан! – сонно улыбается он и прижимается к наставнице. – Спокойной ночи, Лал.
«Совсем как обычный ребёнок», – думает она и мягко обнимает его так же, как до этого обнимала себя за плечи.
– Спокойной ночи, Колонелло.

---

О темах для размышления
Бета: Шуршунка, Toriya

485 с.

— Жаль, — говорит Емицу, садясь в машину. — Жаль, что мы не можем поехать на каникулы. Правда?
Она удивленно смотрит на него. У них график забит на год вперед. Нет, не так. Они не знают, что произойдет в следующее мгновение, поэтому нет времени на отдых. Проклятье делового человека — всё время отдано работе.
— Я хочу сказать, — продолжает Емицу легкомысленно, — хорошо было бы съездить с моей Наной куда-нибудь вместе. Я так соскучился!
Он редко вспоминает о семье и редко об этом говорит. А жену так и называет — "моя Нана".
— Представляешь, они сейчас в Мафиялэнде! — вздыхает Емицу. — Никаких обязанностей, никаких проблем. Море, желтый песочек, томные вечера с коктейлями... И моя Нана — вся такая легкая, воздушная, в коротеньком платьице и с гирляндой цветов на груди... Чудо, как хороша! Просто завидую Реборну. Ну, немного, ты понимаешь...
— Емицу?
— М?
— Можно спросить?
Упоминания солнечного Мафиялэнда бередят старые раны. Так болят переломы на дождливую погоду в Турине.
— Раз начала, — соглашается Емицу.
Пожалуй, ему известна тема вопроса. Или то, чем она навеяна.
— Как это было у вас?
Вопрос получается с каким-то неясным флёром романтизма. Лал даже сама удивляется этому.
— Ну, как посмотреть. Ты не японка. Потому это довольно сложно объяснить.
— Попробуй.
Емицу смотрит на неё несколько мгновений, словно о чем-то задумавшись.
— Знаешь, это как... — он ищет слова. — Японские женщины — другие. Они не показывают своего эротизма, как это принято в Европе. Лёгкий поворот головы, якобы случайная улыбка, касание... Очарование в движении.
— Нана была такой?
— Да. Именно такой, — Емицу смеется. — Можно сказать, она меня соблазнила... У меня не было выбора. Иногда хорошо, когда за тебя решают.
— Ясно... У нас было совсем не так. Это я сдалась под конец.
— Сдалась?
— Да. На милость победителя.
— Что ты хочешь сказать?
— Я думаю, может, и не любила его никогда, — Лал неожиданно теряется. Разговор выходит слишком личным. Она его таким совсем не планировала. — Привычка всё это. Даже не переживаю сейчас: где он и с кем...
— Но ведь прислушиваешься, когда кто-то говорит о нем?
— Да...
— Знаешь, что жив и здоров? Что у него нет проблем?
— Да.
— Когда кто-то говорит, что он выглядит и держится отлично...
— ...мне как-то спокойнее становится. Думаю, хорошо, что у него всё хорошо.
Емицу кивает и отворачивается к окну, за которым пролетают улицы промышленного Турина. Серость, грязь, заводские офисы. Вечереет. Не на что посмотреть, откровенно говоря.
— Лал, а это не любовь? — тихо спрашивает он.
— Что? — она вздрагивает.
— Да нет, ничего, — отмахивается Емицу. Машина останавливается, водитель оборачивается и получает одобрительный кивок — для него рабочий день закончен.
Они выходят.
Громада офиса с высокими окнами ни капли не похожа на мафиозные особняки, что вечно показывают в сериалах по телевизору. Откуда-то тянется запах подгоревшего ужина.
— Хочу домашнего кофе, — говорит Емицу, глядя на стеклянные двери под бетонным козырьком. — Хочу сидеть за большим обеденным столом, и чтобы было много детей, и чтобы они все кричали, ругались, шутили. И хочу, чтобы за окнами пели цикады. И хочу, чтобы вечером можно было выйти на улицу и выкурить не спеша сигарету на ночь.
— Я подумаю над твоими словами, — отзывается Лал.

---

О чужом счастье
Бета: Фран., Aizawa

417 с.

Базиль замечает это не сразу.
Поначалу кажется, что ничего не изменилось: и одевается, как прежде, строго, и движения такие же резкие. А что улыбаться стала чаще — бывает. Даже хорошо, ей идет улыбка. Ну и что, что страшно с непривычки. Только потом он понимает, что это из разряда тех улыбок, от которых вышибает дух. Потому что не ему адресована. И даже не окружающим.
Если заглянуть ей в глаза — видится: ванная в облаке водяной пыли, и запотевшее стекло, и приоткрытые двери душевой кабины.
Она надевает трусики — ослепительно белые — и бюстгальтер. На шелковой майке совсем немного кружева, белая рубашка безупречно отутюжена.
Влажные волосы падают на лицо, и она убирает их, небрежно проводя по шее.
— Что? — спрашивает Лал. Голос звучит мягче, чем можно ожидать. Гораздо мягче, чем окружающие привыкли слышать.
— Ничего. Мне нравится смотреть, как ты одеваешься. Это запрещено?
Она улыбается, не поднимая глаз.
— Нет. Я думала, наоборот, — отшучивается Лал, застегивая пуговицы. — Обычно мужчины считают, что раздевающаяся женщина гораздо интереснее.
— Не совсем, — он отодвигает дверь кабины и прислоняется к ней виском. — Чтобы женщина разделась, нужна самая малость. Но увидеть, как она одевается... Всё равно что узнать все дыры в обороне противника.
— Дыры? — переспрашивает она и выпрямляется. — Чулок пополз?
Они молчат, глядя друг на друга с усмешкой.
Он протягивает руку и берет её за подбородок. Перегибаясь через бортик, целует — жадно и грубовато, заставляя запрокидывать голову. Гладит кончиками пальцев по шее — сначала вниз, потом назад, — наматывает волосы на кулак.
Вода льётся на пол, капает на рубашку.
Когда он отстраняется, она рефлекторно тянется за ним.
— Бешеный, — дрожащим голосом говорит Лал, облизывает губы и не открывает глаз. — Я опять вся мокрая.
— Как легко тебя намочить! — смеется он и резко дергает её за талию к себе. — Придется переодеваться...
— Какая пошлость, — она послушно шагает к нему под струи горячей воды.
— Иди сюда. Мы сделаем всё быстро, и ты не опоздаешь. Обещаю.
Мокрая рубашка падает на дно душевой кабины.
Лал никогда не опаздывает.
Колонелло подвозит её всегда вовремя. Он не выходит из машины, поэтому Базиль забывает о причинах произошедшей в Лал перемены. Здесь нет ничего от скрытности — у каждого есть свои обязанности, а личная жизнь — только за пределами рабочего времени. Это и есть профессионализм, оттачиваемый годами.
Базиль знает, что не стоит лезть в чужую жизнь, даже если хочется, чтобы она стала твоей. Он очень старается не замечать всех этих нюансов — ещё не просохших волос, новой рубашки и малиновой отметины на шее.
Юбка до колен, приталенный пиджак на две пуговицы, туфли-лодочки на высоком каблуке. Резкость движений, точность формулировок. Ничего не изменилось.
Кому-то этого хватает для счастья, кому-то — для отчаяния.

---

О том, что не проходит

725 c.

…Она долго всматривается.
Это уже, конечно, потом, когда он, встретив её в аэропорту, задорно улыбаясь и рассыпая искорки хорошего настроения вокруг, садится на переднее сидение рядом с водителем.
И хочется сказать, что изменился, а соврать себе не выходит – даже не смотря на эту улыбку и такую резкую перемену в возрасте. Колонелло – он и есть Колонелло. Он, наверное, в душе ребенок – был им, есть и будет. Его проклятье Аркобалено словно и не касалось; так, только внешне задело – вскользь прошлось, как пулей по отражению на воде: был взрослый – стал ребенок, морок, видение, а потом круги разошлись, рябь прошла, и опять – всё тот же молодой мужчина.
У Кьоко чуть подрагивают руки, и румянец со щек не сходит – лучше б не знать, конечно, всей подноготной, а то куда теперь денешься. Тут и смущение, и легкое неудобство перед ним. А он – шутит, смеется ещё, рассказывает что-то. А что – спроси её сейчас – ни за что не ответит. И слушает вроде бы, а мысли – всё туда же.
Колонелло распахивает дверь машины, выпуская её, шутливо кланяется, на японский манер зовет госпожой, провожает в особняк Десятого Вонголы, мимоходом замечает, что все заняты пока, но вечером будет небольшой прием – для своих, как говорится; наклоняясь ближе, доверительно сообщает: он тут тоже в некоторой степени свой, хоть и не входит в семью, но, раз Цуна попросил встретить из Японии такого важного гостя, – значит, доверяет.
В доме тихо, но тепло и уютно по-домашнему. У Цуны и не может быть иначе – здесь всем рады, а друзьям тем более.
Странно это, хоть и стоило бы уже давно привыкнуть. У них у всех последние десять лет всё совсем не так, как должно быть. Совсем не просто.
Кьоко немногословна. Только смущенно улыбается и кивает.
– Ваши апартаменты, госпожа, – Колонелло жестом дворецкого распахивает перед ней двери светлой, богато обставленной, комнаты. – Советую пока отдохнуть и набраться сил перед ужином – у тебя был тяжелый перелет.
– Спасибо, – она вздрагивает от неожиданности, когда он переходит на это личное «ты» и, наконец, поднимает глаза, глядя на него прямо. – Коло…
– Да, госпожа? Вы что-то ещё хотели? – он опять смеется.
– Я… Вы… – она тушуется. Ну, зачем, зачем ей всё это рассказали, объяснили, и зачем в аэропорт за ней приехал именно он?
– Ах, вот оно что, – хмыкает Колонелло. У него в глазах – искры; такие же, как у брата, когда тот выходит на ринг; такие же, как у Ямамото, когда тот берет в руки бейсбольную биту; такие же, как у Гокудеры, когда тот находит решение очередной непонятной задачи; такие же и у Цуны, когда он смотрит на родных и друзей… – Не можешь поверить? Или просто понять? А может, не можешь забыть?
Кьоко краснеет. Она знает, что в двадцать пять лет краснеть от таких вещей не полагается, но всё равно стыдно вспоминать, а не вспоминать, глядя на статного итальянца – не выходит. Глупость, ребячество, – а сидит где-то в подсознании навязчивой идеей.
– Видимо, придется объяснить, – Колонелло делает широкий шаг и оказывается прямо перед ней, легко касается подбородка, намекая на то, что ей нужно смотреть на собеседника, а не на собственные туфли; улыбка не сходит с губ. – Во-первых, меня стоило бы посадить за развращение малолетних, согласна, ей?
Он с беспечным видом загибает пальцы.
– Впрочем, это уже, кажется, оспоримо в суде – знаешь, все эти «за давностью лет»… ну, я не силен в юриспруденции, разве что про трибунал знаю. – Кьоко кивает, но на мгновение отводит глаза, в то время как тон его становится чуть серьезнее. – Во-вторых, скажем так, я не заглядываюсь на девушек своих друзей, понимаешь, эй? Ну, и, в-третьих…
Он чуть выше поднимает её за подбородок, и Кьоко чувствует, как внутри всё сжимается, и хочется прямо посмотреть в немного сумасшедшие голубые глаза, но она всё равно зажмуривается как пугливая неопытная школьница, когда он наклоняется к ней.
– Знаешь, я, наверное, уже целую вечность влюблен в прекрасную женщину – и, увы мне, не устаю быть ей верен, эй… – с нотками сентиментальности в голосе заканчивает он после того, как легко касается губами её лба. – А она, кстати, любит повторять, что я дурак, и чувство юмора у меня отвратительное.
Он разворачивается и, немного чеканя шаг, словно по старой привычке, выходит из комнаты.
– Кстати, Кьоко-чан! – смеется Колонелло, притворяя за собой дверь. – Там было много пены, а я каждый раз честно старался смотреть как можно меньше, потому что верность верностью, но соблазн велик, эй!

@темы: digest, reborn

---

Название: Вам не понять
Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Бета: —
Персонажи: Князь, Сантьяга, Кортес/Яна
Фандом: серия "Тайный Город" В. Панов
Рейтинг: G
Жанр: romance, humor
Дисклеймер: моя только шизофрения, остальное - правообладателям
Предупреждение: OOC; спойлеры к первой (Войны начинают неудачники) и шестой (Наложницы ненависти) книгам, нахуй матчасть
Примечание: не принимайте близко к сердцу

Ключ : "Что сделано из любви, всегда за чертой добра и зла"

855 с.

Вкус — это умение
в разных обстоятельствах находить выход в самом естественном.
Ф. Искандер

Если бы случайный ранний прохожий или припозднившийся праздный гуляка, или компания молодых людей, или... да кто угодно! Мало какие дела могут быть у простого обывателя ранним утром на Красной площади! Главное, если бы кто-нибудь этим самым утром случайно оказался рядом с последним (а кое-кто не преминул бы уточнить - "крайним") пристанищем великого вождя, он бы мог увидеть романтичную картину, хотя и немного странную, вызывающую смешанную гамму чувств.
Посреди Красной площади стояли двое. И если мужчина не вызывал своим видом особого интереса - крепко сбитый, высокий, коротко стриженный, и хотя, конечно, в нем была та животная притягательность, свойственная истинным вожакам стаи, но не настолько редкая, чтобы обращать излишнее внимание, - то девушка, которую он держал за плечи, выглядела действительно необычно: высокая и стройная, её одежда напоминала безвкусные голливудские блокбастеры о древних войнах и забытых цивилизациях, и черная вязь затейливой татуировки на гладко выбритой голове притягивала взгляд. Пара целовалась - медленно и самозабвенно, так словно в мире не было никого, кроме них двоих; ни восходящее солнце и бой курантов, ни столичные поливальные машины и хмурые дворники, ни мировая война и конец света - ничто не могло бы сейчас заставить их отпустить друг друга.
Если бы ранний прохожий был толерантен, он бы просто хмыкнул, если нет - то осудил бы девушку за такой вызывающий внешний вид, а, возможно, и за столь открытое проявление чувств, но он бы точно не смог разглядеть блеска старого червонного золота в её глазах, как не увидел бы следы от уколов на её руках, и так же бы никогда не узнал символа-татуировки, начертанной на мертвом языке. Не заметил бы он и двух теней у самого края площади.

- Светает, - задумчиво проговорил владыка Темного Двора и нервно поправил капюшон, но с места не двинулся.
- Лето, - легкомысленно пожал плечами Саньтяга. - Летом всегда рано светает.
- Если бы я не знал, был бы уверен, что и это организовал ты.
- Вы предлагаете мне что-нибудь сотворить с осями Земли и повернуть её так, чтобы у нас была вечная ночь? Я подкину эту идею "ласвегасам" - пусть на досуге произведут все необходимые расчеты. Конечно, бесплатно и в качестве разминки. Если количество энергии, которое для этого потребуется, не будет превышать...
- Перестань, - недовольно прервал его Князь. - Я не об этом.
- А о чем же? - улыбнулся комиссар и встал рядом, почти касаясь плечом плеча владыки.
- О ней. О них. Ты знал с самого начала?
- Нет, - нав покачал головой. - Это стало для меня сюрпризом... И, не буду врать, сюрприз мне понравился.
- Чтож, мы дали ей выбор.
- Да, Князь.
- Она приняла решение сама.
- Да. Определенно, Темный Двор не вмешивался в эту сторону вопроса.
- Ты знал, что так будет? Ты верил, что она примет правильное решение?
- Правильное? - комиссар иронично изогнул бровь. - Правильное для кого?
Еле заметный поворот головы и колыхание ткани выдало раздражение собеседника.
- Князь, вам не кажется, что вы забываете об относительности некоторых понятий? Для гиперборейцев ненависть - благо... И сегодня один из их иерархов выбрал тёмную сторону, разве не так?
- Да... Сантьяга, - Князь снова поправил капюшон и повел плечами. Небо над Москвой из серо-стального медленно становилось бледно-фиолетовым. - Мне нравится твой сегодняшний костюм - он черный.
- Нет, он цвета индиго. У вас явно не слишком хорошо с оттенками. Кроме того, он пахнет кровью.
- Гиперборейской.
- Премерзкий запах.
- Обычный. Так что ты думаешь об этом?
- Думаю, нам просто повезло, - комиссар устало потер шею. - Нам повезло. Им повезло, - он кивнул на пару. - Она могла просто подсадить его на "стим". Или забыть. Или не поверить. Или просто перевести всю свою любовь в ненависить... Азаг-Тоту бы понравилось.
- И всё же, она выбрала нашу сторону?
- Нет. Вы не хуже меня знаете, что она не выбирала сторону. Она выбирала чувство - и предпочла любовь. А то, что сделано из любви, всегда за чертой добра и зла, - Сантьяга помедлил, и, поймав на себе вопросительный взгляд, совсем мягко добавил: - Уж простите, но вам не понять.
- Ну, конечно, куда мне! - проворчал владыка. - За такие вещи отвечаешь ты.
- Конечно, для того я и создан, - легко согласился нав.
Оба помолчали.
- Я ухожу, - наконец вздохнул Князь. - Через пару часов - ко мне с отчетом, - он помедлил, оглядывая площадь и, не сдержавшись, вздохнул: - И они продолжают целоваться! Ну, сколько можно?
- Вы завидуете? - удивился комиссар. - Или у вас задатки вуайеризма? Во мне этого точно нет. Может быть, через добрую тысячу лет у меня появится достойная замена?
- И не мечтай! Ты один умудряешься вывести меня из себя! А Тайный Город? Ещё одну мою аватару они не выдержат.
- Как скажете... - хмыкнул Сантьяга в закрывающийся портал и снова взглянул на пару, стоящую в центре Красной площади. Его ждали дела, сложные решения и отчет владыке, а главное - новый и свежий костюм цвета слоновой кости, но было кое-что, чего не стоило откладывать. А значит, придется потревожить кое-кого...
"Кортес, ты просто не представляешь, как интересно работать с твоей командой... Далеко не каждый чел умудряется меня так развлечь!" - довольно пробурчал себе под нос Сантьяга и медленно двинулся к наёмникам, давая им шанс себя заметить.

@темы: книжное

---

Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Бета: —
Персонажи: Курц Вебер/Мелисса Мао (но на самом деле у них всё наоборот)
Фандом: Full Metal Panic!
Рейтинг: PG
Жанр: romance, humor
Дисклеймер: моя только шизофрения, остальное – правообладателям
Предупреждение: OOC и AU; юмор... такой авторский

Ключ: "Четверть второго, я в полном одиночестве, мне нужен(на) ты...". Виски, ожидание телефонного звонка.

760 с.

...Вы будете удовлетворены.
А счастливы вы сейчас. В эту самую минуту.
Из-за ограничений. Превращающих в счастье каждую поблажку.
© Urbi et orbi. Генри Лайон Олди

Он не курил. Ему это было несвойственно в принципе.
Даже не нервничал. Изредка бросал короткие взгляды на часы – раз в пятнадцать минут, не чаще.
Хорошая квартирка; миленькая. Двухкомнатная. Даже с мебелью. Интересно, не удавился ли Калинин, выписывая им такую роскошь? Впрочем, возможно, он просто не в курсе – знал бы, ни за что не позволил им сюда даже носа казать с аппаратурой и прочим хламом. Слишком хорошо для такой неугомонной парочки – всю квартиру с ног на голову поставят и не поморщатся. А за такое командир с удовольствием с них головы снимет – заодно с жалованьем. Старший сержант, конечно, не слишком большая охотница до денег, но характер у неё дурной – точно что-нибудь нелестное выскажет. А Калинин не злопамятный – он записывает, между прочим, даже ручкой по бумаге, а не как тот же Мардукас – и, черт его знает, что хуже...
Прервав себя на этой мысли, он отправился на кухню.
В мусорке уже расположилось несколько смятых жестяных банок – туда же к товаркам отправилась ещё одна.
Он залез в холодильник. Искомого не обнаружилось. Совсем.
Вернувшись в комнату и нова взглянув на часы, он перевел взгляд на телефон.
Телефон был спокоен и незыблем, как само мироздание. Зараза.
В баре обнаружилась только бутылка виски. Хорошая такая бутылка, дорогая – в этом он разбирался. После вкусного и сытного ужина – самое оно... Ужин остыл час назад.
В голову начинали закрадываться неприятные мысли – он снова одернул себя.
Нужно устроить какую-нибудь вечеринку. Нужно придумать что-то грандиозное. Нужно немного подурачится при случае. Нужно придумать, как дельно подглядывать за девчонками в душе и не быть замеченными старшиной – иначе она опять на спарринге от него живого места не оставит... Ну, как вариант, избегать её на спарринге, хотя и отговорки-то не придумаешь – всё равно вытащит! Нет, когда она производит захваты и прижимается всем телом – это очень возбуждает, а если ещё и ногами...
Дверь в прихожей медленно отворилась – спасибо не смазанным петлям, он услышал тихий скрип и скользнул в полутьму рядом с окном, задрапированным тяжелым бархатом гардин. Предохранитель при снятии не издал ни звука.

– Курц, что с моим ужином? – рявкнула старшина Мао, заходя в комнату. На скуле у неё темнела ссадина.
– Сестренка... – Вебер вышел из тени и картинно развел руками, крутя на пальце снятый с предохранителя пистолет. – Полагаю, он уже покрылся льдом. Я бы разогрел, но ты ведь так и не позвонила! Знаешь, ты обещала – когда приказывала не разводить самодеятельности...
Мелисса что-то фыркнула, скинула куртку и удалилась на кухню, чтобы через несколько минут вернуться с полной тарелкой.
Курц упал в кресло и, отложив пистолет, вздохнул.
– Ну?
– Что "Ну?" – переспросила старшина с набитым ртом, усаживаясь на подлокотник второго кресла.
– Четверть второго, я в полном одиночестве, мне нужена ты... – с вдохновленным видом начал он.
– Короче!
– Ты обещала позвонить, помнишь, сестренка?
– Да? Ну, это было лишнее – я и так справилась...
– Ты задержалась.
– А, это... Какой-то придурок уже рядом с домом хотел меня изнасиловать, представляешь? Пришлось дать ему пару уроков хороших манер – к примеру, что перед тем как трахать, женщину принято ублажать комплиментами, прогулками под луной и знакомством с родителями. Роль родителей, правда, я оставила местному полицейскому участку...
– Не представляю. Нет такого дурака на свете, который бы польстился... простите, покусился бы на вас, сержант.
Мелисса хищно осклабилась, но не ответила, скосив глаза на бутылку у телефона.
– Это что?
– Виски. Как я уже говорил, четверть второго, я в полном одиночестве, мне нужена ты... Тебя нет. Зато есть она, и я готов топить свою печаль – печаль брошенного мужчины! – в горьком забытьи...
– Короче! – снова прищурилась Мао.
– Ну, – протянул Курц, возвел глаза к потолку, состроил прискорбную гримасу и снова посмотрел на старшину. – Пиво кончилось, – трагично проговорил он и, подумав, добавил: – Совсем.
Она повела бровью:
– Ты. Выпил. Всё. Моё. Пиво? – медленно переспросила она.
– Я приготовил ужин! А ты даже не позвонила!
– Но это же было моё пиво!
– Сестренка!..
– Ну всё! – она встала и почти кинула тарелку с остатками на стол. – Значит так, я иду спать! А ты даже пальцем – вообще ничем! – не посмеешь меня тронуть! Понял, скотина?!
Курц умоляюще моргнул, но она уже направлялась в спальню – его уловки на Мелиссу не действовали.
– Нет, моё прекрасное холодное пиво – в честь прекрасно выполненного задания... – ворчала она себе под нос.

...
– Курц?
– Ммм?
– Что это ты делаешь?
– Ммм?
– Спрошу по-другому: я, кажется, запретила тебе меня трогать сегодня?
– Но, сестренка, ты ведь сама...
– Про себя я ничего не говорила. А вот ты – убери руки!
– И почему ты всегда сверху?
– Потому что мне так больше нравится...
– То есть, ты просто искала причину?
– Нет. Я очень люблю своё пиво, понимаешь? Очень! Но кроме этого, я люблю твою стряпню, ту ерунду, которую ты несешь и...
– И?
– И нальешь мне виски после того, как я с тобой закончу.

---

Саммари: Y-26. ♠ Full Metal Panic. Мелисса Мао | Курц Вебер. Любовь к китайской кухне.

340 с.

...Нет, безусловно, Вебер, ты – идиот каких поискать. Шумный, непоседливый и ужасно надоедливый. Ни один нормальный человек с тобой никогда никуда не пойдет; тем более – на задание. Стоит только отвернуться, и ты, последний потаскун, опять увяжешься за какой-нибудь юбкой... Эй-эй-эй, ты слушаешь?! Кретин же! Ну как мне вдолбить в твою светлую голову, не обремененную интеллектом, что когда я говорю – надо слушать! Меня слушать, а не то, что щебечут те цыпочки, от которых ты не можешь отвести взгляд! ... Так вот, сержант Вебер. Боже, иногда я пытаюсь понять, кто тебе пожаловал звание – да ещё и в таком возрасте. Мальчишка же ещё неразумный! Зато глазки мы строить горазды, нечего сказать!.. Твою мать! Что ты опять делаешь, скажи на милость? А если б этот снайпер в меня попал?! Что? Ты успел его снять до того, как он спустил курок? Я оторву тебе голову, как только это всё закончится! И – нет! Я не знаю, какой ты прекрасный стрелок! Нет, память у меня хорошая. Ну, да, сама виновата – будь проклят тот день, когда мы встретились, никогда себе не прощу собственный выбор – ты сведешь меня в могилу. Что значит, "у меня не получится"?! Да я тебя!.. Вееебер, скажи пожалуйста, что это сейчас было?! Нет, что это были AP 76 калибра, я заметила! Но она прошла в нескольких сантиметрах от... Нет, я не перестану орать тебе в ухо!!!

– Не забудь написать рапорт. И вот ещё что... – Мелисса ухмыляется и хлопает его по носу.
– Да, сестренка? – Курц делает большие грустные глаза – даром, что больше-то, казалось бы, уже некуда.
– Так как нам ещё день тут куковать, кто-то должен смастерить ужин. Я решила, что это будешь ты.
– Но, сестренка, сегодня твоя очередь!
– Чтооо? А ну-ка, вспомни субординацию и устав: старших нужно слушать и на все приказы отвечать "так точно!". Ну-ка, давай попробуем ещё раз. Сержант, ужин сегодня поручаю вам...
– Так точно! Сэр...
Он младше её на шесть лет. Он ужасный бабник, задира и острослов. Он совершенно невыносим.
Он знает свое место в команде, очень хорошо стреляет и иногда любит побыть немного романтичным.
Она не любит готовить. Но любит китайскую кухню, ходить с ним на задания и, кажется, немного его.

@темы: fmp!, digest

---

Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Бета: —
Персонажи: Фукуда/Эйджи, Хаттори, Ясуока
Рейтинг: G
Жанр: hurt/comfort, humour
Дисклеймер: моя только шизофрения
Предупреждение: авторский юмор в наличии

1160 с.

У каждого человека свои звезды.
© А. де Сент-Экзюпери

Ясуока задумчиво покачался на стуле. Потом посмотрел на сенсея и, от греха подальше, уперся взглядом в пустой лист бумаги у себя на столе. И когда он уже почти собрался с мыслями чтобы что-то нарисовать, тот-таки сломан очередной карандаш.
Потому что Хаттори задерживался.
Они успели дорисовать главу и даже поработали над манускриптом. Перекусили. Обсудили последний выпуск Джампа.
Хаттори всё ещё задерживался.
– Вали уже домой! – наконец рыкнул Фукуда на ассистента и недовольно взглянул на телефон.
За Хаттори водилось всякое: и лисья хитрость, и баранье упрямство, когда дело касалось его подопечных, и деловая хватка. Единственное, чем, пожалуй, Хаттори никогда не отличался – это непунктуальность. Тем более в случае, когда он приезжал за новой главой.
Ясуока украдкой скосился в окно: на улице шел снег – красивыми крупными хлопьями – сплошной стеной. Зима в этом году выдалась на редкость – скользкие дороги и плохая видимость наличествовали.
– Я тут... ещё немного побуду.
– Дурак! – Фукуда демонстративно подпер подбородок ладонью. – Он что, не думает, что у меня тоже может быть личная жизнь? Планы? Хоть бы предупредил что ли! Не думаю, конечно, что с ним что-то случилось...
Не успел он закончить мысль, как дверь в прихожую хлопнула, и через несколько секунд на порог комнаты нетвердой походкой шагнул редактор. Вид у него был несколько потрепанный и какой-то потерянный, на волосах таяли снежинки.
– Какого хрена?! – не здороваясь, напустился на на него Фукуда. – Ты опоздал на три гребанных часа!
Хаттори помахал рукой и свалился в кресло:
– Не начинай... И так голова кругом.
Вместе с ним в мастерскую проник легкий запах валерьянки, нашатыря и ещё чего-то противного.
– Да что случилось?!
Видя, что сенсей начинает серьёзно выходить из себя с одной стороны, и что оттаскивать его от мотоцикла, на котором в такую-то погоду не поездишь, не придется – с другой, Ясуока счел за лучшее спешно ретироваться.
– Полагаю, вы закончили главу? – Хаттори потер виски.
– Да. Но ты её не получишь, пока не найдешь достойного оправдания своей безответственности!
– М, – неопределенный жест. – Видимо, придется прикрыть "Ворона".
Несколько секунд Фукуда переваривал услышанное.
– То есть, как это "прикрыть"? "Ворон" популярен! Да и собрание ещё не скоро! Что за чушь?!
– Это не чушь. А "прикрыть", значит – приостановить на время.
– Да на какое, к черту, время?!
– Ну, на месяц, наверное. Или полтора. Или два. Как пойдет...
– Что с Ниизумой? – вспылил Фукуда. – Говори уже нормально.
– Да руку он сломал! Пошел отправлять новогодние открытки. Сам, говорит, всем нарисовал, порадовать захотел... Порадовал! Ох, бедный я, бедный! Что ж я шефу-то теперь скажу?
– Какую? – вопрос прозвучал неожиданно вкрадчиво.
– Что? – не понял Хаттори.
– Руку какую сломал, спрашиваю.
– А... понятное дело, правую.
– Что врачи сказали?
– Ну, месяц не напрягать, а то срастись неправильно может.
– Угу. И где он сейчас?
– Кто?
– Ниизума, конечно!
– Так я его домой отвез. Потому и опоздал.
Фукуда резко поднялся, сгреб куртку и мотоциклетный шлем, ткнул Хаттори ключи и конверт с отрисованной главой.
– Вот. И закроешь мастерскую. Дурак ты всё-таки.
– Эй! Ты чего!? – редактор в панике схватился за голову. – В такую погоду – на мотоцикле? Да вы меня совсем в гроб загнать решили, оставив без двух лучших мангак?! Да я...
– Доеду, не зуди... – буркнул в ответ Фукуда, захлопывая за собой дверь прямо перед носом Хаттори.

...Подойдя к знакомой двери, Фукуда сразу понял, что оказался прав. Он повернул ручку – не заперто.
Эйджи сидел за своим столом в полном одиночестве в наушниках.
– Ворон! Кар! Прыжок! Летиииииит! Виииииииииизг!.. Нет!!!
Кое-как смятый лист бумаги угодил прямо в лоб, что выбесило окончательно.
– Ты придурок! Какого хрена творишь!? – одним рывком он откинул наушники и, схватив Эйджи за шкиру, как паршивого котенка, выволок его из-за стола. Отпустив прямо на пол, Фукуда гроздо выпрямился и упер руки в бока. – Ну, совсем сдурел?
– Добрый вечер, Фукуда-сенсей! – Эйджи тут же уселся на пятки, выказывая почтительность. – Давно не виделись. Ваша предпоследняя глава была очень...
– А ну, заткнулся! Поязви мне тут! – Фукуда тяжело опустил руку на макушку своего соперника по перу. – Это что такое?
– Где, Фукуда-сан?
– Вот это!
– Рука!
– А на руке что?
– Э...
– Ну?!
– Гипс?
– Верно! А что сказали об этом в больнице?
– Я не помню, – Эйджи подпер подбородок левой рукой и задумался. – Там был такой потрясающий доктор, что я больше размышлял о том, какого злодея с него можно нарисовать, чем слушал...
– Ты точно идиот! – зарычал Фукуда. – И издеваешься! Тебе нельзя двигать правой рукой!
– Так я же ничего не двигаю – только рисую! – казалось, истинному изумлению не было предела.
– Тебе нельзя ничего!
– Ничего?
– Да!
– Совсем ничего?
– Да!
– А рисовать?
Фукуда готов был рвать на себе волосы.
– Да, и рисовать тоже!
– Ура, значит, рисовать можно! Ворон! Кар-ка...
– А ну, заткнулся! Рисовать нельзя!
– Но ведь Фукуда-сенсей только что сказал, что можно!
– Я сказал, что "да, тоже нельзя"!
– Фукуда-сенсей меня путает...
– Ниизума! – зарычал Фукуда, наклоняясь к Эйджи. – Помнишь, что было, когда Маширо-кун попал в больницу?
– Ашироги-сенсей?
– Да.
– Помню, – Эйджи стал серьёзен.
– Так вот, я опять объявлю бойкот, но на этот раз, если ты не перестанешь на время рисовать, понял? И ребята меня поддержат! А тебе будет стыдно!
– Почему?
– Потому что никому не будет интересно, если главный соперник сойдет с дистанции.
Эйджи задумался.
– Тебе Хаттори-сан сказал?
– Да.
– Мммм... Ну, хоть чуть-чуть? – по-детски закапризничал Эйджи.
– Только через пару недель! А я пока за тобой пригляжу.
– ...Ну, хоть левой-то можно?
– Можно! – подумав, дал добро Фукуда. – Но увижу, что помогаешь правой, – спрячу всю бумагу!
Эйджи после этого предупреждения приуныл.

Первый и второй дни были самые тяжелые: Эйджи царапал левой рукой в альбомах манускрипты и наброски, но явно оставался неудовлетворен результатом. В глубине души Фукуда того понимал и жалел, но мысль о плохо сросшемся переломе нравились ему ещё меньше, чем мысль о его нынешних страданиях. Чтобы как-то развеяться, днем они ходили в городской парк, потом гуляли по центру. Зашли в кино, где эмоциональный Эйджи распугал всех посетителей, а фильм в итоге оказался бездарный.
На утро третьего дня приехал Хаттори, начал рвать на себе волосы и орать про то, что два его мангаки желают остаться без места в Джампе. Фукуда обиделся и послал редактора куда подальше. Тот тоже обиделся и действительно ушел...
К вечеру приехал Ясуока с манускриптом новой глав, который они обсуждали накануне. Фукуда смачным пинком отправил того домой, сказав, чтобы приезжал на следующий день, а сам уселся за работу. Эйджи, в первый раз оказавшись не у дел, не находил себе места и вился вокруг ассистентского стола, за которым обосновался Фукуда, наблюдая как тот рисует. Естественно, появились звуковое сопровождение и комментарии. Чтобы не сорваться на грубость, пришлось отвечать. Очень быстро Фукуда сам втянулся в "озвучку" процесса, хотя, в отличии от Эйджи, пояснял он быстрее причины, сюжетные ходы и приёмы рисунка. Оторвался от очередной страницы он только ближе к полуночи и понял, что происходит что-то не то. Первой мыслью было, что Эйджи всё-таки под шумок уселся рисовать. Мысль была глупой – беззвучно работать тот не умел, а в мастерской стояла мертвая тишина. Фукуда попробовал подняться, но тяжесть и затекшие ноги не позволил. Взгляд упал на колени.
– И только попробуй обслюнявить мне джинсы, – поскреб он в затылке, глядя на спящего Эйджи. Тот, вероятно, задремал, сидя на полу рядом и наблюдая за процессом рисования, держа поверхность стола на уровне глаз.
Потянувшись, Фукуда потрепал гения по макушке и откинулся на спинку стула, усмехаясь:
– Ладно. Справимся и с этим. Не впервой!
– Ворон, кар... удар... победа... – забормотал во сне Эйджи, соглашаясь.

@темы: bakuman

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Однострочники-кроссоверы

Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Персонажи: много разных
Дисклеймер: моя только шизофрения
Саммари: зарисовки авторских тараканов
Примечание: кое-что действительно хочется написать/прочитать

Однажды...

Однажды Роуджиро Оторибаши потерялся во время празднования Танабаты. Татсуми пришлось долго отбивать у Кенсея и Лава несчастного Ютаку. ...Хотя надо было просто снять с него маску!

Однажды встретились Ллойд Ларго и Ли Комуи и немного пообщались.... Экзорцисты и Пчелы потом ещё долго восстанавливали свои штаб-квартиры. Но от идеи взять себе комурина в качестве динго Ларго всё-таки отказался.

Однажды Грей Фуллбастер увидел издалека Хиджикату Тоширо. И после этого бросил курить. Да вы сами на Хиджикату посмотрите!

Однажды Суперби Сквало надоело быть мафиози. Тогда он уехал в Японию, научился рисовать, купил мотоцикл и сменил имя на творческий псевдоним Фукуда Шинта. Орать он, впрочем, так и не разучился.

Однажды Лал Мирч попала в будущее. В Секторе 9 никто ничего не заметил - какая разница, с чего Майор опять загруженная? И только Бато что-то заподозрил.

Однажды к дядюшке Кавахиро приходили окиогари. А он им сказал, что на поезд опаздывает. И ни с каким Муроем Сейшином не знаком.

Однажды Колонелло встретился с Курцем Вебером. После этого Лал решила, что видела самый страшный кошмар в свой жизни: двух Колонелло. А сержант Мао просто оттаскала обоих за уши - вот ещё, проблема!

Однажды к Ирие Шоичи пристали две вульгарные девицы, называвшие его Брифом. А Ирие был только рад, кстати: в коим-то веке ЭТИ между собой различались. Даже в темноте, почти молча и на ощупь!

Однажды Мукуро стрелял себе в висок... Да нет, ничего. Просто он тогда на радостях после побега переиграл в Persona 3, а любовь к красивым жестам у него была врожденная.

Однажды столкнулись Бьякуран Джессо, Ичимару Гин и Саката Гинтоки - и ничего не произошло! "Мои "Я" из параллельных миров!" - гордо решил Бьякуран. "Отражения?" - подумал близорукий Ичимару. "Косплееры!" - проворчал Гинтоки.

Однажды встретились Кьераку, Старрк, Шамал и Закуро. "Твою ж мать, да сколько можно тырить траву и списывать друг у друга?" - подумали они единодушно. А Кьераку ещё предложил выпить - от безысходности.

@темы: 1~строкой, х-over

---

Автор: Ирч (Oui, mon colonel!)
Бета: —
Рейтинг: PG
Жанр: romance, humour
Дисклеймер: моя только шизофрения, да и ту готов отдать в заботливые руки директора Ли.
Саммари: Франкенштейн/М-21. Переживания по поводу своей дальнейшей судьбы. Поцелуй на балконе.

600 c.

- Вечерний моцион, значит? - насмешливый голос из-за спины предупреждает о появлении на балконе хозяина дома.
М-21 не оборачивается и не отвечает - вопрос риторический, Франкенштейн умеет пустить пыль в глаза. Не сказать, что любит, но делает это отлично - видимо, это врожденная черта характера.
«Франкенштейну можно позавидовать, - с горькой иронией думает М-21, - как, впрочем, и директору Ли. Такие разные и такие похожие - эти две ипостасьи так легко уживаются в одном человеке, у которого есть своё место, и своё дело. Не чета такой простой и непримечательной жертве экспериментов. И чего ему опять надо?»
Франкенштейн как всегда не спешит, прислоняется спиной к стене и молча улыбается.
- Опять рефлексируешь?
- Можно сказать и так, - М-21 уже начинает привыкать к едким насмешкам в свой адрес, так что иной раз позволяет себе ответить в тон: понятно, что по голове за это не погладят, но и выгнать - не выгонят: эти двое, что приютили его, фактически обеспечивают ему прикрытие, политическое убежище от организации. Сложно сказать, о чем они думают и что планируют на его счет, но иногда кажется, что им действительно всё равно: пока он не делает ничего необдуманного, пока он никому не опасен - они позволят ему оставаться здесь и дальше.
И всё же сложно не заметить искры легкого интереса, которые иногда зажигаются в глазах Франкенштейна, когда он смотрит на М-21 - исключительно, когда Рея нет рядом. Когда же они втроем, он позволяет себе только колкости - то, что его мастер игнорирует.
Мысли опять сверачивают в накатанную колею лёгкой рефлексии: М-21 не страдает, но ощущение, что в жизни чего-то не хватает, терзает с завидной регулярностью. Это можно пережить, если бы не отчетливое понимание, что не достает именно той малости, которую принято называть смыслом.
- Бросай это дело, - усмешка у Франкенштейна выходит на редкость пугающая.
- Иначе - что? - огрызается М-21, поворачиваясь и шагая к выходу с балкона. - Мне уже ничего не страшно - всё что можно было потерять, я потерял.
- Думаешь? Ты невнимателен. И память стоило бы подкорректировать. Забыл, что я сказал в прошлый раз: ты можешь оставаться здесь потому, что такова воля мастера. Поверь, это уже кое-что значит. Покровительство, работа... немало.
- Значит, у тебя ко мне...
- У меня к тебе? - выпрямившись, хмыкает Франкенштейн.
- Ты мне не доверяешь, я помню.
- Верно.
- Тогда какой тебе интерес? Польза?
- Интерес... - рука хозяина дома медленно поднимается и хищно тянется к лицу М-21, но, дрогнув, на полпути останавливается и опускается на плечо. - Думай, что хочешь.
Последнюю фразу Франкенштейн почти выдыхает, наклонившись вперед и глядя прямо в глаза.
- Это что, намек? - хмурится М-21.
- Нет, я говорю прямо, - от голоса с таким интонациями, от взгляда в глаза, в которых ничего не прочитать, кроме вызова и угрозы, по спине начинают бегать мурашки.
Франкенштейн наклоняется ещё ближе и совершенно спокойно целует его - легко, немного дразняще, касанием вскользь, мимолетно проводя языком по губам и напоследок чуть прикусив нижнюю губу, не закрывая глаз и наблюдая за реакцией. Потом отступает назад, расправив плечи. Малость, - но никогда не испытывающий подобного М-21 только и может, что удивленно смотреть на него, застыв мраморным изваянием.
- Такой интерес тебя устроит? - чуть театрально уточняет Франкенштейн.
- А? Мммм... - растеряв все слова, М-21 не знает, что ответить.
- Я так и подумал, - Франкенштейн довольно кивает и выходит с балкона, плотно притворяя за собой дверь.
Настроение у него прекрасное.
- А на счет психологических экспериментов я мастеру ничего не обещал, - хмыкает он себе под нос.

@темы: nobless